«Всех скорбящих Радость»
«Вдруг дверь в избу отворилась. В дом вошла Дева невиданной красоты в неизреченном сиянии…»
Недавно мы публиковали интервью с насельником Свято-Введенской Оптиной пустыни, духовным писателем иеромонахом Александром (Матюхиным). В его книге «Человек Божий» рассказывается о современном подвижнике старце монахе Николае Дивеевском. В публикуемом ниже отрывке из этой книги речь идет о родителях будущего старца.
До своего замужества Евдокия принадлежала к старообрядческому расколу. Была на редкость набожна, тихого, кроткого духа. Родители Симеона, нуждаясь в хорошей, смиренного нрава помощнице, которая могла бы понести семейный крест странноприимства, усердно помолились Богу и остановили свой выбор на Евдокии. Родители ее с почтением относились к семье Рубцовых за их нелицемерный, истинно христианский уклад жизни, хоть и разделяла их пропасть раскола. Полюбили они и Симеона за его безкорыстную любовь к Богу. Смиренный и кроткий нравом, крайне незлобивый и добродушный, Симеон, подобно великому праотцу всех правоверующих Аврааму, часто сидел у дороги. Он призывал проходящих мимо в свой дом разделить трапезу и найти ночлег и упокоение от долгого утомительного странствия. Болезнуя о каждом нуждающемся страннике, он всегда держал двери дома открытыми. Родители Евдокии не могли удержаться от слез умиления и благословили брак Симеона с их дочерью.
С воцарением на Российском престоле исповедника веры Христовой, Царя-Мученика Николая Александровича Романова, для врачевания раскола были приложены большие силы. Его старанием началось движение к соединению старообрядцев с Православной Церковью. Была снята анафема 1667 года, что позволило православным заключать церковные браки со старообрядцами. Были открыты единоверческие приходы, где в лоне Православной Церкви сохранялись старообрядческие общины с их укладом благочестия.
Настало благоприятное время совершить законный брак. После Великого Поста Симеон и Евдокия обвенчались. Евдокия дала обет перейти в Православие, как только получит родительское благословение на брак с Симеоном и укрепится духом в истинности веры мужа своего. Ей было очень тяжело сделать этот шаг. Она очень любила своих отца и мать, помнила слова премудрого Иисуса, сына Сирахова: «благословение отца утверждает домы детей, а клятва матери разрушает до основания» (Сир. 2, 9). Евдокия боялась их проклятия и по этой причине без их благословения не решалась принять веру мужа. Да и сам Симеон не насиловал ее воли. Нисходя любовью своей к ней, горячо молил он Матерь Божию, дабы Она смилостивилась над Евдокиею и привела ее мятущуюся душу в ограду спасительной веры.
Евдокия тоже много молилась Царице Небесной, чтобы ей не согрешить ни пред Богом, ни пред родителями и быть в духовном общении с мужем своим. Тягость раскола незримо разрывала ее мятущееся сердечко. Где же правда? В отеческих ли преданиях и древних обрядах или в вере мужа? Этот вопрос постоянно возникал в душе страдалицы.
Однажды, когда в доме никого не было, Евдокия сидела в горнице, пряла лен и читала шепотом «Богородицу» пред иконой «Всех скорбящих Радость». Симеон в то время уехал на заготовку дров. Евдокия читала по очереди, то по-старообрядчески, как в доме отца своего: «Богородице Дево, радуйся, Обрадованная Марие, Господь с Тобою…», то как в доме мужа своего: «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою…» Вдруг дверь в избу отворилась. В дом вошла Дева невиданной красоты в неизреченном сиянии, одетая в лучезарный белый апостольник. Евдокия как бы застыла в оцепенении. Матерь Божия подошла к ней, взяла в Свои пречистые руки десницу Евдокии и сложила ее пальцы в триперстное благословение. Потом наложила на нее знамение Креста Господня так, как совершал его Симеон, сказав при этом следующее: «Евдокия, в молитвах своих ко Мне обращайся — Благодатная, а они как знают. Бог им судья». Евдокия не смела слова вымолвить, только и прорекла: «Богородица, Ты ли это?!» Дева вновь взяла с триперстным сложением руку Евдокии, приложила ей ко лбу и вышла вон, как и вошла.
Когда пришли муж и родители Евдокии, дом Симеона был исполнен неописуемого благоухания. Евдокия сидела в исступлении, и никто не мог отвести от ее чела десницы с триперстным сложением. И только когда собрались все староверы посмотреть на сие чудо, Симеон смог отвести ото лба жены ее руку, а Евдокия рассказала обо всем, что произошло: как Матерь Божия повелела ей величать Ее Благодатной. Страх Божий объял сердца раскольников, и все они, раскаявшись в своих заблуждениях, соединились с Матерью Церковью. Душа блаженной Евдокии от сего чудного посещения исполнилась умиления, которое она сохранила до конца своих дней.
На снимке: икона Божией Матери «Всех скорбящих Радость».
Источник
Благодатная тихая радость
Протоиерей Игорь Макаров из самарского поселка Прибрежный пишет письма своим прихожанам.
Протоиерей Игорь Макаров из самарского поселка Прибрежный пишет письма своим прихожанам.
Здравствуйте, мои дорогие!
В праздники бывает особенно грустно. И не потому, что всё плохо, а потому, что всё не так хорошо. Не так хорошо, как было. Ведь сердце-то помнит… И куда всё девалось? Радость, ставшая воспоминанием.
Порою мне кажется, что все чувства, которые я должен был испытать, я уже испытал. Осталось довольствоваться пережитым… Б/у-шные чувства. Как потрепанное пальто или растоптанные ботинки…
Говорят, что дважды в одну реку войти невозможно, но есть океан, в который все эти реки впадают. Реки радости и реки печали, они сливаются воедино и становятся океаном души… Нет печали без радости, а радости без светлой печали… И в «жестоких» скорбях, и в «напрасных» мучениях, и в потерях «безвременных», «несправедливых» — присутствует Божественная Благодать, и как отклик души — благодатная тихая радость!
 «Чашу спасения прииму и имя Господне призову». |
День, когда отпевали известного самарского старца отца Иоанна Букоткина, был слишком обычным, не праздничным, серым. Людей было много, толкались, ворчали… Я стоял во дворе Петропавловской церкви и думал: «Лучше бы опоздал; что толку, разве это молитва…» Наконец священники подняли гроб и дружно запели «Вечная память», и вдруг — волна чудной радости! И было понятно (по глазам, по слезам, по взволнованным лицам) — её чувствуют все, это общая радость. И вспомнилась мне «велия радость» Апостолов, когда они возвращались с горы Вознесения. Они еще не знали радость Пятидесятницы, но благодатная радость разлуки (неспособной их разлучить) была им открыта.
Молодой священник получил повестку в военкомат. В назначенный срок он явился в кабинет военкома и был встречен волной обвинений: «Хватит прятаться за юбками… Не стыдно жить за чужой счет. Кто Родину защищать будет. »
Пожилой полковник словно с цепи сорвался. А батюшка (у которого уже было двое детей, и по закону он был освобожден от воинской службы) сначала весь покраснел, потом побледнел. «Простите… Конечно… Как Богу угодно…» И, сам не зная зачем, низко поклонился полковнику. А когда поднял голову — внутри всё изменилось, стало так радостно и легко, что он невольно заулыбался. Полковник, не понимая, что происходит, вдруг замолчал, пристально посмотрел на блаженного батюшку и сбивчиво пробубнил: «Нервы… Простите… Свободны…»
Сейчас этот батюшка уже маститый протоиерей, но та благодатная радость смирения, которую он тогда испытал, навсегда изменила его отношение к «несправедливости».
Схиархимандрит Серафим (Томин) много раз пытался мне внятно и доходчиво объяснить, как следует понимать святость. «Нет, мой хороший, святость — это не полноводная река, которая течет себе да течет в своем неизменном русле. Скорее, это горный ручей, который струится, бурлит, а порой и мелеет… «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит…» Для отца Серафима тема святости носила личный характер. В начале своего жизненного пути он несколько лет провел рядом со святыми людьми — буквально святыми (Святитель Лука Войно-Ясенецкий, преподобный Кукша Одесский); и ему, будучи уже старцем, приходилось держать ответ перед их светлой памятью. «Я вспоминаю этих людей и плачу о своей нищете, и в этом плаче нахожу радость и утешение».
Слезная радость — самая нежная радость — «ласка Христа», так её называют подвижники.
«Однажды у одного известного старца, духовника крупной обители, разболелся палец, — вспоминал батюшка Серафим. — Ох, как же он сильно кричал! «У нашего старчика пальчик болит», — шептались монахи. Через несколько дней крик прекратился. Обезпокоенные монахи стали по очереди навещать старца. Войдет встревоженный брат в его келью, а выйдет с лучезарной улыбкой, будто его чем одарили… Сам старец потом признавался: «Я и не знаю, как такое случилось, словно гноился не палец, а что-то в душе, а когда этот гнойник прорвался, стало так благодатно и радостно. » Его чудотворная радость исцеляла людей от злого уныния, страхов, безверия».
Как объяснить благодатную радость раскаяния, или радость доброй усталости, или радость возмездия (когда заслуженное наказание примиряет нас с совестью), или радость ожидания смерти («Я жду свою смерть, как жених ждет невесту», — говорил Митрополит Антоний Сурожский)?
Что у грешника на душе, я знаю отлично, а вот что чувствует праведник, мне трудно понять. Принято считать, что святая душа наполнена райским блаженством. А я смею предположить, что Божественная Благодать обостряет все человеческие чувства — и самые сладкие, и самые горькие. Но на вершине всех искренних чувств — благодатная радость!
Ученые говорят, что мы используем свой мозг только на десять процентов. А на сколько процентов мы используем сердце. Какова реальная глубина наших чувств. Если взять наше самое сильное чувство, которое мы когда-либо пережили, и умножить ну хотя бы на десять… Никакая греховная страсть неспособна дать нашим чувствам такую свободу и силу, которую открывает в нас Благодать.
Душа дышит радостью. Без нее душа умирает; даже если тело живет — душа умирает. Она словно воздух — всё наполняет, но при этом невидима, неощутима. Но мы, словно рыбы, отчаянно хватаем ртом воздух, но дышать им не можем… Безрадостность — не отсутствие радости, а потеря способности дышать Благодатью. Безрадостность — безблагодатность.
Можно радоваться сердцем (с трепетом), а можно умом (созерцательно); можно получать телесное удовольствие, а можно наслаждаться прекрасным; есть детская радость и есть зрелая, естественная и необъяснимая, бурная и сокровенная… Но при всем своем многообразии, по сути, по естеству, есть лишь одна настоящая радость — благодатная радость! Всё остальное — подделки, попытки заполнить душевную пустоту. «Похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» — греховные радости. Настоящая радость не падает с Неба, она нас возносит.
«Так бывает только после Причастия, придешь домой, сядешь на диван и — хорошо!» — делился со мной один искренний человек. Это было давно… А сегодня, после долгой Рождественской службы, вернулся домой — усталый, выжатый как лимон — сел на диван, а внутри — хорошо.
«Дух дышит, где хочет», и когда Он неведомым образом становится дыханием грешной души — случается радость!
Источник
Радость веры
Протоиерей Игорь Макаров из поселка Прибрежный продолжает писать письма своим прихожанам.
Протоиерей Игорь Макаров из поселка Прибрежный продолжает писать письма своим прихожанам.
Об авторе. Протоиерей Игорь Анатольевич Макаров родился в 1967 году в городе Потсдам, Германия, в семье военнослужащего. Окончил Благовещенское высшее военное командное училище. С 1991 до 1995 года работал заместителем редактора Православной газеты «Благовест». В 1996 году рукоположен в сан священника. Настоятель храма в честь Новомучеников и Исповедников Церкви Русской поселка Прибрежный г. Самары.
Письмо тридцать третье.
Здравствуйте, мои дорогие!
Это было давно. Кажется, в другой жизни. Наши первые — такие незрелые, но смелые — светлые христианские мысли! Дела — они будут потом, а тогда — только мысли… Впрочем, тогда мы больше мечтали, чем думали; больше парили, чем шли твердым шагом. Привычки менять не спешили, не спешили жить «как положено». Но жили по сердцу. Какие там подвиги, когда голова идет кругом, когда земли почти не касаешься… Словно мы научились летать, но не знали, что с этим делать. Так и болтались, как воздушные шарики на коротенькой привязи. Ни туда ни сюда, но столько стремлений.
Да, это важно, с каким настроением (или стремлением) ты вошел в церковную жизнь. В радости или в печали. В поисках большего или в страхе потерь… Это запечатлеется в душе человека на всю его жизнь. Я не говорю, что одно лучше другого. Просто это две разные дороги к вере, ведущие к одной общей цели, но с разных сторон.
Вторым (идущим от скорби), конечно, труднее, но и помощи больше, любви. Как будто вернулся домой после долгой разлуки. Ты всё позабыл. Чужой среди близких. И объятья Отца тебя только смущают. Чем ты их заслужил.
Помните притчу: сердце блудного сына открылось! Но так не у всех получается. Проходят долгие годы, а человеку всё как-то не по себе, всё как-то не верится, что Отец его ждал, что Он его любит. Когда люди говорят, что в Бога не верят, мне кажется, они имеют в виду именно это неверие. Неверие в то, что Бог присутствует в их личном пространстве — не где-то «вообще», а именно там, где болит, где тревожит, где бывает так пусто от одиночества… И постепенно ложится под сердце коварная мысль: «Бога нет в моей жизни». Неверие в милосердие Божие каким-то неведомым образом может приразиться к душе даже церковного человека. Недоверчив, безрадостен и очень раним — вот краткое описание современного «неверующего христианина».
Как поверить в любовь? Как проверить любовь? Да никак! Невозможно. Любовь познаётся любовью. Любить — это верить, а верить — это любить. То же самое и с милосердием. Хочешь познать милосердие Божие — прояви милосердие!
Фото Екатерины Жевак.
Как это важно: оказаться в среде редких счастливчиков, к вере пришедших от радости! Как это важно: с самого раннего детства, с самых пеленок, открывать своим детям милосердие Бога! Детская вера должна быть сладкой на вкус с послевкусием радости. А скорбная чаша и уксус с вином — всё это потом… Дети, пришедшие в храм, должны быть как те воздушные шарики. Их держат за руки, а они трепещут от радости… «Ну и ну, размечтался!» — подумают многие. Но если б не видел — не говорил. Радость веры — не удовольствие и не плата за труд, это отклик души на присутствие Бога. Отсюда и трепет…
Кроме сына, хлебнувшего лиха в далекой стране, был и еще один сын, который всегда оставался с отцом. Достаток, внимание и любовь — всё ему. Ему одному. Он ни в чем не нуждался…Что же с этим счастливчиком приключилось, вы, наверное, помните. Позавидовал, возроптал. Да просто взбесился!
Кто толкнул Иуду на это предательство? Кто сделал Христа ему ненавистным? И кто в конечном итоге заставил его удавиться? Многие скажут: «ведомо кто, это — дьявол!» «И вошел в него сатана», — как пишет Апостол Иоанн. Другие резонно заметят: «Это всё сребролюбие!» Верно и то, и другое. Только вот почему сатана выбрал Иуду? И почему сам Иуда, если был таким сребролюбцем, слишком дешево продал Христа? Тридцать сребреников — по тем временам это стоимость одного хиленького раба или плата за сезон наемной работы на винограднике. Три месяца попотел, и свободен. А тут — такой риск, столько волнений. А в итоге — петля.
Нет, деньги тут не главное. И сатана был бы тут совершенно безсилен, если б только не эта «мелкая страсть», как мы её называем. Это зависть, мои дорогие, самая злая, самая подлая страсть! Зависть сделала из ангела — дьявола, а из апостола — христопродавца. Зависть делает всё вокруг нас ненавистным, творит «подлецов», «наглецов», «злопыхателей» — всю эту свору мнимых врагов, которая нас окружает. Так нам кажется. И кольцо всё сжимается, как петля, — с каждым годом всё туже и туже…
Как часто, стоя на исповеди, я слышу эти слова: «У меня грехов много, но я человек совсем не завистливый». И попробуй что-нибудь возразить… Зависть застит глаза. «Нежелание добра другому, а одному лишь себе», — вот как определяет зависть в своем словаре Владимир Иванович Даль. Всего лишь «безобидное» нежелание. Какие тут оправдания.
Много бы опустело тесных тюремных камер и просторных начальственных кабинетов, если бы их насельников не мучила эта страсть. Одних она заставляет совершать преступления, других «радеть об общем благе»… Опускает на дно и возносит к вершинам. Всё отнимает и топит в богатстве… Мощный стимул «развития» личности — сейчас её так называют.
Но кроме активной, деятельной зависти есть и зависть пассивная. Пассивная зависть — словно сорняк. Она пробивается в наши «святые» молитвы. Коренится в «жертвенных» подвигах. Заглушает любовь…
В притчах библейских есть такое резкое выражение: «Смиренное и сокрушенное сердце — это жизнь для нашего тела, а зависть — гниение костей…» От зависти страдает не только душа, но и тело. Ученые говорят, что эту «негативную эмоцию» (приступ зависти) можно легко зафиксировать в лобной части головного мозга. Когда эта «эмоция» возбуждается, происходит всплеск энергии, похожий на взрыв. В этом взрыве гибнут тысячи нервных клеток.
А ведь лобная часть — это еще и «дом» таких человеческих чувств, как ответственность, целеустремленность, внимание… А мы еще удивляемся: почему у нас так быстро кончаются силы? Откуда такое злое равнодушие ко всему.
. Раньше я не очень-то верил в правдивость пронзительных слов, сказанных перед смертью: «Я ни о чем не жалею!» Всё меняется… И чем больше живу, тем меньше о чем-то жалею. Груз ошибок с годами должен всё тяжелеть, тяжелеть… А он становится легче! Слава Богу за всё! Как это верно!
Нет, у меня еще много всяких там сожалений (это значит, что жизнь моя — продолжается). Но все мои сожаления какие-то несерьезные. К примеру, я очень жалею, что так и не смог научиться жить на природе. А так бы хотелось сидеть допоздна у костра, просыпаться в палатке, рыбачить на зорьке. Уже не получится — пробовал, «как-то не в кайф» — как говорят молодые… Может быть, после смерти…
А еще я жалею, что не смог совершить кругосветное путешествие… Глупость какая! Зачем. К заграничному отдыху я равнодушен, но здесь ведь другое. Увидеть (запечатлеть) всю землю «в объеме», как её Бог сотворил. Конечно, вид из окон нашего дома просто прекрасен, и он мне вряд ли когда-нибудь надоест. Но ведь это всего лишь мазок на чудесной картине. А я бы хотел увидеть эту картину как есть, целиком. Может быть, после смерти.
Признаюсь ещё в одном сожалении: я так мало вас знаю! Нет, людей я знаю не мало, но так мало вас знаю: люблю, чувствую, понимаю… Столько стен между нами… Может быть, после смерти…
Источник