Сьюзан джонсон как стать эмоционально фокусированным терапевтом
Мне нужно писать. Я пишу, чтобы попытаться удержать хоть на мгновение хаос движущегося калейдоскопа жизни. Я пишу, когда принимаю клиентов. Я пишу, когда не знаю, как осмыслить то или иное переживание, или когда нахожу что-то особенно важное или прекрасное. Мне нужно записывать, когда клиенты учат меня чему-то во время сеансов – а они всегда меня чему-то учат. Удивительно, но каждый новый сеанс и каждое письменное размышление до сих пор кажутся мне приключением, еще одним шансом забраться на территорию под названием «быть человеком». Что я там найду? Всегда что-то, чего еще толком не понимаю.
Как у психолога у меня также есть возможность быть вечным студентом, слушать выдающихся коллег – психологов и психотерапевтов, которые делятся своими идеями, выводами и мнениями о том, как эта область должна развиваться в XXI веке. Я обучаю психотерапевтов со всего мира и узнаю об их страстях, разочарованиях и дилеммах. Так что вполне естественно, что за последние десять лет у меня сформировалось собственное видение психотерапии, в том числе стоящих перед нами проблем и возможных путей развития. И я не могу не написать об этом видении.
Я возлагаю большие надежды на нашу профессию. Мы сделали и продолжаем делать много открытий, особенно в сфере отношений между людьми, о том, как отношения влияют на нас и меняют нашу жизнь – к лучшему и к худшему. Но часто я также испытываю полное отчаяние, причины которого, я уверена, станут понятны из первой главы.
Мир нуждается в хороших психотерапевтах больше, чем когда-либо. А хорошие психотерапевты нуждаются в надежном инструменте, который даст им возможность понять, что из себя представляет человек и почему он страдает. Он также поможет научиться работать с клиентами на пути к психологическому здоровью. Только когда мы сами чувствуем себя безопасно, когда у нас есть уверенность и осознанность, мы можем помочь клиентам обрести эту безопасность, уверенность в себе и осознанность.
В своей книге я предлагаю краткий обзор теории привязанности как ключевого фактора влияния на развитие личности и на отношения, которые человек строит, а также даю выводы из этой теории для общей психотерапевтической практики. В книге рассматриваются четкие связи между теорией привязанности и эмпирической гуманистической моделью вмешательства (используя эмоционально-фокусированную терапию (ЭФТ)). Описывая то, как понимание сущности и механизмов привязанности трансформируется в эффективное взаимодействие с клиентами в индивидуальной, супружеской и семейной терапии, я использую интегративный подход. Каждому виду терапии (индивидуальной, семейной и для пар) посвящены отдельные главы, за которыми следуют главы с примерами из практики. В первой и – более кратко – в последней главе я описываю перспективы теории и науки о привязанности для психотерапевтической практики. В этой книге основное внимание уделяется депрессии и тревоге, которые также называют эмоциональными расстройствами.
Те из вас, кто знаком с моей работой, вряд ли удивятся моим аргументам или выводам. Я считаю, что мы должны учитывать значение отношений и эмоций в практике психотерапии, а наука о привязанности может стать хорошим ориентиром в нашем ремесле. Наука о привязанности – это наука о биологии, но она также и о здравом смысле. О том, как важно научиться слышать подсказки интуиции. О том, что в первую очередь делает нас людьми, – о наших взаимоотношениях. Чувство прочной позитивной связи с другими людьми – это лучший и, возможно, единственный работающий способ помочь людям найти свою «тихую гавань».
Глава 1. Теория привязанности: ориентир для научно обоснованной практики
Самые захватывающие открытия XXI века будут посвящены не технологиям, а новым аспектам и представлениям о том, что значит быть человеком.
Близость к социальным ресурсам значительно облегчает покорение как буквальных, так и фигуральных вершин, которые встречаются у нас на пути, потому что мозг интерпретирует социальные ресурсы так же, как биоэнергетические – кислород или глюкозу.
В современной психотерапии насчитывается больше тысячи разных направлений и 400 конкретных подходов[2]. К этому следует добавить множество терапевтических «семей», у каждой из которых свой взгляд на реальность. Все подходы различаются степенью конкретизации, глубиной теории, на которую опираются, и количеством эмпирического опыта. Нельзя обойти вниманием и сотни терапевтических методов для решения потенциальных проблем. Акцент в этих методах делается на избавлении от симптомов, а не на анализе личности и контексте, в котором эти симптомы возникают. Глядя на все это (кстати, некоторые техники не меняются уже довольно долгое время), я поражаюсь хаосу, царящему в психотерапии.
Постоянно растущее число расстройств, которые множатся с каждой новой версией классификационных систем (например, DSM – «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам»), моделей и подходов, явно диктует необходимость найти общие четкие и эффективные способы обучения и терапии. Довольно многообещающими выглядят четыре пути. Первый – целенаправленный эмпиризм. Добросовестных психотерапевтов призывают встать на путь науки, ознакомиться с исследованиями, а затем выбирать оптимальные для каждого клиента и его ситуации подход и модель. Это непростая, а может быть, и невыполнимая задача даже для самого преданного своему делу психотерапевта, особенно если учесть, что руководства и протоколы становятся все сложнее для понимания и освоения. Целенаправленный эмпиризм превращает терапевтическую практику в следование набору конкретных когнитивных схем, а терапевт исполняет роль технического специалиста.
Второй путь предлагает сосредоточиться на процессе изменений в терапии. Экономия усилий, по-видимому, достигается за счет того, что терапевт фокусируется на общих факторах в процессе терапевтических изменений, независимо от того, что они из себя представляют. Вполне разумно, если учесть, что по результатам крупных исследований все методы лечения одинаково эффективны. На самом деле такие выводы несостоятельны, поскольку основаны на метаанализе: множество исследований различного качества помещаются в общий котел, из которого извлекаются усредненные и чаще всего бессмысленные результаты. Идея взаимозаменяемых эффектов в разных методах лечения, по-видимому, артефакт методологии оценки[3]. У большинства стандартизированных методик и подходов много общих «активных ингредиентов». Некоторые терапевтические методики признаны более подходящими и эффективными для конкретных расстройств[4], хотя неясно, сохраняются ли такие различия при последующем наблюдении[5].
Coan, J. A., & Sbarra, D. A. (2015). Social baseline theory: The social regulation of risk and effort. Current Opinion in Psychology, 1. P. 87.
Источник
m_3713
m_3713 Маргарита
В процессе терапевтических изменений можно выделить три стадии, подразделяемые на 9 шагов.
Стадия 1. Деэскалация негативных циклов взаимодействия
Шаг 1. Создание альянса и очерчивание круга проблемных тем в сердцевине которых лежит борьба за привязанность.
Шаг 2. Идентификация негативного цикла взаимодействия, касающегося этих тем.
Шаг 3. Обращение к непризнаваемым эмоциям, лежащим в основе занимаемых во взаимодействии позиций.
Шаг 4. Переопределение проблемы в терминах негативного цикла, лежащих в его основе эмоций и потребностей привязанности. Цикл определяется как общий враг, причина эмоциональных лишении и дистресса для обоих партнеров.
Стадия 2. Изменение позиций во взаимодействии
Шаг 5. Идентификация с ранее непризнаваемыми эмоциями, потребностями и аспектами Я в контексте привязанности и интеграция их во взаимодействие партнеров.
Шаг 6. Создание благоприятных условий для принятия переживаний партнера и его новых реакций во взаимодействии.
Шаг 7. Помощь и поддержка в выражении потребностей и желаний; создание эмоциональной вовлеченности и моментов близости между партнерами, переопределяющих их отношения привязанности.
Стадия 3. Консолидация и интеграция
Шаг 8. Помощь и поддержка в нахождении новых решении для старых проблем в отношениях.
Шаг 9. Консолидация новых позиций и новых циклов поведения привязанности.
Среди профессиональных семейных и супружеских терапевтов бытует мнение, что любви не существует. Это забытая переменная (Roberts. 1992). Традиционно терапия пар и семейная терапия занимались такими вещами, как власть, контроль, независимость и посредничество в конфликте — так что для любви и заботы не оставалось места…
Десять положений теории привязанности:
1. Привязанность как врожденная движущая сила. Поиск и поддержание контакта со значимым другими — врожденная, первичная потребность человека на протяжении жизни. Зависимость — явление, которое было патологизировано в нашей культуре, — данная природой часть человеческого существа, а не детская черта, которую можно перерасти.
2. Надежная зависимость дополняет автономию. В соответствии с теорией привязанности, нет такого явления, как полная независимость от других или излишняя зависимость. Бывает лишь эффективная или неэффективная зависимость. Падежная зависимость является условием для автономии и уверенности в себе. Надежная зависимость и автономия две стороны одной медали, а не полярные противоположности. Результаты исследований говорят о том, что надежная привязанность положительно коррелирует с более связным, ясно сформулированным и позитивным представлением о себе (sense of self). Чем более надежная у нас привязанность, тем более отдельными и особенными мы можем быть. В этой модели «здоровым» считается сохранение ощущения взаимозависимости, а не достижение самодостаточности и отдельности от других.
3. Привязанность обеспечивает необходимое надежное пристанище (save haven). Контакт с фигурами привязанности врожденный механизм выживания. Присутствие фигуры привязанности (которой обычно являются родители, дети, супруги или любимые) дает ощущение комфорта и безопасности, тогда как ощущение их недоступности переживается как дистресс. Близость с любимым успокаивает нервную систему. Это природное лекарство от неизбежных в жизни стрессов и уязвимости. Человеку любого возраста положительная привязанность дает надежное пристанище, защищающее его от последствий стресса и неопределенности; это оптимальная среда для непрерывного развития личности.
4. Привязанность обеспечивает надежную базу. Безопасная привязанность также обеспечивает надежную базу, отправляясь с которой человек может исследовать мир и адаптивно реагировать на то, что его окружает. Наличие такой базы поддерживает исследование нового и обусловливает когнитивную открытость для восприятия новой информации. Она придает уверенность, необходимую, чтобы идти на риск, обучаться, постоянно обновлять модель себя, других и окружающего мира, что облегчает приспособление к новым ситуациям. Надежная привязанность дает необходимые силы, чтобы сделать шаг назад и поразмышлять о себе, подвергнуть рефлексии собственное поведение и душевное состояние. Когда в отношениях есть ощущение безопасности, индивидуумы более способны протянуть руку, оказать поддержку, преодолеть стресс и конфликты. Такие отношения оказываются более счастливыми, стабильными и удовлетворяющими. Потребность в надежной эмоциональной связи с партнером — связи, которая была бы надежной пристанью и базой, — центральная тема при дистрессе в паре и в процессе успешного восстановления отношений.
5. Связь строится из эмоциональной доступности и отзывчивости. Итак, эмоции запускают и организуют поведение привязанности. Если говорить более конкретно, то «кирпичиками», из которых строится надежная связь, являются эмоциональная доступность и отзывчивость. Фигура привязанности может присутствовать физически, но быть недоступной эмоционально. Дистресс сепарации возникает, когда фигура привязанности оценивается как недоступная. Важнейшее значение имеет также вера в участие другого, если это потребуется. В логике привязанности – любая реакция (даже гнев) – лучше, чем ее отсутствие. Если нет вовлеченности и эмоциональной отзывчивости, это считывается как послание: «Твои
Сигналы не имеют значения, между нами нет связи», — исходящее от фигуры привязанности. Эмоции имеют центральное значение для привязанности; эта теория обеспечивает руководство для понимания и нормализации даже крайних эмоций, переживаемых парой в ситуации дистресса. В отношениях привязанности мы испытываем самые сильные эмоции.
6. Страх и неопределенность активизируют потребности в привязанности. Когда человеку что-то угрожает, например травмирующие события или негативные аспекты повседневной жизни (стресс, болезнь), или существует угроза надежности самих отношений привязанности — возникает сильный аффект, и обусловленная привязанностью потребность в утешении и контакте становится преобладающей и непреодолимой. Активируется поведение привязанности, а именно поиск близости. Ощущение связи с любимыми — первичное, «встроенное» устройство эмоциональной регуляции. Привязанность к значимым другим — это наша «главная защита от чувств беспомощности и бессмысленности».
7. Процесс дистресса сепарации предсказуем. Если поведение привязанности так и не побуждает к ответной реакции, запускается прототипический процесс гневного возмущения, цепляния, затем наступают депрессия и отчаяние и кульминация всего этого — отчуждение и обособление. Депрессия — это естественная реакция на утрату связи. Боулби считал, что гнев в близких отношениях часто оказывается попыткой возобновить контакте недоступной фигурой привязанности, и различал гнев надежды и гнев отчаяния, причем последний ведет к чувству безысходности и неотвратимости.
8. Существует конечное число небезопасных форм вовлечённости в отношения. Число способов, к которым прибегает человек, чтобы справиться с неотзывчивостью фигуры привязанности, ограничено. Существует не так много способов справиться с отрицательным ответом на вопрос: «Могу ли я зависеть от тебя, когда нуждаюсь в тебе?». Реакции привязанности оказываются организованными в пределах двух осей — оси тревоги и оси избегания.
Когда связь с незаменимым другим находится под угрозой, однако угроза еще не воплотилась, — система привязанности может прийти в состояние гиперактивации или лихорадочной активности. Поведение привязанности становится более заметным, выраженным и интенсивным — часто можно увидеть стремление «вцепиться», преследование, даже агрессию как способ взять любимое существо под контроль и добиться от него реакции. С этой точки зрения и критика, и обвинение, и эмоционально нагруженные претензии, присутствующие в проблемных взаимоотношениях, — это попытка справиться и совладать с болью и страхами привязанности.
Другая стратегия, к которой прибегают, чтобы справиться с отсутствием обеспечивающей безопасность эмоциональной отзывчивости (особенно в случаях, когда надежда на отклик становится все призрачней), — попытаться вовсе выключить систему привязанности, подавить потребности привязанности. Со стороны это выглядит как обсессивная сосредоточенность на каких-то задачах, погружение в работу, а также ограничение или избегание попыток вступить в эмоциональный контакт с фигурой привязанности — ведь это только сильно расстраивает. Эти две основные стратегии — тревожное озабоченное цепляние и отстраненное избегание — могут развиться и стать привычным стилем в близких отношениях. Гневная критика, с точки зрения привязанности, — это чаще всего попытка что-то сделать с недоступностью другого партнера и протестная реакция на изоляцию ощущение, что партнер тебя бросил. В избегающем отстранении можно увидеть попытку ограничить взаимодействие и регулировать собственные страхи — страх отвержения и подтверждение страха, что такой, какой есть, я недостоин любви. Существует и третья стратегия при небезопасной привязанности — это сочетание поиска близости и испуганного избегания близости, когда ее предлагают. В литературе, посвященной детям, такую стратегию обычно называют дезорганизованной, а во взрослой — тревожно-избегающей (fearful avoidant). Такая стратегия обычно встречается в случаях хаотических и травматичных привязанностей, когда значимые другие одновременно оказываются и источником страха, и способом с ним справиться.
Тревожные партнеры больше склонны к сильному гневу, тогда как избегающие переживают сильную враждебность, но приписывают неприязнь своим партнерам. Более того, избегающие партнеры склонны чувствовать враждебность в ситуациях, когда другой партнер сигнализирует о состоянии дистресса и обращается за поддержкой. Выдвинуто предположение, что избегающие партнеры могут в целом быть достаточно социализированными, но стараются не принимать и не оказывать поддержки, когда у них или у их партнера актуализируются потребности привязанности. Люди с избегающей привязанностью также более склонны к беспорядочным сексуальным связям. Тревога и избегание приводят к развитию сверхбдительного отношению ко всему новому и неопределенному и к уравниванию отказа от оборонительной позиции с беспомощностью.
Описание этих стратегий, или паттернов, также согласуется описательными исследованиями супружеского дистресса – в которых выделен, например, паттерн «обвинение-преследование», за чем следует «оборона-дистанцирование», являющийся прелюдией к разрыву отношений.
9. Пpивязанность включает рабочие модели себя и другого. Боулби выделял когнитивную составляющую в репрезентациях себя и другого, присущих тем или иным паттернам реагирования. Для безопасной привязанности характерна рабочая модель самого себя как достойного любви и заботы, как уверенного и компетентною; и исследования на самом деле показали наличие связи между надежной привязанностью и большей собственной полезностью (self-effiсасу). Люди с надежной привязанностью, уверенные, что другие отзовутся, если в том будет необходимость, имеют рабочую модель другого, coглacнo которой партнер представляется надежным и достойным доверия.
10. Изоляция и утрата являются по своей сути травмирующими. И, наконец, важно понимать, что теория привязанности является существу, теорией травмы. Боулби начинал свою карьеру как специалист в области здравоохранения, изучая влияние изоляции и разлуки с матерью на детей. Теория привязанности описывает и объясняет травму депривации, утраты, отвержения и оставленности теми, в ком мы больше всего нуждаемся, и то огромное влияние, которое она оказывает на нас. Боулби рассматривал ссоры и вытекающую из них изоляцию как нечто, в огромной степени влияющее на формирование личности и на способность человека справляться с другими стрессами в жизни. Он был уверен, что наличие у человека уверенности в любимом, знания, что тот будет рядом, если понадобится, «делает его намного менее склонным к острому или хроническому страху в сравнении с человеком, у которого такой уверенности нет.
Джон Боулби всегда был уверен, что привязанность — это роман длиною в жизнь, поэтому, пожалуй, стоило бы остановиться и специально перечислить основные сходства в характерных чертах привязанности, существующих между матерью и младенцем и между любящими друг друга взрослыми.
В обоих типах взаимоотношений существует глубокое желание внимания, эмоциональная отзывчивость и взаимный интерес. И ребенок, и находящийся в любовных отношениях взрослый чувствует себя более уверенно и безопасно, и, следовательно, больше уверен в способности справиться со стрессорами, когда есть ощущение, что любимый находится в зоне досягаемости. И в детско-родительских, и во взрослых от ношениях люди чувствуют себя более счастливыми и расслабленными, у них более высокий порог дистресса, они легче переносят состояние неопределенности или неприятные эпизоды в отношениях, если партнер при этом воспринимается как человек, в целом доступный и отзывчивый. Когда фигура привязанности держится дистантно или отвергающие, как дети, так и влюбленные взрослые испытывают тревогу, озабоченность и не могут сконцентрировался или исследовать свое окружение. Оба типа отношений характеризуются поиском контакта и большим количеством физических контактов — люди поглаживают друг друга, целуют, обнимаются и держатся за руки. Когда страшно, больно или плохо, и взрослым, и детям особенно хочется, чтобы любимый их поддержал и утешил. В любом возрасте разлука и утрата фигуры привязанности приводит к состоянию дистресса, в любом возрасте есть страх этой потери. Воссоединение вызывает радость и дает ощущение комфорта, что выражается в движении навстречу, приветствии; это особенно заметно, если были сомнения в воссоединение. И в детско-родительских, и во взрослых отношениях люди делятся переживаниями и обмениваются подарками; и там, и там ценится доверие; в обоих типах отношений люди думают о том, как бы его любимый воспринял то или иное событие, как бы ему что-то понравилось или не понравилось. Это единственные отношения, для которых характерен продолжительный визуальный контакт — разглядывание и любование чертами внешности любимого, желание рассматривать его. Важна невербальная коммуникация: как влюбленные, так и детско-родительские пары «воркуют» друг с другом.
Фигура привязанности может быть не одна, но как у ребенка, так и у взрослого обычно есть одна ключевая, первичная фигура, олицетворяющая собой безопасное прибежище и надежную базу. Бедствия и неблагоприятные обстоятельства усиливают у человека потребность в другом, его поведение привязанности становится более выраженным, и неважно, сколько ему лет. Эмпатическая настройка является одной из составляющих и влюбленности, и игры с ребенком, поэтому, когда отношения привязанности складываются не совсем хорошо, и тут, и там есть обостренная чувствительность к отсутствию взаимности и неодобрению. И влюбленные, и детско-родительские пары получают огромное удовольствие от внимания, одобрения и реакций заботы со стороны другою.
Напротив (и это верно для любого возраста), нарушение отношений оказывайся серьезным стрессом и усиливает подверженность физическим и психологическим проблемам и болезням. От колыбели и до могилы каждому человеку нужен кто-то, кто будет заботиться, замечать, ценить, облегчать боль, подбадривать в жизненных неурядицах и держать за руку в темноте.
Принимая все это во внимание, важно также отметить, что взрослая привязанность отличается от детско-родительской по трем важным характеристикам:
1. Любовные отношения взрослых в большей степени опираются на репрезентации друг друга. У взрослых лучше получается быть мысленно рядом с любимыми (то есть иметь в своем со знании репрезентацию любимого); к этому образу они могут прибегнуть для утешения и поддержки. Чем ребенок меньше,
Тем больше он нуждается в осязаемом присутствии н физическом контакте.
2. Отношения взрослых более сексуально окрашены. Сексуальность можно рассматривать как поведение, мотивированное привязанностью, не в меньшей степени, чем удовольствием от оргазма или инстинктом размножения. Теоретики привязанности указывают на особую роль окситоцина, называемого «гормоном объятий» выброс этого гормона происходит как при кормлении грудью, так и при оргазме. В этом контексте интересно отметить, что проститутки, для которых секс является рациональной сделкой, обычно избегают поцелуев, объятии и контакта лицом к лицу со своими клиентами.
3. Взрослые отношения по своей сути двусторонни и взаимны. В детско-родительских отношениях предполагается, что родитель возьмет на себя инициативу и создаст условия для отношений привязанности с ребенком. Взрослые ожидают, что процесс будет обоюдным.
Источник