Подлинная радость это радость

Подлинная радость это радость

Чудо это не стало развязкой драмы, оно просто рассеяло ее — так свет рассеивает тьму. И драмы как не бывало. С виду ничто не переменилось. Убогая керосиновая лампа, бумаги, раскиданные на столе, прислонившиеся к стене люди, краски, запахи — все оставалось прежним. И однако, все преобразилось в самой своей сути. Эта улыбка дала мне свободу. Это был знак столь же несомненный, столь же ясно предвещал он череду событий и столь же был необратим, как восход солнца. Он открывал новую эру. Все оставалось по-старому — и все стало иным. Стол с беспорядочно раскиданными бумагами ожил. Ожила керосиновая лампа. Ожили стены. Будто некое волшебство развеяло скуку, которую источала в этом подземелье каждая мелочь. Словно сызнова потекла по жилам незримая кровь, связуя все здесь воедино и всему возвращая смысл.

И те, кто был в комнате, не шелохнулись, но еще мгновенье назад они мне казались непостижимо далекими, словно допотопные чудища, — и вот возрождались к жизни близкой и понятной. С необыкновенной остротой я ощутил: все мы люди! Все мы живые! И я им сродни.

Юноша, который мне улыбнулся, только что был всего лишь исполнителем, орудием, частицей какого-то чудовищного муравейника — и вот, оказывается, он немного неловок, почти застенчив, и застенчивость эта полна обаяния. Едва ли этот террорист был менее груб, чем любой другой. Но в нем проснулся человек и сразу стало ясно, что где-то в душе он беззащитно мягок! Мы, люди, так часто напускаем на себя неколебимую суровость, но втайне каждый изведал и колебания, и сомнения, и скорбь.

Ничего еще не было сказано. И однако, все было решено. Анархист протянул мне сигарету, а я благодарно положил руку ему на плечо. И теперь, когда лед был сломан, другие ополченцы тоже снова стали людьми, и я вступил в круг их улыбок, точно в раскрывшуюся передо мной привольную страну.

Я погружался в их улыбки, как когда-то — в улыбки наших спасителей в Сахаре. Товарищи искали нас несколько дней и наконец отыскали, приземлились как можно ближе, и шли к нам широким шагом, и размахивали руками, чтобы мы издалека увидели: они несут нам бурдюки с водой. Улыбка спасителей, когда я терпел аварию, улыбка потерпевших аварию, которых спасал я, тоже вспоминается мне словно родина, где я был безмерно счастлив. Подлинная радость — это радость разделенная. И спасая людей, находишь эту радость. Вода обретает чудодейственную силу, лишь когда она — дар сердца.

Заботы, которыми окружают больного, убежище, дарованное изгнаннику, даже прощение вины только тогда и прекрасны, когда праздник этот озаряет улыбка. Улыбка соединяет нас наперекор различиям языков, каст и партий. У меня свои обычаи, у другого свои, но мы исповедуем одну и ту же веру.

И разве эта совсем особенная радость — не самый драгоценный плод нашей культуры? Материальные наши нужды могла бы удовлетворить и тоталитарная тирания. Но мы не скот, который надо откармливать. Нас не насытишь благополучием и комфортом. Воспитанные в духе уважения к человеку, мы превыше всего ценим простые встречи, что превращаются порой в чудесные празднества.

Уважение к человеку! Уважение к человеку. Вот он, пробный камень! Нацист уважает лишь себе подобных, а значит, он уважает только себя. Он отвергает противоречия — основу созидания, а стало быть, разрушает всякую надежду на движение к совершенству и взамен человека на тысячу лет утверждает муравейник роботов. Порядок ради порядка оскопляет человека, отнимает у него важнейший дар — преображать и мир, и самого себя. Порядок создается жизнью, но сам он жизни не создает.

А нам, напротив, кажется, что движение наше к совершенству еще не закончено, что завтрашняя истина питается вчерашними ошибками и преодоление противоречий — единственно плодородная почва, на которой возможен наш рост. Мы признаем своими и тех, кто с нами не схож. Но какое это своеобразное родство! Его основа — не прошлое, ко будущее. Не происхождение, но цель. Друг для друга мы — паломники и долгими разными и трудными путями стремимся к месту встречи.

Но вот сегодня уважение к человеку — условие, без которого нет для нас движения вперед, — оказалось б опасности. Катастрофы, сотрясающие ныне мир, погрузили нас во тьму. Перед нами запутанные задачи, и решения их противоречивы. Истина вчерашняя мертва, истину завтрашнего дня надо еще создать. Единого решения, приемлемого для всех, пока не видно, в руках у каждого из нас лишь малая толика истины. Политические верования, которым недостает явной для всех правоты, чтобы утвердиться, прибегают к насилию. Так мы расходимся в выборе средств — и рискуем забыть, что стремимся мы к одной и той же цели.

Если путник, взбираясь в гору, слишком занят каждым шагом и забывает сверяться с путеводной звездой, он рискует ее потерять и сбиться с пути. Если он просто переставляет ноги, лишь бы не застыть на месте, он никуда не придет. Прислужника в храме, чересчур озабоченная сбором платы за стулья, рискует позабыть, что она служит богу. Так и я, увлекшись политическими разногласиями, рискую забыть, что политика лишь тогда имеет смысл, когда она помогает раскрыть духовную

сущность человека. В счастливые наши часы мы изведали чудо подлинно человеческих отношений — и в них наша истина.

Сколь бы жизненно необходимыми ни казались нам наши действия, мы не вправе забывать, во имя чего действуем, иначе действия наши останутся бесплодными. Мы хотим утвердить уважение к человеку. Мы в одном стане — зачем же нам ненавидеть друг друга? Никто из нас не вправе себе одному приписать чистоту помыслов. Во имя пути, который я избрал, я могу отвергнуть путь, избранный другим. Я могу оспаривать ход его мысли. Ход мысли не всегда верен. Но если человек стремится к той же звезде, мой долг — его уважать, ибо мы братья по Духу.

Уважение к Человеку! Уважение к Человеку. Если в сердцах людей заложено уважение к человеку, люди в конце концов создадут такой общественный, политический или экономический строй, который вознесет это уважение превыше всего. Основа всякой культуры прежде всего — в самом человеке. Прежде всего это — присущая человеку слепая, неодолимая жажда тепла. А затем, ошибаясь снова и снова, человек находит дорогу к огню.

Вот потому-то, друг мой, мне так нужна твоя дружба. Мне, как глоток воды, необходим товарищ, который, поднимаясь над спорами, рожденными рассудком, уважает во мне паломника, идущего к этому огню. Мне так нужно хоть изредка заранее вкусить обетованного тепла, немного подняться над собой и отдохнуть на высотах, где мы непременно встретимся.

Я так устал от словесных распрей, от нетерпимости, от фанатизма! К тебе я могу прийти, не облачаясь в какой-либо мундир, не подчиняясь заповедям какого бы то ни было Корана, ни в какой малости не отрекаясь от моей внутренней родины. Перед тобой мне нет нужды оправдываться, защищаться, что-то доказывать; с тобой я обретаю душевный мир, как тогда в Турню. За моими неуклюжими словами, за рассуждениями, в которых я могу и запутаться, ты видишь во мне просто Человека. Ты чтишь во мне посланца тех верований, привычек и пристрастий, которых, может быть, и не разделяешь. Если я чем-то на тебя не похож, я этим вовсе не оскорбляю тебя, а, напротив, одаряю. Ты расспрашиваешь меня, словно путешественника.

Как всякий человек, я жажду, чтобы меня поняли, в тебе я чувствую себя чистым — и я иду к тебе. Меня влечет туда, где я чист. Ты узнал меня таким, какой я есть, вовсе не по моим рассуждениям и поступкам. Нет, ты принимаешь меня таким, какой я есть, и потому, если надо, примиришься и с моими рассуждениями, и с поступками. Спасибо тебе за то, что ты принимаешь меня вот таким, какой я есть. Зачем мне друг, который меня судит? Если меня навестил друг и если он хромает, я сажаю его за стол, а не требую, чтобы он пустился в пляс.

Друг мой, ты нужен мне, как горная вершина, где вольно дышится! Мне нужно еще раз сесть с тобою рядом на щелястой деревянной веранде скромной гостиницы на берегу Соны, и позвать к нашему столу двух матросов, и чокнуться с ними в мирном свете улыбки, подобной восходу солнца.

Источник

Подлинная радость

Подлинная радость

Радость — совершенно особое состояние
человеческого духа

Святейший Патриарх Кирилл

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

В сегодняшнем апостольском чтении (Гал.5:22-6:2) перечисляются плоды Святого Духа, то есть плоды прикосновения к человеку Божественной силы, плоды, которые обретает человек через общение с Богом; и первым таким плодом называется радость.

Нужно вдуматься в эту величайшую истину. Всё остальное занимает свои важные места, но первый плод Духа есть радость.

Радость — совершенно особое состояние человеческого духа . На обычном языке мы называем это состояние счастьем, но у слова «счастье» есть много оттенков и разного рода приземлённых измерений, а в слове «радость» нет ничего от материального мира.

Подлинная радость — это состояние духа, которое невозможно сформировать чем-то земным, даже если оно представляется нам важным и необходимым; и никогда не следует путать радость с весельем, с приподнятым настроением, с прочими положительными эмоциями, которые присутствуют в человеческой жизни.

Радость может быть даже в самых трудных жизненных обстоятельствах. Святые мученики, идя на казнь, испытывали радость. Преподобный Серафим Саровский, тысячу дней и ночей молившийся на камне в лесу, в сердце своем испытывал радость, и словом «радость» он встречал каждого, кто к нему приходил. Радость как плод Святого Духа, радость, которая формируется не под влиянием каких бы то ни было приземленных внешних обстоятельств, — это и есть величайшее благо для человека и самая возвышенная цель его бытия.

Мы знаем, что радость о Господе, радость как дар Святого Духа будет вечно сопровождать в небесных обителях тех, кто сподобится в них войти. Но уже здесь, на земле, эта великая милость Божия доступна и для нас, грешных и недостойных людей. Доступна, когда мы молимся всем сердцем за Божественной литургией, когда причащаемся Святых Христовых Таин, когда прикасаемся к святыне, когда наше сердце неожиданно меняется и мы чувствуем эту перемену, когда в нашем сердце обретаются мир и покой.

Преподобный Серафим Саровский явил нам пример жизни в радости о Господе.

Удивительно: он испытывал радость в лесу, вдали от людей, в невероятно тяжелых физических условиях. Попробуйте в одиночестве прожить в глухом лесу — а как же пропитание? а дикие звери? Но мы знаем, что и дикий медведь приходил к преподобному Серафиму, и тот кормил его хлебом из собственных рук. И это не миф, не сказка, ведь преподобный Серафим жил сравнительно недавно, в ту самую эпоху, которая вошла в историю нашего Отечества как эпоха расцвета культуры, искусства, литературы.

Он жил в просвещённое время, и потому не может быть никаких кривотолков и превратных толкований всего того, что связано с его жизнью, ведь свидетелями тому были многие люди, которые и донесли до нас замечательные слова преподобного Серафима «Радость моя», обращенные к каждому, кто к нему приходил. И дай Бог, чтобы и на нас, людей грешных, немощных, приземленных, так далеких от образа жизни святого преподобного Серафима, Господь в меру наших возможностей (ибо не всё мы можем вместить по нашей греховности) излиял Свою благодать и даровал нам радость Святого Духа.

Преподобный Серафим Саровский — это особый светоч на небосклоне русских святых.

Он так близок русской душе и русскому пониманию святости. Он наш родной и близкий нам угодник Божий, и к нему сегодня должны быть обращены наши особые молитвы, потому что не всё просто в современной жизни — в жизни народа нашего, страны нашей и в жизни каждого из нас.

Во-первых, мы проходим через тяжелейшие испытания, связанные с распространением смертельной инфекции. Кроме того, многим испытаниям подвергается нравственное чувство человека, многие вызовы бросает нашей совести окружающий мир, и так влияют на наши поступки многие внешние обстоятельства, что нужно действительно иметь несокрушимую волю и силу, чтобы избегать искушений, соблазнов и идти по пути спасения.

Но ведь несокрушимая воля и сила — это сверхспособности, это сверходаренность человека, а если мы обычные люди, откуда же нам взять эту сверхсилу? Она даруется только через прикосновение к благодати Божией , которая немощная врачует и оскудевающая восполняет.

Молитвами преподобного Серафима Саровского да поможет и нам Господь, обретая дар благодати, сопротивляться искушениям, соблазнам и всему тому, что отвлекает человека от спасения. И да поможет нам Господь идти по пути, который ведет в Царствие Божие, начинающееся уже здесь, в сердцах людей, в этой земной жизни, и обретающее свою полноту там, в ином мире, в котором окажется каждый из нас. И дай Бог, чтобы для каждого из нас, кто хранит веру в сердце, кто призывает помощь Божию, тот мир был Божиим миром, исполненным радости и благодати. Аминь.

15 января 2021 года, в день предпразднства Богоявления, день преставления (1833) и второго обретения мощей (1991) преподобного Серафима Саровского, чудотворца, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил Божественную литургию в Александро-Невском скиту близ Переделкина. По окончании богослужения Предстоятель Русской Православной Церкви произнес проповедь.

Источник

Письмо заложнику

. . . . . Ничего еще не было сказано. И однако, все было решено. Анархист протянул мне сигарету, а я благодарно положил руку ему на плечо. И теперь, когда лед был сломан, другие ополченцы тоже снова стали людьми, и я вступил в круг их улыбок, точно в раскрывшуюся передо мной привольную страну.

Я погружался в их улыбки, как когда-то – в улыбки наших спасителей в Сахаре. Товарищи искали нас несколько дней и наконец отыскали, приземлились как можно ближе и шли к нам широким шагом, и размахивали руками, чтобы мы издалека увидели: они несут нам бурдюки с водой. Улыбка спасителей, когда я терпел аварию, улыбка потерпевших аварию, которых спасал я, тоже вспоминается мне словно родина, где я был безмерно счастлив.
Подлинная радость – это радость разделенная. И спасая людей, находишь эту радость.

. . . . . . . . . . . Вода обретает чудодейственную силу, лишь когда она – дар сердца.

Заботы, которыми окружают больного, убежище, дарованное изгнаннику, даже прощение вины только тогда и прекрасны, когда праздник этот озаряет улыбка. Улыбка соединяет нас наперекор различиям языков, каст и партий. У меня свои обычаи, у другого – свои, но мы исповедуем одну и ту же веру.

V
И разве эта совсем особенная радость – не самый драгоценный плод нашей культуры? Материальные наши нужды могла бы удовлетворить и тоталитарная тирания. Но мы не скот, который надо откармливать. Нас не насытишь благополучием и комфортом.

Воспитанные в духе уважения к человеку, мы превыше всего ценим

. . . . . . . . . . . простые встречи, что превращаются порой в чудесные празднества.

Уважение к человеку! Уважение к человеку. Вот он, пробный камень! Нацист уважает лишь себе подобных, а значит, он уважает только себя. Он отвергает противоречия – основу созидания, а стало быть, разрушает всякую надежду на движение к совершенству и взамен человека на тысячу лет утверждает муравейник роботов.
Порядок ради порядка оскопляет человека, отнимает у него важнейший дар –

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . преображать и мир и самого себя.

Порядок создается жизнью, но сам он жизни не создает.

А нам, напротив, кажется, что движение наше к совершенству еще не закончено,

. . . . . . . . . . . . . . что завтрашняя истина питается вчерашними ошибками
и преодоление противоречий – единственно плодородная почва, на которой возможен наш рост.

Мы признаем своими и тех, кто с нами не схож. Но какое это своеобразное родство!
Его основа – не прошлое, но будущее. Не происхождение, но цель. Друг для друга мы – паломники и долгими, разными и трудными путями стремимся к месту встречи.

Но вот сегодня уважение к человеку – условие, без которого нет для нас движения вперед, – оказалось в опасности. Катастрофы, сотрясающие ныне мир, погрузили нас во тьму. Перед нами запутанные задачи, и решения их противоречивы. Истина вчерашняя мертва, истину завтрашнего дня надо еще создать. Единого решения, приемлемого для всех, пока не видно, в руках у каждого из нас лишь малая толика истины. Политические верования, которым недостает явной для всех правоты, чтобы утвердиться, прибегают к насилию.

Так мы расходимся в выборе средств – и рискуем забыть, что стремимся мы к одной и той же цели. Если путник, взбираясь в гору, слишком занят каждым шагом и забывает сверяться с путеводной звездой, он рискует ее потерять и сбиться с пути. Если он просто переставляет ноги, лишь бы не застыть на месте, он никуда не придет. Прислужница в храме, чересчур озабоченная сбором платы за стулья, рискует позабыть, что она служит богу. Так и я, увлекшись политическими разногласиями, рискую забыть, что политика лишь тогда имеет смысл, когда она помогает раскрыть духовную сущность человека.

В счастливые наши часы мы изведали чудо подлинно человеческих отношений –

Какими бы насущно необходимыми ни казались нам наши действия, мы не вправе забывать, во имя чего действуем, иначе действия наши останутся бесплодными. Мы хотим утвердить уважение к человеку. Мы в одном стане – зачем же нам ненавидеть друг друга? Никто из нас не вправе себе одному приписать чистоту помыслов. Во имя пути, который я избрал, я могу отвергнуть путь, избранный другим. Я могу оспаривать ход его мысли. Ход мысли не всегда верен. Но если человек стремится к той же звезде, мой долг – его уважать, ибо мы братья по Духу.

Уважение к Человеку! Уважение к Человеку. Если в сердцах людей заложено уважение к человеку, люди в конце концов создадут такой общественный, политический или экономический строй, который вознесет это уважение превыше всего.

Основа всякой культуры прежде всего – в самом человеке. Прежде всего это – присущая человеку слепая, неодолимая жажда тепла. А затем, ошибаясь снова и снова, человек находит дорогу к огню.

VI
Вот потому-то, друг мой, мне так нужна твоя дружба. Мне, как глоток воды, необходим товарищ, который, поднимаясь над спорами, рожденными рассудком, уважает во мне паломника, идущего к этому огню. Мне так нужно хоть изредка заранее вкусить обетованного тепла, немного подняться над собой и отдохнуть на высотах, где мы непременно встретимся.

Я так устал от словесных распрей, от нетерпимости, от фанатизма!

К тебе я могу прийти, не облачаясь в какой-либо мундир, не подчиняясь заповедям какого бы то ни было Корана, ни в какой малости не отрекаясь от моей внутренней родины. Перед тобой мне нет нужды оправдываться, защищаться, что-то доказывать; с тобой я обретаю душевный мир, как тогда в Турню. За моими неуклюжими словами, за рассуждениями, в которых я могу и запутаться, ты видишь во мне просто Человека. Ты чтишь во мне посланца тех верований, привычек и пристрастий, которых, может быть, и не разделяешь. Если я чем-то на тебя не похож, я этим вовсе не оскорбляю тебя, а, напротив, одаряю. Ты расспрашиваешь меня, словно путешественника.

Как всякий человек, я жажду, чтобы меня поняли,

. . . . . . . . . . . . . . . в тебе я чувствую себя чистым – и я иду к тебе.

Меня влечет туда, где я чист. Ты узнал меня таким, какой я есть, вовсе не по моим рассуждениям и поступкам. Нет, ты принимаешь меня таким, какой я есть, и потому, если надо, примиришься и с моими рассуждениями, и с поступками.

Спасибо тебе за то, что ты принимаешь меня вот таким, какой я есть. Зачем мне друг, который меня судит? Если меня навестил друг и если он хромает, я сажаю его за стол, а не требую, чтобы он пустился в пляс.

. . . . . . . . . . . . Друг мой, ты нужен мне, как горная вершина, где вольно дышится!

Мне нужно еще раз сесть с тобою рядом на щелястой деревянной веранде скромной гостиницы на берегу Соны, и позвать к нашему столу двух матросов, и чокнуться с ними

. . . . . . . . . . . . . . . . . . в мирном свете улыбки, подобной восходу солнца.

Источник