Мысли у чувства раскольникова

О внутренней противоречивости Раскольникова

В романе «Преступление и наказание» Ф.М.Достоевский создал образ человека, критически относящегося к действительности и желающего сыграть в обществе значительную роль. Размышления Родиона Раскольникова о «маленьких» людях, не пытающихся защитить себя, и о противоположных личностях, способных свои человеческие права отстаивать, привели к созданию теории «о тварях дрожащих и право имеющих». Раскольников вынашивал эту идею долгое время и не решался применить на практике. Суть её в том, что в благих целях преступление, даже убийство, может быть оправдано. Родион предполагал некую справедливость, компенсирующую совершаемое во имя добра зло: разве «не загладится» убийство никому не нужной, «зловредной старушонки» «тысячами добрых дел?» А главное, Раскольников должен был проверить, является ли он сам сильной личностью.

Размышления по этому вопросу «подогрел» подслушанный в трактире разговор студента и офицера о старухе-процентщице и её сестре Лизавете. Студент говорил, что ему хочется убить и ограбить эту вредную старуху, чтобы помочь тем, кто нуждается, но признавался в своей неспособности на убийство. Высказывания студента соответствовали внутренним монологам Родиона. Мрачные мысли возникали и как результат собственной неустроенности: за обучение платить было нечем, учёбу бросил, за квартиру задолжал. На еду зарабатывать не всегда получалось, так как оплата за уроки низкая, да и «без сапог нельзя детей учить». Его тесная каморка, похожая на шкаф, вызывала тоску и раздражение, а в ней приходилось проводить большую часть суток. И район, где снимал комнату Раскольников, представлял собой трущобы с питейными заведениями, пылью, духотой на улицах.

Немаловажную роль сыграло знакомство с семьёй Мармеладовых, жившей в нищете. Катерина Ивановна была больна, трое маленьких детей голодали, сам Мармеладов прокормить всех не мог и с горя пил, а его дочь Соня «пошла по жёлтому билету», пожертвовав собою ради спасения близких ей людей. Раскольникова возмущает такое положение в обществе, когда одни идут на самопожертвование, а другие эту жертву принимают.
Своё воздействие на душевное состояние Раскольникова оказало также письмо матери, в котором она сообщала о последних событиях в их жизни. Решение сестры Дуни выйти замуж за Лужина (по расчёту) Родион воспринимает, как жертву ради него: «Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка. . Не хочу я этой жертвы. не бывать тому, не принимаю!»

В дальнейшем он понимает, что от лужиных и свидригайловых спастись нельзя, жертвы будут и дальше. Свидригайлов – это ещё один представитель «сильных», живущих по собственным законам. И тогда появляется вывод: «Надо решиться. Или отказаться от жизни совсем!» Значит, если теорию отвергнуть, то и жизнь, по мнению Раскольникова, не нужна, так как это равносильно отказу «от всякого права действовать, жить и любить».

Символический сон, приснившийся Раскольникову незадолго до убийства, вызывает новые раздумья: «Уж не горячка ли. начинается? Боже! да неужели. я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, красть и дрожать. прятаться, весь залитый кровью. Господи! покажи мне путь мой». Поначалу картина жестокого убийства мужиком лошади (во сне) привела Родиона Раскольникова в ужас: он не хочет быть убийцей, в окровавленной одежде, с руками в крови. Но у него возникает мысль: «А почему приснился такой безобразный сон именно сейчас?» Жадную старуху отождествлять с бедной лошадкой не приходится, скорее, наоборот. А раз так, значит, ни сострадания, ни жалости старушонка не заслуживает, поскольку пользы не приносит, от неё только вред людям. В соответствии со своей теорией, Родион считает, что не из потребности убийства и не из-за жестокости в сердце пойдёт он на преступление, а чтобы себе самому доказать верность своих выводов. Он хочет убедиться в собственной значимости, в том, что принадлежит к людям избранным, готовым вершить суд в борьбе за справедливость. И этот сон имел особое значение для воспалённой психики человека, уже месяц размышлявшего над задуманным экспериментом. Раскольников даже на «пробу» сходил.

Вся идея убийства сводилась к проверке собственных сил: сможет ли он совершить то, на что не всякий имеет право, дело, на которое способны только сильные личности. Иными словами, может ли он, Родион Раскольников, принадлежать к людям избранным? Вот почему позднее он не воспользовался награбленными вещами и деньгами. Гордость и самолюбие были сильно развитыми у Раскольникова чувствами, он не хотел даже помощь друга принимать или пользоваться деньгами матери, сестры. И чужое, взятое после убийства, ему тоже было не нужно.

В результате «казни» над собой после убийства Раскольников приходит к выводу о бесполезности жестокой расправы над старухой-процентщицей. Ничего не изменилось в жизни отдельных людей или в обществе к лучшему, зато ему лично этот «эксперимент» принёс страдания, болезнь, муки совести. Кому стало лучше? И почувствовал ли он себя «Наполеоном»? Ничего подобного. А старушонка, которая ему приснилась, смеётся над ним, и убить её нельзя, как нельзя изменить Свидригайлова, его образ жизни, привычки. Во сне он привиделся Раскольникову в образе мещанина, а затем появился в квартире Родиона со своими предложениями. В этом также есть своя символика: Раскольников во сне идёт за Свидригайловым, который поманил его за собой, то есть это намёк на преступность замыслов того и другого. Действительно, чем лучше поступок Раскольникова в сравнении с делами того человека, который ему неприятен? Ведь он так же, как и Свидригайлов, не считался с чувствами и желаниями других людей, хоть и не заслуживающих уважения. Позднее, уже наяву, Свидригайлов говорит Родиону, что между ними есть какое-то сходство. Родиону это не нравится, и этот факт вызывает у него новые размышления. Можно ли жить с мыслями о совершённом грехе? Удаётся ли это Свидригайлову? Ведь у него тоже бывают видения: например, по его рассказам, к нему приходит умершая жена.

Совесть продолжала терзать Раскольникова и мучила его сильнее в присутствии родных, которые приехали к нему. Родион любил, даже боготворил мать и сестру. Дуня, в его понимании, может повторить судьбу Сони, если выйдет замуж по расчёту, продаст себя, чтобы помочь брату. Но ведь Раскольников, по его теории, как раз и выразил убийством старухи-процентщицы протест против бесправного, несправедливого положения людей в обществе. В то же время шло какое-то расхождение, нестыковка принципов и убеждений: если он не «тварь дрожащая», если он принадлежит к избранным, сильным личностям, то кто тогда его мать и сестра? Неужели он должен их презирать, если нужно их отнести к другому разряду, противоположному?

Все эти вопросы не были решены в болезненном сознании Раскольникова, ему нужно было много думать, чтобы сделать какой-либо вывод. Позднее этот вывод ему поможет сделать Соня Мармеладова, которая была уверена в необходимости через покаяние прийти к осознанию вины и неизбежности наказания за совершённое преступление. Зло есть зло, человек не имеет права своим судом приговаривать кого бы то ни было к смерти. И христианский принцип «не убий» остаётся главным в жизни человечества.

Источник

Душевное состояние Раскольникова после преступления, психологическое состояние

Раскольников (актер Г. Тараторкин), кадр из фильма 1969 г.

Бедный студент Родион Раскольников является главным героем романа «Преступление и наказание» Достоевского.

Молодой человек совершает страшное преступление, жертвами которого становятся старуха-процентщица Алена Ивановна и ее сводная сестра Лизавета.

В этой статье представлено описание душевного состояния Раскольникова после преступления в романе «Преступление и наказание», психологическое состояние героя.

Важно подчеркнуть, что душевные переживания Раскольникова не оправдывают его страшного поступка, а лишь характеризуют его как личность.

Смотрите:
— Все материалы по «Преступлению и наказанию»
— Все материалы о Раскольникове

Душевное состояние Раскольникова после преступления, психологическое состояние героя

Раскольников до преступления

Важно понимать, что до совершения преступления Раскольников уже некоторое время находится в подавленном состоянии: из-за нехватки денег он плохо питается, носит старую одежду и редко меняет белье, у него апатия и хандра.

За несколько месяцев до преступления он бросил учебу в университете и перестал давать частные уроки. В этот период он ни с кем не общается, много времени проводит в своей каморке, лежа на диване. Накануне преступления он много думает о своей теории, которая и становится главной причиной убийства.

Раскольников после преступления

После совершенного преступления Раскольников чувствует слабость как физически, так и морально и практически заболевает. Он впадает в бредовое состояние, много спит, теряет аппетит, теряет ощущение времени. Душевные муки поглошают все его силы:

«. а сам дрожа всем телом. «Нет, не по силам…» — подумалось ему. Ноги его дрожали. «От страху», — пробормотал он про себя. Голова кружилась и болела от жару.» (сразу после преступления, часть 2 глава I)

«Скверно то, что я почти в бреду… я могу соврать какую-нибудь глупость…» (часть 2 глава I)

«Ну для чего ты отыскал меня в начале болезни? Я, может быть, очень был бы рад умереть. » (Раскольников — Разумихину, часть 2 глава VI)

«Что, неужели уж начинается, неужели это уж казнь наступает? Вон, вон, так и есть!» (часть 2 глава I)

«А ведь кто знает! Может, я и впрямь помешанный, и все, что во все эти дни было, все, может быть, так только, в воображении…» (часть 4 глава II)

При этом Раскольников «разрывается» между двумя противоположными желаниями. С одной стороны, он хочет, чтобы его преступление поскорее раскрыли и избавили его от ужасной душевной муки:

«. такое отчаяние и такой, если можно сказать, цинизм гибели вдруг овладели им, что он махнул рукой и пошел дальше. «Только бы поскорей!..» (часть 2 глава I)

««Пропаду так пропаду, всё равно. » (часть 2 глава I)

««Если спросят, я, может быть, и скажу», — подумал он, подходя к конторе.» (часть 2 глава I)

««Войду, стану на колена и все расскажу…» — подумал он, входя в четвертый этаж.» (часть 2 глава I)

«Странная мысль пришла ему вдруг: встать сейчас, подойти к Никодиму Фомичу и рассказать ему все вчерашнее, все до последней подробности, затем пойти вместе с ними на квартиру и указать им вещи, в углу, в дыре. Позыв был до того силен, что он уже встал с места, для исполнения. «Не обдумать ли хоть минуту? — пронеслось в его голове. — Нет, лучше и не думая, и с плеч долой!» Но вдруг он остановился как вкопанный. » (часть 2 глава I)

«Всего стыднее, что очень уж глупо. Да и наплевать на это. » (часть 2 глава VI)

«Да, чтоб избежать этого стыда, я и хотел утопиться, Дуня. » (часть 6 глава VII)

«Раскольников до того устал за все это время, за весь этот месяц. » (часть 6 глава III)

«Я как-то слаб, Дуня; уж очень устал. » (часть 6 глава VII)

«Э… черт! Да и устал я: где-нибудь лечь или сесть поскорей!» (часть 2 глава VI)

«. слишком уж я желчен стал в последнее время. Веришь ли: я сейчас погрозил сестре чуть ли не кулаком за то только, что она обернулась в последний раз взглянуть на меня. Свинство — этакое состояние! Эх, до чего я дошел!» (часть 6 глава VIII)

«. решение его было принято. Костюм его был ужасен: все грязное, пробывшее всю ночь под дождем, изорванное, истрепанное. Лицо его было почти обезображено от усталости, непогоды, физического утомления и чуть не суточной борьбы с самим собою. Всю эту ночь провел он один, бог знает где. Но, по крайней мере, он решился.» (часть 6 глава VII)

» — Иду. Сейчас. Да, чтоб избежать этого стыда, я и хотел утопиться, Дуня, но подумал, уже стоя над водой, что если я считал себя до сей поры сильным, то пусть же я и стыда теперь не убоюсь. Это гордость, Дуня?

Это было описание душевного состояния Раскольникова после преступления в романе «Преступление и наказание», психологическое состояние главного героя.

Источник

«Когда помутилось сердце человеческое».
О романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Часть 2

Раскольников. Иллюстрация Д. А. Шмаринова

Достоевский вскрывает закономерности развития такого духовного заболевания, как идеомания. Болезнь начинается с гипертрофированной рационализации жизни и эгоистического своеволия. Затем, по законам саморазрушения, одержимый слепо подчиняется внешним силам, превращается в бессознательное, лишенное индивидуальной воли существо: «Он был точно в бреду»; «он плохо теперь помнил себя…»; «он не спал, но был в забытьи». Идеологическое заболевание есть сон сознания и совести, забытье души, сомнамбулизм – бессознательные, внешне упорядоченные действия. В этом состоянии человек не ведает, что творит: «Ум его как бы померкал мгновениями, а тела своего он почти и не чувствовал на себе… Но какая-то рассеянность, как будто даже задумчивость, стала понемногу овладевать им: минутами он как будто забывался или, лучше сказать, забывал о главном и прилеплялся к мелочам». В облике случайных событий фаталистические силы подвигают Раскольникова по роковому пути: случайно он услышал разговор на базаре, случайно ему попался необходимый топор, случайно никого не было в решительный момент и рядом оказалась пустая квартира. Но «присутствие каких-то особых влияний и совпадений» – губительная цепь случайностей, рабство у злой силы: «Не рассудок, так бес!». Так же случайно в квартиру убитой возвращается ее сестра, и Раскольников вынужден убить невинную. Более того, одно убийство ужасающе прерывает череду возможных рождений человеческих жизней: в романе есть намек на то, что Лизавета была беременна.

Вступив в сферу зла, человек вынужден существовать по законам зла: каждый злой поступок неизбежно влечет за собой цепь зла. Обнажается порочность попыток нравственно оправдать убийство. Нравственные законы безусловны и не имеют исключений. Есть черта, которую человек не имеет права переступать ни при каких условиях и оговорках: никто, кроме Бога, давшего жизнь человеку, не может лишить его жизни. Преступив эту черту, Раскольников сталкивается с неотвратимыми последствиями преступления. Это проблема наказания.

Прежде всего, выясняется, что совершенное убийство оказывается бессмысленным. Похищенное богатство жжет руки Раскольникову, и он не только не может найти ему применения (до этого не доходит дело), но и не может от него избавиться. Преступная цель при первом к ней приближении превращается в мираж. Иллюзорным оказался и другой полюс идеи Раскольникова: он не только не получил свободы великого человека, но оказался порабощенным и беспомощным более, чем когда-либо.

Цель, сформулированная вне органичного жизненного и нравственного уклада, неизбежно оказывается призрачной. Идея, которая вырывается из гармоничной иерархии ценностей и абсолютизируется, превращается в разрушительного ложного духа. На этой частичной цели фокусируется вся жизненная энергия, идея порабощает человека, превращает в идеологического маньяка. Идеологическая одержимость направляет на разрушение основ бытия и собственной жизни. Порочность идеологизма (доминирующей и формообразующей идеи в системе идеологии) проявляется и в безжизненной рационализации. Идея оказывается частичным, искусственным знаком, отражающим фиктивный, иллюзорный мир. Попытка формально-логически найти решения важнейших вопросов жизни приводит к созданию идеологических догм – ложных образов истины. Они играют роль магических заклинаний, вызывающих из «подполья» демонические стихии. Таким образом, идеологизм объединяеткрайнюю рационализированность с темной аффективностью. Орассудочивание низменных страстей ввергает в бредовое состояние, когда недозволенное совестью воспринимается как арифметически необходимое: «…даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах… это все, что решено в этот месяц, ясно как день, справедливо как арифметика». Арифметическая справедливость отменяет справедливость нравственную. Такова диалектика секуляризованного рассудка.

Вне контроля разума и совести рассудок оказывается источником и провокатором духовного заболевания человека. Эвклидова логика заводит Раскольникова в нравственный тупик, в одержимость собственной рационализированной идеей. «Арифметики губят», – записывает Достоевский в черновиках романа слова Сони, олицетворяющей начало кроткого смирения, целостной веры и любви. Ибо арифметическая «простота представляющегося» есть «бессодержательность жизни». В «Дневнике писателя» Достоевский не раз возвращается к проблеме упрощенности-уплощенности восприятия жизни, отравляющей самою жизнь: «Душа не вынесла прямолинейности безотчетно и безотчетно потребовала чего-нибудь более сложного… холод и мрак окружающего, тягость, ничтожность переданного душе ее мира, невозможность что-нибудь в нем уважать. Существо, замученное бессознательно слишком уже упрощенным взглядом на жизнь и бытие… Действительность глубже всякого человеческого воображения, всякой фантазии. И несмотря на видимую простоту явлений – страшная загадка».

Достоевский впервые вскрывает прообраз идеологической болезни. Это форма духовного прельщения, при которой человек соблазняется служением маниакальной идее, – идеомания. При рационализации живой жизни частная искаженная идея подменяет полноту реальности. Идеологизированная идея содержит, во-первых, искушение ложным образом добра и, во-вторых, мессианскую одержимость, манию величия. Идейное безумие начинается как болезненные фантазии секуляризованного ума («Тут книжные мечты-с, тут теоретически раздраженное сердце…»), затем поражает нравственное чувство (совершение зла из маниакального стремления к ложно понимаемому добру) и личную волю (культивирование гипертрофированного индивидуализма). Подвержен ли идеологической одержимости человек или общество, оказываются ли материалом абсолютизации и искажения бытовые, материальные, социальные, научные, нравственные, эстетические ценности – во всех случаях одинакова структура идеологической трихины – носителя и возбудителя духовного заболевания.

История написания романа показывает, как мучительно искал Достоевский четкий образ. Долгое время он стоял перед дилеммой: какую из идей вложить в судьбу героя. Художественное чутье писателя склоняется к двуплановой мотивации преступления – совместить две идеи. Это дало возможность вскрыть закономерность их взаимодействия: у всех, стремящихся к добру через преступление нравственного закона, формируется мания величия. С другой стороны, все великие злодеи во все времена ощущали себя благодетелями человечества.

Достоевский описывает периоды болезни духа и ее катастрофическиепоследствия. После убийства Раскольников переживает страшное душевное потрясение. В его состоянии намечаются две тенденции: проявление обычного – слабого человека и попытки самоутверждения человека нового – сильного. Первое – это реакция нравственной природы на совершившееся, муки и боль совести. Второе – попытки преодолеть нравственные муки через самоутверждение нового, сильного, существа.

Непосредственно после убийства у Раскольникова распадается личностный центр, управляющий сознанием и поведением: «Клочки и отрывки каких-то мыслей так и кишели в его голове; но он ни одной не мог схватить, ни на одной не мог остановиться, несмотря даже на усилия… Он чувствовал во всем себе страшный беспорядок. Он сам боялся не совладать с собой». Душевное равновесие нарушено, Раскольникова то бросает к самоубийству, то тянет признаться, обличить себя. Человеческая душа не может выдержать нравственных мук преступления, и потому неустойчивое душевное состояние переходит в новое качество, в котором преступление будет переживаться как содеянное органически, естественно. В новом состоянии ожидаемых угрызений совести герой уже не испытывает, настолько в нем заглушено нравственное чувство. Вместе с тем он ощущает ущербную, испепеляющую отъединенность от человеческого бытия, мистический разрыв с человечеством: «Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказались душе его». Раскольников пронзительно почувствовал, что убийца – вне людей, он как бы уже и не человек. Преступление вывело его из мира людей в иное измерение: «Да и все-то кругом точно не здесь делается… Вот и вас… точно из-за тысячи верст на вас смотрю…». Черта, отделяющая живой мир и инфернальную сферу, реально ощутима и непреодолима: «С ним совершилось что-то совершенно ему незнакомое, новое, внезапное и никогда не бывалое. Не то чтоб он понимал, но он ясно ощущал всею силою ощущения, что не только с чувствительными экспансивностями, как давеча, но даже с чем бы то ни было ему уже нельзя более обращаться к этим людям… И будь это все его родные братья и сестры, а не квартальные поручики, то и тогда ему совершенно незачем было бы обращаться к ним и даже ни в каком случае жизни; он никогда еще до сей минуты не испытывал подобного странного и ужасного ощущения. И что всего мучительнее – это было более ощущение, чем сознание, чем понятие; непосредственное ощущение, мучительнейшее ощущение из всех до сих пор жизнию пережитых им ощущений».

Раскольников почувствовал, что его природа теперь иная и к нормальной жизни возврата нет: «Уж одно то показалось ему дико и чудно, что он на том же самом месте остановился, как прежде, как будто и действительно вообразил, что может о том же самом мыслить теперь, как и прежде, и такими же прежними темами и картинами интересоваться, какими интересовался… еще так недавно. Даже чуть не смешно ему стало, и в то же время сдавило грудь до боли. В какой-то глубине, внизу, где-то чуть видно под ногами, показалось ему теперь все это прежнее прошлое, и прежние мысли, и прежние задачи, и прежние темы, и прежние впечатления, и вся эта панорама, и он сам, и все, все… Казалось, он улетал куда-то вверх, и все исчезало в глазах его… Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту». Таковы мистические последствия преступления: переступив черту, отделяющую живую жизнь от прозябания нежити, убийца внутренне переродился и отныне будет чувствовать пропасть, отделяющую его от людей, даже от самых близких – сестры и матери: «Обе бросились к нему. Но он стоял как мертвый; невыносимоевнезапное сознание ударило в него, как громом. Да и руки его не поднимались обнять их: не могли». Мучительное ощущение адской бездны не покидает Раскольникова: «…опять одно недавнее ужасное ощущение мертвым холодом прошло по душе его; опять ему вдруг стало совершенно ясно и понятно, что он сказал сейчас ужасную ложь, что не только никогда теперь не придется ему успеть наговориться, но уже ни об чем больше, никогда и ни с кем, нельзя ему теперь говорить».

Преступники образуют своего рода античеловечество, в котором убийца мистически опознает убийцу: «Давеча, как я вошел и увидел… тут же и сказал себе: “Это тот самый и есть!”» – говорит Свидригайлов Раскольникову. То новое, что с таким ужасом ощущает в себе герой, есть нарастающая инфернальность его существа, выпадение из мира человеческого – в мир бесовский. «Привидения – это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало», – авторитетно свидетельствует Свидригайлов – наиболее инфернальное существо в романе.

В период трехдневного беспамятства Раскольникова в нем умирает старый человек (чувствительный друг человечества) и нарождается новый – идеологический маньяк. Теперь он не тяготится своим беспредельным одиночеством, но демонически самоутверждается в нем: «Оставьте, оставьте меня все. Прочь от меня! Я один хочу быть, один, один, один!». Страх, безволие, малодушие сменяются яростной энергией. Он самоупоенно дерзок: «А что, если это я старуху и Лизавету убил?» – кричит он Заметову в трактире. При этом Раскольников испытывает «дикое истерическое ощущение, в котором, между тем, была часть нестерпимого наслаждения». Его охватывает сласть мазохистского самоистребления. Он побывал в доме убитой, спрашивал про кровь, сообщил дворнику свой адрес и имя. К этому его толкала неосознаваемая тяга старого человека к разоблачению, но в этом сказывалось и притяжение риска самоупоенной гордыни. Восставший новый человек-идея готов к тотальной борьбе: «“Царство рассудка и света теперь и… воли, и силы… и посмотрим теперь! Померяемся теперь. Сила, сила нужна: без силы ничего не возьмешь; а силу надо добывать силой же…” – прибавил он гордо и самоуверенно и пошел, едва переводя ноги…». Самоуверенная гордыня способна только дохло самоутверждаться – едва переводя ноги.

Горячечное сознание формулирует свой катехизис: всевластие рассудка, тотальное самоволие и демонический титанизм. Самоощущение нового человека прогрессирует: «Гордость и самоуверенность нарастали в нем каждую минуту; уже в следующую минуту это становился не тот человек, что был в предыдущую». Но это не было новым рождением, а очередной иллюзией, самообманом. Новое целиком еще в старом: «гордо и самоуверенно», но одновременно«едва переводя ноги» – это попытка хватающегося за соломинку. Вместе с тем, Раскольников ощущает прилив неведомых сил и проявляет новые качества: звериную хитрость, неслыханную дерзость, сатанинскую гордыню. Это выплеск «подпольных» стихий, которые в нормальном состоянии вытесняются, контролируются либо преображаются. Искреннее страдание вызывает в Раскольникове понимание, что он так и не смог статьнастоящим властелином: «“Я это должен был знать… и как смел я, зная себя, предчувствуя себя, брать топор и кровавиться… Я обязан был заранее знать… Э! да ведь я же заранее и знал. ” – прошептал он в отчаянии». Раскольников винит себя не в убийстве человека («старушонка – вздор»), а в том, что не смог соответствовать собственной идее: «Я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я и убил, а переступить-тоне переступил, на этой стороне остался…».Раскольников в отчаянии оттого, что не смог войти в общество великих людей («на этой стороне остался»), в чем проявил полную несостоятельность по отношению к своей же идее-принципу.

Это пик идеологической одержимости, когда абстрактный принцип вытесняет ощущение высшей ценности человеческой жизни. Народившийся новый модус души явится причиной многих мытарств героя, но остатки человечности будут залогом возрождения. Именно потому, что он не переступил окончательно, в нем безо всяких, казалось бы, оснований прорывается упование: «Может быть, все воскреснет. ».

Таким образом, перед нами очередной период духовной болезни, вызванной эгоистическим своеволием и мертвящим рационализированием. Увлечение мечтателя-индивидуалиста «носящимися в воздухе» идеями неизбежно ведет к идейной одержимости ибезудержнойактивности по ее реализации. При идеологическом бесновании действует сомнамбулическая оболочка человека, в которой господствуют темные стихии. Индивидуальная воля и сознание подавлены, человек превращается в песчинку стихий или винтик механизма.

В следующем периоде болезни постепенно пробуждается самосознание, но для оправдания содеянного, проявляется индивидуальная воля, но в форме тотального самоутверждения. Герой, преследуемый комплексом самооправдания, формулирует новые догмы и активно их утверждает. Он превращается в носителя и распространителя идейной заразы. Болезненное переживание разрыва с человечеством заменяется упоением собственной исключительностью и страстным желанием всех переделать по идеологическому образцу.

После всплеска идеологического исступления еще больше ослабевает единство личности: душа героя раскалывается (Раскольников). Внутренние состояния и процессы окончательно выходят из-под контроля индивидуального «я». Борьба добрых и злых начал еще более обостряется. И положительные силы души, и порабощающие идеи и стремления развиваются до предельного выражения и, наконец, объективируются, опредмечиваютсявовне. Здесь-то и оказывается, что горизонт души метафизического героя вбирает в себя, помимо душевного поля Раскольникова, событийное поле романа.

Процесс деперсонализации (развоплощения, распада личности) художественно выражается появлением в третьей части романа новых действующих лиц и событий, которые оказываются объективированным и увеличенным отображением процессов, происходящих в душе Раскольникова. Герой остается композиционным и духовным центром повествования, но составные части его души рассыпаются по полю действия романа. Борьба его протагонистов – образов, отражающих сущность и характер самого героя, и антагонистов – образов противоположных герою взглядов и позиций – эта борьба в его душе и вне его достигает величайшего напряжения. Такой художественный прием указывает на то, что на определенном этапе идеологическая болезнь вызывает распад личности. Идейное беснование неминуемо создает вокруг себя зону заражения, в которую втягиваются посторонние лица и силы. Все вовлекается в роковую борьбу. Некоторые персонажи, являясь двойниками Раскольникова по происхождению, действуют независимо от него, выражая этим завершение воплощаемой ими идеи или позиции.

«Почему Раскольников назван метафизическим героем и в чем его отличие от других? Мы замечаем, что в романе, с одной стороны, все персонажи законченные и самостоятельные, вместе с тем они своего рода порождения Раскольникова, “вызваны” (как вызывают духов) им в нужный момент, втянуты в поле романа. Свидригайлов, Порфирий Петрович, Разумихин и даже Миколка служат своеобразными зеркалами Раскольникова. Но они остаются непроницаемыми для него, а он – для них. Узнавая себя в других и отталкиваясь от этих отражений, он делает все новые шаги в лабиринте, в который вталкивает его идея. Исключение составляет только Соня, для которой Раскольников становится проницаемым, – она растопляет его своей верой и святой бесконечной любовью и разрешает его от рока» (Е.Н. Андреева).

Итак, неотвратимым последствием преступления или наказанием является потеря свободы, порабощение идее, разрушение единства личности. Вместе с тем, борьба обостряется, обнажаются все действующие силы. Для самосохранения и спасения Раскольников должен волевым усилием преодолеть раскол души и вновь собрать в единство деперсонализированные стихии: одни отсечь, другие преобразить. Разнообразие черт и противоречивость характера главного героя, как в зеркалах, отражается в других персонажах. С позиций Разумихина, который персонифицируетрассудочную сторону Раскольникова, виден его болезненный надрыв. То, что говорит Разумихин, мог бы осознать и сам Раскольников, если бы он имел более элементарную природу и не находился в аффективном состоянии: «Я Родиона знаю: угрюм, мрачен, надменен и горд… Иногда… холоден и бесчувственен до бесчеловечия; право, точно в нем два противоположные характера поочередно сменяются… Ужасно высоко себя ценит, и не без некоторого права на то… Никого не любит и никогда не полюбит». Это обнажающая, но не полная правда о характере героя. Рассудок способен обнаружить противоречивость характера и его порочность. Но ему недоступна глубина и диалектика полярных начал в душе героя. В то же время Разумихину открываются страшные последствия идеологии Раскольникова: «…оригинально во всем этом… это то, что все-таки кровь по совести разрешаешь…Ведь это разрешение крови по совести… это… это, по-моему, страшнее, чем бы официальное разрешение кровь проливать, законное…».Разоблачение Разумихина показывает, что фантасмагорическая идеология не выдерживает критики здравого смысла. Идеологически одержимые люди являются невменяемыми не только с позиций духовно-нравственных, но и с точки зрения обыденного рассудка.

Порфирий Петрович олицетворяет голос разумной совести Раскольникова. Напряженный диалог Раскольникова с Порфирием Петровичем с обыденной точки зрения представляется немотивированным и зачастую бессмысленным. Его можно понять, если предположить, что это изображениеборьбы противоположных начал в душе героя, вынесенной вовне. Вместе с тем, облик Порфирия Петровича не прямолинеен. Выразитель земного разума и совести не только риторичен и назидателен. Поведение Порфирия Петровича нередко нелогично, он хитрит, любит подурачить и надуть, наделен слабостями характера и комическими чертами. К нему, отчасти, можно отнести высказывание Достоевского по поводу создания образа старца Зосимы: «А тут вдобавок обязанность художественности: потребовалось представить фигуру скромную и величественную, между тем жизнь полна комизма и только величественна во внутреннем смысле, так что поневоле, из-за художественных требований, принужден был в биографии моего инока коснуться и самых пошловатых сторон, чтобы не повредить художественному реализму». У Достоевского пошловатые и комические черты персонажа не исключают светлых и высоких его качеств. Достоевский, реалист во внутреннем смысле, не мог погрешить против жизни – художественного реализма.

В диалогах с Порфирием Петровичем воплощается трудный и болезненный процесс нравственного самоосознания героя. Разум неотрывен от совести: человек понимает то, что хочет понимать, и не осознает того, чего не желает осознать. Не случайно Порфирий Петрович внушает Раскольникову мысль, что наиболее нравственные решения оказываются наиболее разумными. Зов совести заставляет звучать разум, последний же в лице Порфирия Петровича обнажает безысходность попыток утвердиться в преступной позиции. Порфирий Петрович видит чудовищные последствия ложной идеи. Он единственный, кто понимает проблему сполна. Его голос – это голос здорового нравственного сознания Раскольникова, подсказывающий, что герой «психологически не убежит… по закону природы… не убежит». Порфирий Петрович требует от Раскольникова сознаться в преступлении, хотя фактов у него достаточно, чтобы и без того доказать виновность Раскольникова. Совесть и разум указывают направление и первый шаг по спасительному пути: принять последствия преступления. Далее будет подвигать зов сердца: вера и любовь. Но своевольная самость героя бунтует и не внемлет доводам совести и разума. Эта внутренняя драма вынесена вовне: у Раскольникова вспыхивают приступы ненависти к Порфирию Петровичу и одновременно боязни его: «Лжешь ты все! …лжешь, полишинель проклятый… Ты лжешь и дразнишь меня, чтоб я себя выдал…». Боится Раскольников не самого следователя, а неоспоримости его нравственного свидетельства. Когда неожиданно рассыпается интрига Порфирия Петровича, Раскольников ополчается на все, что несет в себе этот персонаж: «Теперь мы еще поборемся». Но голос разумной совести вопреки всему продолжает звучать. Никакой следственной казуистикой, изворотливостью нельзя объяснить откровенное предложение Порфирия Петровича «учинить явку с повинною».

В призывах Порфирия Петровича содержится не интерес юридической справедливости, а забота о душевном возрождении героя: «Эй, жизнью не брезгуйте. Много ее впереди еще будет… Ищите и обрящете. Вас, может, Бог на этом и ждал. Да и не навек она, цепь-то… Веру и Бога найдите, и будете жить. Вам, во-первых, давно уже воздух переменить надо. Что ж, страданье тоже дело хорошее. Пострадайте… а вы лукаво не мудрствуйте; отдайтесь жизни прямо, не рассуждая; не беспокойтесь, – прямо на берег вынесет и на ноги поставит…»; «А вы великое сердце имейте да поменьше бойтесь… Вот исполните-ка, что требует справедливость. Знаю, что не веруете, а, ей-Богу, жизнь вынесет. Самому после слюбится. Вам теперь только воздуху надо, воздуху, воздуху. Станьтесолнцем, вас все и увидят. Солнцу прежде всего надо быть солнцем… Потому страданье, Родион Романыч, великая вещь. в страдании есть идея».Спасение – в принятии бремени жизни и ответственности, в очищающем страдании, которое искупает и восстанавливает нравственную справедливость, в вере в Высший Промысл. Порфирий Петрович призывает героя выйти из зараженной атмосферы и открыться веяниям здорового духа: «только воздуху надо, воздуху, воздуху!». О том, как опасен духовный климат, зараженный носящимися в воздухе идеями, свидетельствует и Свидригайлов, фразу которого о воздухе буквально повторяет Порфирий Петрович. Об оздоравливающем воздухе говорит и Соня. Этим Достоевский показывает, насколько важна для нравственного состояния человека духовная общность в человечестве. Мы живем на одной земле, в одной атмосфере, от состояния которой зависит наше физическое здоровье. Но мы погружены и в общий духовный климат, объединены духовной атмосферой, от состояния которой зависит наше нравственное и душевное здоровье. Эта атмосфера духа отражает состояния человечества, вместе с тем она воздействует на формирование человека.

Порфирий Петрович – фигура неоднозначная. Его правильные нравственные формулы отвлеченны и отчасти безжизненны. Может быть, оттого, что Порфирию Петровичу открылся тот же внутренний опыт, что и Раскольникову, но он уклонился от его воплощения. Поэтому он понимает драму Раскольникова, но советы его выглядят несколько риторическими. Вместе с тем, возрождение души Раскольникова проходит по пути, предреченному Порфирием Петровичем. Порфирий Петрович так общается с Раскольниковым, будто смысл оставшейся его жизни – указать герою спасительный выход, затем же он готов и умереть. Порфирий Петрович посетил врача, от которого, наверное, узнал о своей неизлечимой болезни, о чем он проговаривается Раскольникову: «Мне теперь уж все равно, а следственно, я единственно только для вас… Я поконченный человек… уж совершенно поконченный. А вы – другая статья: вам Бог жизнь приготовил…». Смысл и итог жизни такого персонажа, как Порфирий Петрович, – вдохнуть новую жизнь в Раскольникова.

Казалось бы, все уже обнажилось, зло демонически самоутвердилось. Но Достоевский вскрывает многоликость зла: паразитируя на здоровых стремлениях, зло обретает все новые образы. Перед нами мучительный долгий этап окончательной борьбы. Благие импульсы героя по видимости терпят поражения, проявляются эпизодически и подавляются злыми силами. Но внутренне они подготавливают преображение. Полярные начала, борющиеся в душе Раскольникова, воплощены в образах Свидригайлова и Сони. Постепенно все действие романа кристаллизуется вокруг трех персонажей. В 6-й части романа второстепенные сюжетные линии исчерпываются, герой остается со своими мистическими спутниками, связанными с ним духовными узами, выражающими его сущность, – Свидригайловым и Соней.

Свидригайлов – это злой двойник, скопище низменных страстей и пороков Раскольникова («Между нами есть какая-то точка общая… мы одного поля ягоды»). Это темная природа Раскольникова, доведенная до предела и предстоящая перед ним. Свидригайлов – существо не личное, а воплощенный фантом. Контуры его образа то неестественно ярки и резки, то размыты. Линия разделения добра и зла проходит не между людьми, а по нашим душам. Поэтому у Достоевского нет героя-личности, воплощающего собой порок в чистом виде. Персонаж, являющийся носителем зла по преимуществу, является частным отражением целостной личности и отличается от нее фантастичностью и призрачностью.

Этот ряд темных призраков начинается у Достоевского с Фомы Опискина из «Села Степанчикова» и заканчивается чертом Ивана Карамазова в «Братьях Карамазовых». В первом случае – это своего рода черный эпицентр, воплощающий пороки окружающих. После «Преступления и наказания» злое начало персонифицируется в романе «Бесы», в явлении Ставрогину «маленького, гаденького, золотушного бесенка». Полного развития этот образ достигает в романе «Братья Карамазовы». Черт – порождение темного подполья души самого Ивана Карамазова: «Ты – воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны… моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых».То же самое мог бы сказать Раскольников Свидригайлову. Достоевский вскрывает диалектику призрачности и одновременной реалистичности воплотившейся злой идеи героя. Иван яростно кричит черту: «Ни одной минуты не принимаю тебя за реальную правду. Ты – ложь, ты – болезнь моя, ты – призрак». Раскольников спрашивает Разумихина: «Ты его точно видел? Ясно видел. Гм… то-то… А то знаешь… мне подумалось… мне все кажется… что это, может быть,фантазия».

Испущенный человеком злой дух обретает собственную волю и самостоятельное существование. Он паразитически вбирает душевную энергию создателя, ослабляя его благие импульсы и провоцируя темные влечения. Инфернальный двойник воплощает предельное развитие тех стихий в душе человека, которые его произвели. Злой дух похищает мировую плоть и может предстать перед человеком в индивидуализированном облике. Призрак материализуется, с ним приходится сталкиваться не только в области душевных переживаний. Иван Карамазов вскакивает, чтобы избить своего приживальщика, надавать ему пинков, запускает в него стаканом. «Нет, нет, это был не сон! Он был, он тут сидел, вот на том диване», – исступленно твердит Иван после исчезновения черта. Невозможно опровергнуть реальность злого беса, поскольку он сообщил Ивану факты, которые тот не мог знать.

Свидригайлов – это черт Раскольникова, темный его двойник. Но он является к герою во плоти, и Раскольников ощущает на себе его агрессивную волю. В Свидригайлове обнажается завершенность болезненной идеи Раскольникова: он существо, переступившее все и вся, провоцирующее преступные импульсы героя, воплощающее идею преступления. Свидригайлов цинично указывает Раскольникову на его моральную, вернее аморальную, непоследовательность. Герой отменил старую мораль в принципе, но продолжает цепляться за нее в своих суждениях и поступках: «Вы и сами порядочный циник… убеждены, что у дверей нельзя подслушивать, а старушонок можно лущить чем попало…». Свидригайлов олицетворяет итог судьбы Раскольникова, если бы последний дошел до полного духовного разложения. В своем двойнике герой увидел отражение окутывающего его душу мрака в состоянии полной разнузданности – увидел и ужаснулся. Итогом полной нравственной релятивизации оказываются мировая скука и пошлость, вечность в виде закоптелой бани с пауками. Естественное чувство отвращения к Свидригайлову оказывается спасительным для Раскольникова, остатки здоровой природы сопротивляются окончательному уподоблению образу, рожденному собственной больной фантазией. Раскольников духовно не погиб и потому он испытывает агрессивную враждебность к Свидригайлову. Внутренние борения Раскольникова объективируются в борьбе и спорах его с двойником. В посягательствах на сестру Раскольникова Свидригайлов покушается на жизненные основы героя, так как сестра воплощает связь его с почвой. Натура Свидригайлова склоняет Раскольникова цинично и окончательно утвердиться в новом бесчеловеческом облике. Но перед ужасающей перспективой герой, наконец, отрешается от демонического самоутверждения. От этого еще далеко до искреннего смирения, но с этого начинается мучительный путь оздоровления души: «Каким же это процессом может так произойти, что он, наконец… смирится, убеждением смирится!». Этот вопрос еще пронизан скепсисом, но он уже осознан.

В образе Свидригайлова мы встречаем типичный ход Достоевского. Когда герой одержим какой-либо идеей, он обнаруживает на своем пути существо, воплощающее эту идею в ее завершенности. Перед героем греховность его идеи предстает в необыкновенно мерзкой форме, что заставляет его содрогнуться и отшатнуться. Такова логика саморазоблачения зла. Так было с Аркадием Долгоруким в романе «Подросток», когда он столкнулся с воплощенным Ротшильдом. То же случилось с Раскольниковым, когда он оказался свидетелем попытки утопиться: «Нет, гадко… вода… не стоит…», – отшатывается Раскольников от собственных мыслей.

В ряду воплощенных злых духов Свидригайлов представляет собой не окончательно инфернальное существо, в нем сохраняются остатки человечности. Он не является самодовольным бесом, а мучается своим состоянием, о чем говорит его полусон-полубред о девочке-утопленнице перед его самоубийством. Он отпускает Дуню, предлагает ей деньги, отдает свои средства сиротам, Соне и невесте. И самоубийство в данном случае – это суд над собой перед лицом погубленной, но не окончательно погибшей совести. Низменные, патологические страсти Свидригайлова тоже грехи человеческой природы, а не проявление бесовского начала. Образ такого получеловека-полувидения не может получить дальнейшего развития в силу изначальной несочлененности полярных начал на таком уровне их проявления. Или человек окончательно погибает, или он, чтобы сохраниться, должен более вочеловечиться. С самоубийством Свидригайлова этот неустойчивый образ исчезает и в творчестве писателя. Он возрождается в более «очищенном» виде: противоречивая человечность получает развитие в образе Версилова в романе «Подросток», инфернальное же начало – в бесах и черте Карамазова.

Источник