Макс фрай девяносто восемь настроений цитаты

Макс фрай девяносто восемь настроений цитаты

Пока процесс интересен, вполне можно обойтись без дополнительного смысла.

В конце концов, если не позволять себе иногда побыть наивным придурком, жизнь лишится доброй половины удовольствий.

Ты представить себе не можешь, на что способен человек, который наконец-то понял, что у него нет другого выхода.

— Ужас в том, что я сама прекрасно понимаю, что веду себя как идиотка. Но это совершенно ничего не меняет!
— Все мы ведем себя как идиоты. Просто некоторые особо одаренные экземпляры это о себе знают, а все остальные — нет. Так что добро пожаловать в ряды интеллектуальной элиты.

Представление о справедливости существует лишь в фантазиях образованных людей, природе же она совершенно не свойственна.

«Хроники Ехо: Дар Шаванахолы»

Простые волшебные вещи

1) Придумывать правдоподобные объяснения мне сейчас не хотелось, врать тоже, а говорить правду — это уже ни в какие ворота не лезло!

2) Проблема в том, что у нас нет никаких гарантий, что с нами вообще хоть что-то происходит «на самом деле»! Видишь ли, когда ты сидишь в уборной у себя дома, у тебя просто нет повода спросить себя, «на самом деле» это с тобой происходит или нет… Знаешь, а вполне может быть, что ты — обыкновенный овощ, и тебя давным-давно благополучно сожрало какое-то травоядное ч…
… показать весь текст …

— Конечно, влюбилась. А как еще?
— Ты не забывай, я только с виду человек. У кошек все иначе. Когда я говорю, что влюбилась, это значит, я просто счастлива, что такое существо есть на свете. А уж если вдруг оно рядом со мной какое-то время будет находиться — вообще сказка, праздник! И ничего мне от него больше не надо. Пусть что хочет, то и делает. Ну, если по голове меня погладить, я, конечно, от счастья растаю. А нет — так нет, не беда и не повод для грусти. Погляжу на него, послушаю да и пойду по своим делам. Вот это я называю — влюбиться. А ты что подумал?

У всякого талантливого лжеца случаются моменты вдохновения, когда он не просто убедительно врет, но сам свято верит каждому своему слову.

Я уже не раз замечал, что брань действует как мгновенная анестезия. Боль не то чтобы проходит совсем, но становится вполне терпимой.

И без того отличное настроение стало еще лучше. Так что по узкой лестнице, мне пришлось спускаться боком: улыбка не пролезала.

Макс Фрай «Тень Гугимагона»

Отсутствие прямого запрета вполне можно считать своего рода разрешением.

Осень преподносит человеку щедрый дар — науку умирать, мы все знаем об этом, только мало кто признается себе, чему учится каждую осень, пока золото всех небес изливается к нашим ногам, и лишь коснувшись земли превращается в сухую листву.

Да просто время года такое особенное. Мост между летом и зимой, а значит, между жизнью и смертью. От всех этих осенних дождей, хризантем и мокрых каштанов, запахов, свежих, горько-сладких, обморочно звенящих в ушах, почти невыносимо болит сердце, вынужденное расти, расширяться, чтобы вместить все это предзимнее великолепие мира.

Мы уже там? Или еще здесь? — Мы уже здесь. Такая формулировка тебя устраивает?

..очень логично, не находите? :)))))))))))))))

Я чуть было не пришел в хорошее настроение. Но вовремя заметил эту опасную тенденцию и взял ситуацию под контроль. Тщательно приуныл, умело встревожился.

«Властелин Морморы»-Макс Фрай

Разгневанная женщина способна превратить в смертоносное оружие всё, что под руку подвернётся.

«Дар Шаванахолы»

1) И вечно так — стоит мне случайно узнать какую-нибудь интересную новую штуку, как вокруг все тут же начинают о ней говорить. Хотя прежде ни разу за многие годы не заикнулись. Словно мое внимание — магнит, притягивающий информацию, на которой оно в данный момент сосредоточено.
Не удивлюсь, впрочем, если так оно и есть.

2) А чужое знание о нас — такая сила, которой трудно противостоять. Хочешь, не хочешь, а невольно становишься тем человеком, которым считает тебя тот, кто рядом.

3) Считается,…
… показать весь текст …

Не дергайся по пустякам, ладно? Существует огромное количество других способов тратить свои силы, и все они куда лучше, чем твои обожаемые тревоги по пустякам!

Кот, конечно, не способен защитить своего человека от лихих гостей и прочих бед. Однако кошачье присутствие в доме удивительным образом успокаивает человеческие нервы. Как будто рядом с котенком ты находишься под самой надежной охраной. Вроде бы понимаешь, что это не так, а все равно работает.

«Сказки старого Вильнюса III»

Она благополучно одолела еще две конфеты , запила их целым литром зеленого чая , торжественно пообещала себе не прикасаться к сладкому еще лет двадцать и уснула , чрезвычайно довольная неизвестно чем. Вероятно , просто собой и жизнью в целом.

Макс Фрай
« Сказки старого Вильнюса»

Все мы рождаемся и умираем с одной и той же невысказанной просьбой на губах: любите меня, пожалуйста, как можно сильнее! В отчаянных поисках этой несбыточной любви к себе мы проходим мимо великолепных вещей, которые вполне могли бы сбыться, в том числе и мимо настоящих чудес. Но нам не до них: мы слишком заняты поиском тех, кто нас оценит и полюбит …

Источник

Макс фрай девяносто восемь настроений цитаты

Мужчина не прощает, он забывает, а женщина — она все прощает, но не забывает никогда.

судьба не дура… зря людей сводить не станет!

Вместо « у меня нет работы» нужно думать: «отлично, завтра я совершенно свободен», вместо « у меня нет денег» — «даже интересно, как мои ангелы-хранители будут выкручиваться на этот раз», вместо « ой, что теперь со мной будет» — «похоже, я обеспечил себе интересную жизнь на ближайшие годы»)))

Себя надо любить и хвалить. Не поручать же такое ответственное дело чужим людям

Все уже так хреново, что хуже быть не может. Следовательно, может быть только лучше. Логично?

Ум — отличная штука, но слишком утомительная. Поэтому включать его на полную мощность следует только в особых случаях — например, когда ситуация опасна для жизни или просто стало очень страшно. А пока все хорошо, можно оставаться наивным болваном, таким гораздо веселей живется.

Кофейная книга

Эспрессо — это жизнь. Горчит, но бодрит. Первый глоток может показаться невкусным, но, допив чашку, всегда захочешь еще одну. А на еще одну чаще всего не хватает времени.

Капучино — это влюбленность. Сначала терпко, потом сладко и легко, а на поверку — все та же жизнь. Но моменты, когда сладко и терпко, — самые лучшие. Кстати, всегда можно просто съесть пенку и не пить, но это мало кому приходит в голову. Видимо, дело все-таки в сочетании.

Латте — это мечты, эспрессо, разбавленный молоком наде…
… показать весь текст …

20 советов в трудную минуту от Макса Фрая

Макс Фрай — одновременно и главный герой произведений, и литературный псевдоним двух авторов — Светланы Мартынчик и Игоря Стёпина. Книги Макса Фрая затягивают в свои удивительные миры, где живут узнаваемые персонажи из нашей с вами жизни. А главное, они полны легкого юмора и метких наблюдений, открывающих глаза на этот мир.

1. Хотел бы я научить тебя вместо: «Ох, как все плохо!» — думать: «Надо же, как интересно!» Но такое отношение к жизни приходит только с опытом.

2. В конце концов, если не позволять себе иногда побыть придурком, жизнь лишится доброй половины удовольствий.

3. У меня есть прекрасное правило: если происходящее перестает нравиться, надо немедленно уходить.

4. Добрые приметы следует изобретать самостоятельно. Кого встретил, тот и к удаче. Так и запишем. И запомним. И день проживем соответственно…
… показать весь текст …

Я близорук, но очки носить не люблю, да они и не особо нужны, в принципе, я всё вижу — приблизительно, в общих чертах, и это, как правило, к лучшему, ничто так не красит мир, как возможность дорисовать его детали в своём воображении.

Всякий уважающий себя шизофреник обязан время от времени обсуждать с собой, любимым, текущие проблемы.

Если встречу на улице свою судьбу, непременно набью морду этой гадине…

Есть вещи, которые я люблю,
и есть вещи, которые я ненавижу,
иногда они меняются местами…

Я вообще плохо разбираюсь в людях. Особенно в тех , которых люблю.

Когда знаешь, о чем поговорить с человеком, это — признак взаимной симпатии. Когда вам есть о чем вместе помолчать, это — начало настоящей дружбы.

У всякого Серого Волка свой интерес. Одних волнуют тела прекрасных странниц, других — пирожки в их корзинках, а кому-то просто нужен хороший попутчик, чтобы вывел из чащи к людям, всякое бывает.

Сломать можно почти кого угодно, было бы желание. Зато привести сломленного человека в порядок — тяжкий труд, не каждый за такое возьмётся.

Маленькая глупая белая кошка знает, что такое любовь.
Любовь — это лежать на неудобных скользких коленях неудобного скользкого, постоянно шевелящегося любимого существа, сползать с них каждые несколько минут, но не выпускать отросшие после стрижки когти, не цепляться, а шмякаться на пол, вздыхать, запрыгивать обратно на скользкие неудобные колени, сворачиваться клубком и снова сползать на пол, но не выпускать когти, не цепляться, падать, вздыхать и возвращаться — и так до бесконечности.
Глупый большой неудобный и скользкий человек тоже знает, что такое любовь.
Любовь — это сидеть в неудобной позе, задрав колени, едва касаясь пола кончиками пальцев ног, стараться поменьше шевелиться, чтобы маленькая глупая белая кошка падала и вздыхала как можно реже, и в этом удивительном мире, сотканном из глупости и любви, было чуть больше тишины и покоя.

Источник

Макс фрай девяносто восемь настроений цитаты

Девяносто восемь настроений

Эти тексты были созданы в 2006 году для специальной рубрики «Настроения недели» на сайте «Дирижабль», которого уже давно не существует. Автор по сей день благодарен Дмитрию Брисенко и Кате Ваншенкиной, придумавшим для меня повод все это написать.

Ночью в некоторых городах обязательно будет туман, да такой, что собственные руки разглядеть — задача не из простых, совсем как во сне. От этого утром многие встанут, не просыпаясь, да так и пойдут по делам. Не поднимайте им веки, если встретите, пусть себе спят.

А некоторые, напротив, так и не смогут заснуть, сладко промаются всю ночь, сидя на подоконнике — сигарета за ухом, термос с чаем или, напротив, початая бутылка текилы, щепоть соли, лайм, можно без хлеба. И вот им-то, бессонным, достанется главный приз. Известно же, если не спать больше суток, переполниться впечатлениями и ощущениями, довести себя до полного изнеможения, дождаться второго дыхания и третьего (а четвертому не бывать), две основные составляющие — ловкая, изворотливая, но глупая, по большому счету, обезьяна и молчаливый мудрец, не имеющий почти никакого отношения к человеческим делам, — садятся на краях пропасти, которая их разделяет, болтают ногами и с тупым интересом глядят друг на друга. Оба в этот момент почти равны в своей неспособности вести себя привычным образом. Им некомфортно, но интересно.

И вот тогда-то становится очевидным присутствие третьего, который тащится, как обкуренный подросток, наблюдая за первыми двумя. Этот третий и есть «я», он — бессмертен. Но почти не умеет жить (как все бессмертные). Надо бы научить деточку ходить, что ли, для начала.

Нет ничего труднее некоторых элементарных вещей. Но оно того стоит.

Вторник, 11 апреля

В некоторых (не обязательно южных) городах хозяева кафе станут с утра выносить на улицу столы и стулья, на радость любителям делить завтрак с солнечным лучом и белым, словно бы из капучиновых пенок рожденным, котом. Можно, можно наконец-то плюхнуться на плоскую, сотнями чужих задниц сплющенную, зато и согретую подушку, потребовать минеральной воды с газом, не пить ее, а лишь взбалтывать в стакане, чтобы искрилась на солнце, пенилась и шипела, не хуже шампанского. Можно сидеть, подставляя макушку нежным пока еще солнечным лучам, писать длинные SMS приятелям, гадать на куртках прохожих: «Если сейчас из-за угла выйдет кто-то в красном, все у меня получится, а если в синем… если в синем, все равно получится, но не сразу, а вот если в зеленом, тогда, пожалуй, не выйдет ничего (невелик риск, мы-то знаем, что в этом сезоне не носят зеленое), а если вовсе без куртки, тогда со мной скоро случится какое-нибудь чудо и все станет неважно…»

А жителям тех городов, где летние кафе все еще закрыты, придется придумать себе какое-нибудь другое развлечение. Например, заказать билет на самолет, дождаться конца рабочей недели и в пятницу вечером улететь туда, где…

Среда, 12 апреля

Как ни крути, а 12 апреля — День космонавтики, такую дату из памяти палкой не выбьешь, да и не надо ее выбивать.

В детстве мы всерьез верили, что скоро-скоро, когда мы вырастем и закончим школу, наши мальчики будут проходить срочную службу в космических войсках и, возможно, даже воевать с инопланетянами, а потом, когда они всех победят, мы полетим переселяться на какие-нибудь другие планеты и устроим там все как нам нравится. Это была эпоха великих надежд и пустых хлопот; лучшие из нас до сих пор готовы все бросить и рвануть на какую-нибудь другую планету, пусть только позовут.

И ведь, что самое смешное, иногда зовут.

Однажды, когда мой почтовый адрес еще болтался в открытых источниках, мне пришел дивный спам, всего одна строчка: В КОСМОС ДЕШЕВО. И контактный телефон таинственных благодетелей. Телефон, на всякий случай, переписан в блокнот, но размещать здесь бесплатно чужую рекламу я, пожалуй, все же не буду. Приберегу полезную информацию д ля себя, воспользуюсь, если что.

«В космос дешево» — что за дивный эпиграф к научно-фантастическому роману! Покойный Роберт Шекяи вполне мог бы написать такой роман, и покойный Станислав Лем, пожалуй, мог бы, и… а вот, честно говоря, не знаю, кто еще.

Любимых писателей-фантастов нашего детства больше нет, зато остались книжки. Для нас они — единственный шанс попасть в космос дешево, а то и вовсе бесплатно, не затрачивая никаких усилий, не слезая с дивана, даже чашку с жидким чаем в сторону не отставив.

Четверг, 13 апреля

Люди, я знаю, делятся на тех, кто побаивается числа 13, и тех, кто его обожает. Такой безобидный бытовой демонизм, вреда от него никакого, зато удовольствия, говорят, море.

Впрочем, у некоторых людей число 13 не вызывает вообще никаких эмоций. Их арифметикой не проймешь. Такая стойкость заслуживает уважения.

Арифметика арифметикой, но 13 апреля у нас еще и полнолуние. Оборотни, которых с каждым годом становится все больше на улицах наших городов, выйдут на охоту, не дожидаясь темноты. Зачем остерегаться тем, в кого никто не верит — даже первые четыре секунды после укуса не верит, хотя казалось бы.

Оно и неплохо, потому что всякий укушенный получает дивный шанс в кои-то веки превратиться во что-нибудь иное. Неважно, во что именно. Хуже, чем есть, вряд ли будет.

В последнее время, однако, знакомые оборотни жалуются, что на охоте все чаще попадаются экземпляры столь невосприимчивые, что им даже самый страстный укус до лампочки. Не желают превращаться, болваны.

Ну, сами виноваты.

Пятница, 14 апреля

Пятница, говорите вы? Конец рабочей недели? Офисные страдальцы вырвутся на волю и поставят на уши центральные улицы и питейные заведения больших городов, все как всегда?

А что ж. Очень даже может быть, что и поставят.

Потому что 14 апреля в некоторых городах установится наконец такая прекрасная погода, что головы пойдут кругом с утра пораньше, задолго до начала пятничных возлияний. В этот день будет зафиксировано рекордное число прогулов среди школьников и студентов, да и взрослые серьезные люди постараются отпроситься с работы. Ну хоть на полчаса раньше уйти, если иначе — никак.

А в некоторых других городах будет по-прежнему холодно, слякотно и промозгло, потому что жизнь — чертовски несправедливая штука, а климат в наших широтах подходит скорее для выживания, чем для жизни. Ничего не попишешь.

В связи с климатом вспоминается одно из сочинений австралийских школьников о России. В каком году и в каком журнале оно было опубликовано, не помню. Зато цитату до сих пор воспроизвожу безошибочно, слово в слово: «В России очень длинная и холодная зима. Русские зимой сидят дома, пьют водку и играют на балалайках и в шахматы. Поэтому среди русских так много великих шахматистов».

А вы и не знали небось.

Суббота, 15 апреля

В этот день держите нос по ветру и будете вознаграждены. Из окна непременно пахнёт влажной землей и свежей травой, которая, скорее всего, еще не выросла. Травы нет, а запах есть, так бывает. Из дома напротив донесутся ароматы жареного мяса и гиацинтов; в вашей власти сделать так, чтобы у вас на кухне запахло не хуже. Например, свежим кофе, кардамоном и имбирем. И еще розами. Этой весной в нашем супермаркете появились в продаже жестяные коробки с сухими розовыми бутонами; если кинуть такой бутон в кофе, получится натуральное приворотное зелье, поэтому не давайте его незваным гостям, лучше уж выпейте сами. Головокружительный роман с собственным зеркальным отражением — не худшее начало дня. А потом, после обеда, можно отыскать и другой какой-нибудь объект желаний. Вовсе не обязательно смутный.

Воскресенье, 16 апреля

Веткой на песке можно начертить рожицу. А можно написать что-нибудь. Например, желание. Мимолетное, сиюминутное, пустяковое — а иных лучше вовсе не иметь. Потом надпись следует стереть, быстро-быстро, пока никто не увидел, а желание — забыть. Мы же договорились, что желание у нас мимолетное, сиюминутное, пустяковое, верно? Ну и незачем с ним дольше пяти минут носиться.

А потом нужно отправиться дальше И ну ведь вы не специально во двор, к детской песочнице выходили, а просто шли мимо, если я все правильно понимаю. По каким-нибудь делам. Мелким, необязательным воскресным делам, например, сыр купить, или сигареты, или, ну не знаю я, в книжный магазин на углу.

И вот, так и не добравшись до этого самого угла, вы вдруг увидите, что из трамвая или, ладно, маршрутного такси чуть ли не на полном ходу выскакивает ваш старый друг, с которым сто лет не виделись, бежит к вам, заключает в объятия, бормочет что-то восхищенно-бессмысленное, как всегда в таких случаях, и зачем-то сует надкусанный вафельный стаканчик с пломбиром — дескать, хочешь мороженого?

Ну да, все правильно. Вы что на песке прутиком чертили? «Мороженого хочу».

Понедельник, 17 апреля

В некоторых городах это будет четвертый, а то и пятый дождливый день кряду. Так что даже любителям сырости вроде меня надоест. В такие дни надо с утра разжигать огонь в камине или хоть на плите, греть чайник — тяжелый, темного металла, или медный, сияющий, или прозрачный, из огнеупорного стекла, но только вот никаких этих ваших пластиковых электрических уродов, в них вода перекипает вечно, да и глазам никакой радости. Заваривать крепкий черный чай, добавлять сухие лесные ягоды, цветочные лепестки, жгучий сок умученного при помощи терки свежего имбирного корня, лить тонкой струйкой в чашку, улыбаться рассеянно, потому что когда дождь пятый день кряду, в голову лезут самые что ни на есть дурацкие светлые мысли. К примеру — а не уехать ли навеки в Аргентину, или может просто велосипед купить — вот прямо сегодня, позвонить на работу, сказать: «Болею» — и пойти купить велосипед, а то ведь опять до осени не соберусь.

Надо пить чай, смотреть на огонь (мы же договорились, что будет огонь, не в камине, так хоть на плите, или, ну не знаю я, свечку в кладовой разыщите, придумайте что-нибудь) и внимательно прислушиваться к дурацким своим утренним понедельничным мыслям. Среди них встречаются вполне пригодные к немедленной реализации.

А нет — так нет. Зато чаю попьете по-человечески, а не как всегда, на бегу. Не худшее начало недели.

Вторник, 18 апреля

В школе у меня был самый-самый нелюбимый день недели — вторник. Не потому даже, что по вторникам — какое-то необъяснимое, почти роковое совпадение! — всегда было самое противное расписание уроков, и ненавистное черчение из года в год непременно ставили на вторник, хоть убейся. Но это как раз ладно бы. Хуже было другое.

Понедельник сулил надежду. То есть, конечно, было жаль, что воскресенье закончилось и выспаться не удастся еще целых шесть дней кряду. Но как-никак новая неделя, после короткого, а все-таки перерыва Казалось — а вдруг теперь все будет немножко иначе? Что-нибудь случится, что-то вдруг чудесным образом переменится, почему бы и нет.

Но понедельник, ясное дело, не приносил вожделенных перемен, а за ним наступал вторник. Ужасный день в самом начале недели, когда до единственною выходного, еще ой как далеко, а света в конце тоннеля нет и не предвидится. Все мрачно, безнадежно, и нет выхода. Кошмар.

Ненависть ко вторникам переросла постепенно в настоящую фобию. Мне стало казаться, что все неприятности, какие мне суждены, непременно будут случаться только по вторникам. Какое-то время так оно и было, потому что, известное дело, какую реальность себе придумаешь, в такой и живешь.

Но потом школа закончилась, а на первой моей работе, в библиотеке, у меня было два выходных — суббота и, собственно, вторник. Оказалось — прекрасный день. Ну уж точно ничем не хуже прочих дней недели.

С тех пор у меня было великое множество работ и еще больше случайных заработков. Чего в моей жизни уж точно больше не было — так это необходимости подолгу подчинять свою жизнь одному и тому же расписанию. Расписание — вот это и есть персональный ад почти всякого современного человека. А вторник — что вторник? Хороший, в сущности, день.

Среда, 19 апреля

Список добрых примет на сегодня:

Проснуться у себя дома — к счастью.

Впрочем, проснуться не у себя дома — тоже к счастью.

Вообще, проснуться девятнадцатого апреля две тысячи шестого года (время суток не имеет значения) — к счастью. Если уж все так прекрасно сложилось, что вы ухитрились как-то сегодня проснуться, вам теперь ничего не страшно. Все будет хорошо. А если вдруг что-то снова пойдет не так, имейте в виду, это тоже — к счастью. Примета такая, ага.

Четверг, 20 апреля

У меня много лет не было наручных часов, а если и появлялись, долго не задерживались. Почти сразу останавливались или просто терялись, чтобы, значит, без дешевой мистики. В лучшем случае трубили свой срок где-нибудь в шкафу, на дне коробки с «сокровищами», до тех пор, пока не находился кто-нибудь, кому их можно подарить. Между прочим, достойного кандидата найти в таких случаях непросто, потому что не всякому можно отдать время р пусть плохонькое, а все же свое.

И вот наконец нашлись идеальные часы для меня. Черный кожаный ремешок, в серебряном обрамлении круглый, гладкий каменный циферблат цвета спелой вишни. Камень называется гранат, если мне не соврали. И никаких, упаси боже, стрелок, никаких делений — вообще ничего. Неподвижное время, вернее, даже полное отсутствие времени, гранатовая вечность. Именно то, что требуется.

Я это все к тому, что сегодня можно (и нужно) попробовать не спешить. Мудреная это наука, не всякому она дается и не сразу. Но полчаса даже начинающий может продержаться. А то и целый час. Просто надо стараться.

Пятница, 21 апреля

Задание на сегодня будет такое: ходить по городу, внимательно глядеть по сторонам, читать надписи, разглядывать картинки. Это, как известно почти всякому горожанину, самый простой способ получить ответы на все самые важные вопросы. Вот мы с приятелем один раз шли по городу, хихикали, глупости говорили, вспоминали старые фильмы и книжки, в связи с чем вопрошали друг дружку глумливо: «Есть ли жизнь на Марсе?» И вдруг чуть не впечатались в стену, исписанную огромными черными: «ДА! ДА! ДА!»

Суббота, 22 апреля

Надеюсь, в этот день многие хорошие люди все-таки смогут выспаться. Суббота как-никак.

Сон по нынешним временам сокровище куда более ценное, чем любая валюта. Голодных довольно мало, голых граждан на улицах больших городов еще меньше, зато выспавшихся практически нет. Потому что сон — почти обязательная часть платы за вот эту самую еду и одежду. И за крышу над головой, разумеется. И за прочие необходимые вещи. Лег за полночь, вскочил за час до рассвета, с квадратной головой, воспаленными глазами и мировой скорбью в районе солнечного сплетения — считай, уже заслужил корм. Молодец.

Мне довелось сменить немало профессий и еще больше мест работы. Чем более престижной и высокооплачиваемой была работа, тем сильней становилось ощущение, что мне платят не столько за профессиональные умения, не за светлый ум, не за красивые глаза даже, а просто за время моей жизни, которое можно было бы потратить на куда более приятные (и полезные для здоровья) вещи. В частности, на сон.

Настоящая роскошь — не мордой в икру падать в холле отеля «Ритц», а спать сколько влезет. Хоть до полудня, хоть до заката — как пойдет. Мало кто может себе это позволить, да и то, пожалуй, не каждый день. Потому что даже богатых бездельников одолевают порой житейские дела, и тогда выясняется, что банки закрываются сразу после обеда, стоматолог принимает до полудня, а, к примеру, консул далекой республики Батата — и вовсе с восьми до девяти утра. Я не говорю уже о расписании поездов и самолетов — не о чем тут говорить. Мрак и ужас.

Все это похоже на какой-то кошмарный заговор, хоть роман-антиутопию садись писать. Словно бы вся человеческая цивилизация — специальный такой инструмент для поддержания населения планеты Земля в невыспавшемся состоянии. Зачем — тут может быть великое множество версий. Я ж говорю, пора звать романиста. Желательно, невыспавшегося, чтобы прочувствованно писал, от души.

Воскресенье, 23 апреля

Самая: любимая наша еда обычно не такая уж и вкусная, зато она непременно о чем-то, не столько еда, сколько сентиментальная композиция для зубов, языка, памяти и нёба

Вот бутерброд с докторской колбасой, если запивать его сладким чаем, — история о том, как родителей нет дома и не будет до вечера, зато есть двухтомник Уэллса, читаный-перечитаный, заляпанный этим самым сладким чаем в особо захватывающих местах.

Жареная рыба — это о том, как папа вернулся с рыбалки, а мы его ждали-ждали, даже волноваться начали, потому что никаких мобильных телефонов в то время и в помине не было, позвонить, узнать, как дела, — невозможно. И вот он пришел наконец, пропахший морем, с красным от солнца индейским лицом, и весь кухонный стол в чешуе, и на раскаленной сковороде шипит масло, и ужин у нас будет почти праздничный, и хорошо.

Или, скажем, компот — восхитительная история о первых летних каникулах, когда всякий день казался бесконечным, а пляжное безделье было увлекательней любой игры. Родители волокли с рынка фрукты — ведрами. Сидели на кухне, перебирали, поругивая лукавых крестьян: вот, дескать, сверху, напоказ, вишня хорошая, а снизу — вся подавленная. И абрикосы битые. Из всего этого битого-давленого варили компоты, какие должны бы, по-хорошему, фонтанами бить из земли в раю, а иначе вообще непонятно, зачем этот рай нужен.

А, к примеру, свежий белый батон — история о том, как два человека семнадцати, что ли, лет от роду опоздали на последний троллейбус и бродили всю ночь по городу, потому что расходиться по домам не очень-то и хотелось, а такого дома, куда можно было бы вернуться вдвоем, не было, конечно — откуда? Когда закончились сигареты, стали подбирать бычки, азартно соревнуясь, чья добыча длиннее; потом увидели, как к булочной подъехал грузовик с горячим хлебом, наскребли по карманам какую-то мелочь, купили горячий еще батон, разодрали на куски, по-людоедски урча.

А пирожки с капустой…

Нет. Пора взять себя в руки и остановиться.

Я это все к чему. Все эти наши сентиментальные пиршества — они, конечно, по большей части чудовищная, вредная для организма пакость, с точки зрения всякого разумного диетолога. А с точки неразумого диетолога — и вовсе смертельно опасный яд, похуже ядерных отходов. Так вот. К черту диетологов. Все, что делает нас счастливыми, полезно, по крайней мере изредка.

Идите, идите уже за пирожным. Или за селедкой. Или за батоном и докторской колбасой. Ибо каждому свое.

Понедельник, 24 апреля

Принято говорить: дескать, дайте мне точку опоры, и я переверну мир. А на практике обычно оказывается, что тому, кто решил перевернуть мир, точка опоры только мешает.

Зато когда держаться больше не за что, земля уходит из-под ногу меняется местами с небом, и снова, и снова, пока не надоест, — мир переворачивается совершенно самостоятельно, столько раз, сколько душа пожелает. Точка опоры понадобится позже, когда захочется поставить перевернутый мир на место, придавить его табуретом, да еще и усесться сверху, чтобы не улетел. Потому что самим нужен.

Нечего и говорить, что точкой опоры может стать все что угодно, но мудрые люди подсказывают, что ничего круче кофейной чашки в этом смысле пока все же не изобрели. Некоторые специалисты, впрочем, утверждают, что чайные чашки ничуть не хуже. Автор этой записки, которую вы уже, надо понимать, привыкли обнаруживать на своем столе по понедельникам, бесстыжий пожиратель вашего времени, абсолютно с ними согласен.

Доброе утро. Хруп, хруп.

Вторник, 25 апреля

Добрые приметы следует изобретать самостоятельно. Нельзя полагаться в столь важном деле на посторонних людей. Скажем, вышел из дома, увидел во дворе рыжего кота — ага, рыжий кот к удаче, будем знать. Или серый кот к удаче. Или вовсе черный пес. Или, к примеру, девушка в красной косынке. Или мальчик с мячом. Кого встретили, тот и к удаче. Так и запишем. И запомним. И день проживем соответственно. Сегодня это особенно важно.

Среда, 26 апреля

Владелица моей студии, хозяйка расположенного внизу кафе, пани Янина сетует на себя. Дескать, какая была в молодости дура: жила, как велели. Света белого, соответственно, не видела. Смысла — тоже. Потому что это только кажется, что смысл жизни и удовольствие от жизни — разные вещи. Одно и то же, по большому счету.

И только теперь, вырастив троих сыновей, построив три дома и посадив несметное множество деревьев, кустарников, цветов, овощей и трав, она вдруг научилась жить как нравится. Ничего особенного, но пани Янина довольна. Держит кафе — больше для друзей и знакомых, чем для посторонних посетителей, которые и найти-то это место практически не имеют шансов. Открывает его через день, когда вздумается. Логика тут такая: всю жизнь мечтала иметь свое кафе, и вот — имею! Всю жизнь мечтала не ходить на работу, если не хочется, — и вот, не хожу! Но не валяется на диване, а приучает себя к долгим прогулкам и коротким (пока, для начала) путешествиям. На досуге пробует читать, потому что в детстве очень любила книги, да отвыкла уже. Внимание рассеивается, глаза устают. Но пани не оставляет усилий.

Говорит мне: вот, кучу времени потратила на всякую ерунду, теперь надо нагонять. Боюсь, не успею.

Что именно не успеете? — спрашиваю.

Ну как — что? Пожить, вздыхает моя хозяйка. Мне же теперь целую жизнь прожить надо, а времени мало осталось. Но я стараюсь!

Она права. Надо, надо стараться. Мало ли что времени нет. Его вообще нет — ни у кого. Но это ничего не меняет.

Четверг, 27 апреля

Нужно добыть кусок мела, а еще лучше — коробку цветных мелков. Спрятать в карман. По дороге на работу или еще по какому-нибудь важному делу, из тех, что превращают человека в не обязательно дрожащую, но вконец издерганную тварь, выбрать самую скучную, бессмысленную стену, написать или нарисовать там прекрасную ерунду, все равно что. Или почти все равно. Если понравится — повторить столько раз, сколько захочется. Невелик труд, а мир от такого пустяка вполне может дивно преобразиться. В моем городе есть стена, на которой написано по-английски: YOUR LIFE WILL BE HAPPY AND PEACEFUL. И есть другая стена, где написано по-русски: Я ВАС ЛЮБЛЮ. Многие написанному верят. И хорошо, что так.

Пятница, 28 апреля

Сегодня новолуние; на Востоке считается, что в такие дни следствия благих и неблагих деяний возрастают в сто раз. Хитроумная кармическая арифметика, ничего не скажешь. Однако, вспомнив то немногое, что удалось усвоить из школьной программы, я понимаю: важно, чтобы следствие всякого благого деяния было больше единицы. А, соответственно, неблагого — меньше. Главное — не перепутать. Сперва аккуратно все сосчитать, проверить и перепроверить, а уж потом подманивать чужую кошку вялой позавчерашней сосиской или, к примеру, сиротские конфеты за щеку тянуть. Жизнь полна опасностей!

Больше всего повезло (как всегда) лентяям. Потому что умножение на ноль, надо понимать, без промедления приводит их к той самой нирване, о которой так долго говорили большеви… Все, молчу, молчу.

Суббота, 29 апреля

Пары, которые ночью гуляют по городу, — вовсе не обязательно влюбленные, хотя, конечно, попадаются и такие. Но куда чаще, чем может показаться, гуляющие по ночам объединены в совсем другие союзы.

Об одиноких полночных прохожих говорить пока не станем, у них свои причудливые обстоятельства, свои дела — тайные и не очень. Большие компании и вовсе не в счет; то есть участникам это, как правило, нравится, но — не то. Лучше числа «два» для ночных прогулок нет ничего в природе. Особенно здорово выходит, когда между спутниками нет страсти, а лишь нежность и полное взаимопонимание. Поцелуи при луне — отличная штука, но, как ни крути, отвлекают от главного. Главное — это, разумеется, ночной город.

Ночная прогулка — сговор, а то и вовсе заговор. Не столько против горемычных сил зла, которые, как известно, властвуют безраздельно в темное время суток, а против размеренного ритма собственной жизни, привычного уклада бытия, картины мира, замызганной и лоснящейся от каждодневного использования.

Ночью, когда зрение почти беспомощно, прочие органы чувств вынуждены проснуться и взять ситуацию под контроль. Ночь в любом городе — время восхитительных, острых запахов, неожиданных, часто не поддающихся объяснению звуков. Ночью становится очевидно, что в некоторые дворы лучше бы и днем не заходить, а бежать мимо, закутав голову шарфом; зато вот эта обшарпанная подворотня ведет прямиком в земной филиал рая, а если посидеть молча всего четверть часа вон на той скамейке, да-да, зеленой, с поломанной спинкой, можно потом еще целые сутки не спать или еще чего покруче. Ночью тело горожанина становится таким же чутким, как тело лесного зверя, дело за малым — научиться его слушать, а эта наука редко дается легко. Но нелегко — не значит «невозможно».

Я это все к чему. Кто никогда не гулял ночью по городу с лучшим другом или просто добрым приятелем, тот вообще непонятно как и зачем живет на этой прекрасной земле. А всем, кто, как вот я, например, прежде жизни без таких прогулок не мыслил, а теперь пристрастился кататься по городу в машине или вовсе обленился, — самое время вспомнить, как это бывает. Апрель, апрель на излете, черт бы нас всех побрал.

Воскресенье, 30 апреля

А в этот день у вас будет такое настроение, какое сами пожелаете. Не стану вам мешать. Скоро вернусь, котлеты в холодильнике, компот на плите, не забудьте выключить телевизор, пожалуйста, очень вас прошу.

Понедельник, 1 мая

Зеленая трава есть уже, кажется, везде; только жители Крайнего Севера, возможно, испытывают сейчас желание плюнуть мне в бесстыжие, наглые очи, чтобы неповадно было делать прилюдно столь оптимистические заявления.

Но праведный гнев народов Севера ничего не меняет, мне все равно нравится думать, что ленивая поздняя весна взялась наконец за дело повсеместно, и не нужно говорить, что это не так, — вы натурально разобьете мне сердце.

В мае зеленеет не только трава, в мае зеленеют наши глаза ночью, когда никто не видит, когда все кошки серы, наши глаза зелены от иллюзий самого разного рода По весне зеленеет кровь — есть несколько дней в самом начале мая, когда наша кровь зелена, а тела одержимы иллюзией собственного бессмертия. Такие вещи почти все смутно чувствуют, но мало кто осознает, а лучше бы понимать, что именно с нами происходит, и стоять на этом ледяном ветру, под горячим уже солнцем насмерть, хранить стойкость любой ценой, потому что отступать некуда, позади никакая не Москва, а вечность; впрочем, впереди тоже она, и по сторонам, и сверху, и снизу ничего, кроме вечности, нет у нас по весне.

Май — великое испытание, очередной экзамен на аттестат внутренней зрелости, который почти никто не может выдержать с удовлетворительным результатом, но нет ничего слаще надежды на грядущую переэкзаменовку в новом году.

Господи, как же это все мучительно — и хорошо, что так.

В юности мне страшно хотелось убедиться, что хоть где-нибудь на этой земле есть еще такие, как я, только еще лучше. Это как если бы довелось родиться жирафом и жить с рождения, скажем, среди антилоп. Антилопы — они не «плохие», ясен пень. Просто принципиально другие. Совсем иначе устроены. И молодому жирафу среди них, мягко говоря, стремно — это во-первых. И одиноко — это во-вторых. И черт побери, непонятно даже, как продолжить свой род в столь невыносимых природных условиях. И так далее.

И вдруг в один прекрасный день жираф наш видит, что на дальнем холме, у самого горизонта пасутся другие жирафы — такие как он, и даже лучше. У них и шеи длиннее — ага, значит, и у меня такая вырастет! — и движения более грациозные — ура, и я так, выходит, когда-нибудь научусь! Это серьезная моральная поддержка, всем бы такую вовремя получать, но на самом деле мало кому так везет.

Я это все к чему. Человек, конечно, может обойтись без кого и чего угодно, кроме воздуха, воды, тепла и пищи (должен мочь). Но юный жираф — совсем другое дело. Надо бы не забывать нам, прекрасным и удивительным взрослым жирафам, что чьи-то глаза всегда следят за нами из зарослей. Это, разумеется, не налагает на нас обязанности опекать и заботиться; даже демонстрировать себя во всей красе вовсе не требуется. Единственное, что нужно, — не оказаться неумело раскрашенными фанерными макетами. Вот это действительно важно. Важнее всего на свете, может быть.

Рецепт идеальной прогулки — пройтись наяву по тем местам, где не раз доводилось бывать во сне. Равнодушно удивиться переменам: смотри-ка, большой каштан, оказывается, растет возле дома с красной крышей, а вовсе не в центре двора. А на первом этаже этой пятиэтажки теперь, оказывается, парикмахерская, а не кафе. Пожать плечами, улыбнуться рассеянно, пнуть ногой камешек, проследить, как он превращается в лиловую лягушку, залезть в чужой палисадник через дырку в заборе, понюхать цветущую ветку утуутмы, улететь, проснуться.

Меж тем, пока мы с вами тут ерундой занимаемся, Умка записала новый диск, и там, помимо всего прочего, есть две песенки, которые можно (и нужно) слушать с утра до ночи в рамках подготовки к апокалипсису — всеобщему или персональному, как повезет. В одной песенке она то и дело повторяет: «Ничего страшного нет», а в другой все время спрашивает: «Интересно, почему?» Очень важные для проживания правильной жизни, да и просто чрезвычайно полезные в кулацком хозяйстве формулировки.

Я довольно редко суюсь к посторонним людям с назойливыми советами, но это как раз тот случай, когда надо поверить мне на слово и песенки послушать. Концерт, если что, так и называется: «Ничего страшного».

Вечером остаться дома в полном одиночестве, выключить верхний свет, включить настольную лампу. Сделать несколько бутербродов, засунуть их в духовку, или какие там у вас приспособления для превращения холодного в горячее существуют. Заварить черный листовой чай в большом пузатом чайнике, нарезать лимон. Отключить телефоны — это важно. Телевизор, если таковой имеется, — лицом к стене (руки за голову, о да). Забраться с ногами в кресло, бутерброды и чай — на поднос, поднос — на колени, обложиться, к примеру, детективами Агаты Кристи или рассказами Герберта Уэллса, словом, чем-нибудь давным-давно зачитанным до дыр, но с тех пор основательно подзабытым.

Для кого-то все вышесказанное — верный способ испортить себе вечер пятницы. А для кого-то — один из бесчисленных рецептов счастья, самый простой, но далеко не наихудший.

В этот день без краткого списка счастливых предзнаменований не обойтись. И вот он, список.

Встретить детей, играющих в классики, — к счастью.

Встретить взрослого человека на роликах — к счастью. (Самому быть этим самым взрослым человеком на роликах — совершенно особая разновидность счастья, тут и предсказаний не требуется.)

Наступить в лужу — к счастью, что бы там ни говорили вам по этому поводу ваши бабушки много лет назад.

Телефонный звонок — к счастью (всякий звонок — но только сегодня).

Встретить бабочку капустницу — к счастью.

Увидеть цветущий одуванчик — к счастью. (Сколько одуванчиков, столько и счастья, то есть чем больше — тем лучше.)

Услышать воронье карканье — к счастью. Эдгар По нам не указ.

Хулы в любом случае не будет, как ни крути. А нам того и надо.

Воскресенье, 7 мая

Не знаю, как вам, а мне вдруг стало наконец понятно, о чем я тут пишу. И почему так. И даже зачем все это делаю, хоть и не люблю я такую постановку вопроса: «Зачем?» Могу объяснить, если хотите. А не хотите — все равно объясню, потому что вот такая вожжа мне под хвост нынче попала, терпите.

Так вот. Когда умерла моя мама (очень, очень давно), осталось много ее вещей: одежда, обувь, посуда, сумки, расчески, бигуди, тряпочки, резинки, пакеты, которые она собирала для хозяйственных нужд, и все в таком роде. И еще осталось великое множество незавершенных дел, начиная от пенсии, до которой ей оставалось работать еще несколько лет, и заканчивая недоеденным мороженым «пломбир» В холодильнике. Больше всего меня поразило, что все это не помогло. Стало ясно, что все ее взрослые связи с миром: любящие родственники, красивые и полезные вещи, вкусы; пристрастия, принципы и убеждения — не помогают от смерти. Муж, выходит, не помогает от смерти, трое детей и трое внуков — тоже. Новая, всего дважды надетая шуба из стриженой ламы определенно не помогает от смерти. Длинная мягкая ночная рубашка с оранжевыми цветами и коричневыми листьями — не помогает. Идеальная чистота в доме, умение готовить и шить, работа, зарплата и будущая пенсия, сулившая, судя по разговорам моих родителей, райское блаженство на земле, — все это, как еще миллион всяких штук, не помогает от смерти, такие дела.

Сейчас все это кажется мне вполне очевидным, а тогда вставило нереально. Мамины вещи, заботы, житейские принципы и прежде казались мне довольно сомнительными ценностями, как и все остальные взрослые глупости, теперь же они вызывали у меня неприкрытую ненависть. Если не помогает от смерти, значит, убивает — так мне казалось. Нельзя не отметить, что в моих детских рассуждениях была определенная логика. Я, собственно, до сих пор примерно так все себе представляю.

По большому счету, все это случилось со мной очень вовремя, потому что сломаться, подчиниться общему ходу вещей и в итоге оскотиниться подростку легче легкого. А тут панический страх смерти дал силы противостоять миру, делать все наперекор — не только родственникам и учителям, но и друзьям-ровесникам, и даже старшим товарищам, чей статус, теоретически, должен был бы приравниваться к пророческому. Все они, как мне вдруг стало понятно, тоже были смертны, следовательно, ничего путного не присоветуют. Мне, кстати, до сих пор кажется, что это была чрезвычайно разумная позиция.

Пришлось учиться жить с четким пониманием полной бессмысленности всего происходящего. Поначалу получалось очень плохо, новая генеральная мысль думалась с утра до ночи, да так громко, что рядом со мной увядали комнатные растения (это не метафора, а факт). Теперь получается просто плохо, но уже не очень, то есть иногда мне удается совершенно бескорыстно наслаждаться жизнью несколько часов кряду, ни разу не вспомнив, что все это тоже не помогает от смерти, — великий прогресс. Который, впрочем, тоже не помогает от смерти, как все мы понимаем.

Но есть некоторые вещи, которые помогают. Не радикально, раз и навсегда, а как «Колдрекс» от простуды. То есть некоторые, особо мучительные симптомы убрать можно, подарить себе передышку, а потом обнаружить, что простуда уже прошла — как бы сама собой. Собственно, именно об этих некоторых вещах я все время твержу. За редким, случайным, но почти непростительным исключением.

Понедельник, 8 мая

Время, время. Как же крепко держит меня эта тема, словно бы и нет ничего, кроме времени; впрочем, самого времени тем более нет. Не только в том смысле, что все мы вечно куда-то опаздываем и ничего не успеваем, а вообще — нет его. Примерещилось, пустое.

Вернувшись однажды в город, где сперва жил, а потом уехал и не возвращался много лет, можно на собственной шкуре убедиться, что время — не просто иллюзия, но глупый розыгрыш, нелепая ловушка для самых маленьких и глупых, а мы купились и поверили — все как один, дураки.

Потому что вот идешь по знакомой улице, заходишь, скажем, во двор, где прошло твое детство, усевшись на лавку, оглядываешься по сторонам, дивишься переменам: как же успели так быстро? Потому что по внутреннему ощущению, всего-то неделю тебя не было тут. Ну, две. А потом путем нехитрых арифметических подсчетов обнаруживаешь — никакие не две недели. Девятнадцать лет. И не удивляешься даже, какое уж тут удивление, а цепенеешь от такого открытия. А потом окончательно понимаешь, что время — самое чудовищное вранье, которое нам неизвестно зачем впаривают. Или даже мы сами впариваем себе и друг другу, опять же неизвестно зачем. Первые школьные каникулы, сломанный турник, недописанная контрольная по химии, булочка «восьмерка» из школьного буфета за десять копеек, зачетка, оставленная в залог проводнику поезда, бутерброды с котлетой и пирожные «корзиночка» в университетском кафетерии, червонец, найденный на троллейбусной остановке, этот вот Машенькин взгляд исподлобья, маньяк, которого искали в парке и вроде бы так и не нашли, первый в жизни рассказ про ангелов, которые кормят погибших летчиков изюмом и урюком, записанный наспех в тетрадке, перепечатанный старательно безотказной соседкой, Джек Николсон в фильме про отель «Оверлук» и Рутгер Хауэр в фильме про бреющегося на бегу — все было неделю назад, максимум — две, но точно не больше.

И только зима была давным-давно, вот это — чистая правда. И хорошо, что так.

Мой папа, прошедший всю войну, с сорок первого по сорок пятый, дважды раненный, оставшийся в живых исключительно по причине невероятного везения (думаю, впрочем, такое может сказать о себе всякий уцелевший в той войне солдат), когда речь заходила о ратных его подвигах, вспоминал по большей части смешные какие-нибудь истории, дурацкие эпизоды, с удовольствием перемежал их совершенно раблезианскими перечнями съеденного и выпитого (это уже в дни наступления, на вражеской территории, ясное дело). На прямой вопрос, впрочем, однажды честно ответил: да, было страшно, а как ты думаешь, стреляют же, грохот, и все время убивают кого-нибудь совсем рядом, вот только вчера ходили с ним купаться, а сегодня его — на кусочки, а ты почему-то целый, еще бы не страшно, скажешь тоже, эх ты.

В моей детской голове все примерно так уложилось: когда людям страшно, они очень много шутят, смеются, попадают все время в нелепые какие-нибудь истории, может быть, даже нарочно, чтобы отвлечься. Поэтому война — веселое дело, но только потому, что страшное. Иных причин для веселья нет.

Это, понятно, вовсе не самое важное про Великую Отечественную и любую другую войну. Просто так оказалось, что вот именно для меня, тогда (и здесь, и сейчас) — самое важное. Потому что всякая человеческая жизнь — тоже веселое дело, и ровно по той же причине. Быть живым человеком на этой прекрасной земле, как ни крути, — подвиг, даже в мирное время. Скромный, почти бесполезный подвиг, но все-таки. Если бы папа не научил, что, когда страшно, надо смеяться и смешить других, давным-давно можно было бы рехнуться, а так — ничего.

Толком не распроснувшись, выскочить из дома, выпущенной наудачу стрелой мчаться неведомо куда, утратив спросонок давешние четкие представления о цели, бескорыстно наслаждаясь полетом, с по-утреннему хмурым лицом, но захлебываясь внутренним смехом, как ледяной газировкой, утирать рукавом мокрый лоб, радоваться телефонному трезвону, как колокольному, — изредка нужно начинать день именно так. Лететь, почти не касаясь земли, ехать по внезапно опустевшему городу, ни единой автомобильной пробки не встретив на своем пути, или просто бежать и прибежать наконец куда-нибудь, не приходя в сознание уладить все свои дурацкие дела на тысячу лет вперед, пулей обратно, на улицу, рухнуть на согретую солнцем лавку, перевести дух, обнаружить, что где-то неподалеку нынче косили траву и запах ее ластится к ноздрям, просится внутрь-грех не впустить такого гостя. День только начинается, а у нас уже все получилось, черт его знает, как и почему, и — ура!

Это был три тысячи семьсот сорок восьмой способ приманить удачу. Спасибо за внимание.

В старом, хорошем анекдоте ребе находит кошелек в субботу, когда работать, в том числе и поднимать лежащие на земле вещи, ему никак нельзя. Тогда он возносит молитву, и случается чудо: вокруг суббота, сверху и снизу тоже суббота, а на малюсеньком пятачке, где находятся ребе и кошелек, — четверг. И — voila.

На первый взгляд это история о плутовстве, о сокрушительной победе человеческого разума над запретами и ограничениями, о вековечной мечте человечества торговаться (и сторговаться) с Богом, а если очень повезет, то и надуть Его, а что ж.

Но это только на первый, очень поверхностный, взгляд.

На самом деле это, конечно, история о правилах, исключениях из правил и сокрушительной силе человеческого духа, которая — не только единственный ключ, инструмент и метод для всякого желающего стать этим самым исключением, но и конечная, вернее, подлинная, хоть и редко осознанная цель такого финта ушами. Извечная мечта человека летать, как птица, — не столько мечта о самом процессе полета, который почти для всякой птицы дело повседневное, обыденное и совершенно лишенное романтики. Тут важно совсем другое: полет бескрылого существа — апофеоз победы над непобедимым Правилом, исключений из которого вроде бы быть не может. Всем четвергам четверг посреди всеобщей принудительной субботы.

Я все это к чему? Да черт его знает. Просто сегодня четверг. Дело за кошельком; впрочем, есть в мире вещи поважнее, чем кошелек, но это, конечно, дело вкуса. Сегодня четверг, повторяю. Четверг.

Май, помимо всего, еще и бесконечный праздник для обоняния; в этом смысле разве что сентябрь может с ним сравниться, да и то не во всяком городе. Запах цветущих вишен смешивается с запахом дыма, который неведомо откуда, но непременно появляется по весне. Камни, отвыкшие за зиму от тепла, вдруг вспоминают, каково это — нагреться на солнце, — и пахнут с перепугу вовсю, этакие свежие неорганические цветы. Ветер с реки ничем не хуже ветра с моря, в мае по крайней мере. И если уж зашла речь о воде, божественно благоухает мокрый асфальт, политый в первый жаркий день из шланга. Рассказывать о том, как пахнет после настоящего дождя, даже пытаться не стану, это из тех чувственных переживаний, для описания которых нет слов в языках человеческих, а для языков нечеловеческих нет подходящей раскладки клавиатуры у меня.

И еще, и еще. В мае люди распахивают окна. Всякий прохожий имеет нефиговый шанс внезапно обнаружить, что из распахнутых окон пахнет чужой жизнью, неподдельной, без вранья — жареным луком, кремом для обуви, трубочным табаком, яблочным компотом, пригоревшим маслом и свежеструганым деревом. Вдыхать эти ароматы — далеко не всегда наслаждение, зато всегда приключение. Для носа, и не только, если повезет.

Полнолуние сегодня, полнолуние. Хороший ежемесячный повод выйти из берегов, каждому — из своих. Потому что всякий человек — океан, и глупо всю жизнь искренне считать себя лужей, пусть даже самой глубокой и непросыхающей в микрорайоне.

Воскресенье, 14 мая

Жители Северного полушария наконец-то перестали жаловаться на холод. Скоро, того гляди, начнут жаловаться на жару; из года в год — так.

Все разумные люди при этом, в общем, понимают, что нет занятия более пустого и безрассудного, чем досадовать на погоду. Она — просто есть, дана нам в ощущениях, это одно из непременных условий задачи, которую мы решаем всю жизнь (ответ, в сущности, известен, никто не запрещает заглянуть на последнюю страницу учебника, но это не освобождает от необходимости продумать и тщательно прописать решение, которое, как известно, каждому — свое).

Так вот, погода. Ругать ее просто и, чего греха таить, приятно, а вот искренне наслаждаться всяким климатическим вывертом, расслаблять мышцы, впускать в себя ледяной ветер, как в пустой дом, натянутой струной звенеть в стылом февральском городе или, напротив, таять от немилосердного жара июльского солнца, блаженным ручейком утекать из-под собственных ног — почти никому не доступное искусство. Хотя казалось бы.

Иногда я думаю, что злокозненный климат только для того и дан нам свыше, чтобы мы учились не просто принимать обстоятельства такими, какие есть (это как раз многие могут — со скрежетом зубовным и скорбным лицом, закусив губу, вспомнив, как воспитывали в детстве силу воли), а искренне наслаждаться этими самыми обстоятельствами, черт бы их побрал, честно говоря.

Но надо, надо стараться. А если не получается, тогда уж — отставить бесполезное нытье, пускаться на поиски хоть какого-нибудь завалящего шамана, чтобы научил управлять погодой, вызывать дождь, рассеивать тучи, и все в таком духе. Некоторые мои знакомые горожане это умеют, ничего особенного, говорят.

Все это я к тому, что обстоятельства, наслаждаться которыми нет никакой возможности, надо изменять — любой ценой. Потому что нет ничего хуже беспомощности, которая, как говорят знающие люди, младшая, самая любимая сестренка смерти, а вы и не знали?

Понедельник, 15 мая

Птицы небесные, конечно же, не сеют, не жнут, но весь день при деле, вкалывают ради пропитания, шустрят, высматривают кто крошки, кто букашек, в драку лезут из-за любой малости, зато и кушают, и какают практически безостановочно. Словом, нелегка повседневная жизнь небесных птах.

Это я к тому, что если кого работа задрала, как оно часто бывает по понедельникам, помните, что даже евангельский символ беззаботности влип в заботы о корме так крепко, что нам и не снилось.

К тому же нам, людям, точно можно не бояться кошек, и это — отличная новость.

Формула «ты меня понимаешь» может означать практически все что угодно.

Например, ты меня понимаешь — значит, у нас, с ума сойти, схожие системы символов, так не бывает, батюшки-светы, убиться веником, давай же дружить навек.

Или ты меня понимаешь — значит, у нас разные системы символов, мы оба это осознаем и работаем в нужном направлении, и гляди-ка, получается, поэтому сейчас ты, кажется, действительно меня понимаешь — ну, насколько это возможно, но все равно почти невероятно, так не бывает, батюшки-светы, убиться веником, и все в таком духе.

Или ты меня понимаешь — значит, я знаю, что ты очень стараешься, молодец, но фиг у тебя получится, а я не сумею объяснить, поэтому ладно, давай я сделаю вид, будто ты меня понимаешь, тебе будет приятно, а мне не так хлопотно, как могло бы быть.

Или ты меня понимаешь — значит, гляди-ка, до сих пор мне казалось, что у нас разные системы символов, лень было даже стараться как-то продраться к тебе, но тут, тут — действительно совпали, надо же, какая все же удивительная штука жизнь.

Потому что любая формула — ладно бы формула, любое слово, любой звук может означать практически все что угодно. И тут, как почти всегда и во всем, каждому — свое. Расшифровывая чужую речь, мы опираемся на свой персональный опыт, плюс теоретическое знание о том, как все договорились это понимать, но персональный опыт все же имеет приоритет, причем вот именно этот момент мало кто осознает и учитывает (я уже не говорю «держит под контролем»).

То есть — да, все именно настолько непросто.

История о Вавилонской башне — это вовсе не притча о том, почему мы, бедненькие, должны теперь париться, изучать иностранные языки. А о том, что это не поможет.

Но все равно надо стараться — вот прямо сегодня, здесь, сейчас — заниматься дешифровкой, буквальным, построчным переводом чужой разговорной речи, чужих жестов, чужих взглядов исподлобья, буквальным, повторяю, переводом, а не художественным, как всегда.

В прозрачный сосуд (за неимением хрустального кубка сойдет обычная стеклянная банка) налить родниковую воду, которая, хвала аллаху, доступна нынче всякому горожанину за небольшие, в сущности, деньги. Бросить туда несколько свежих листьев мяты или мелиссы, да практически чего угодно, лишь бы живое, зеленое и ароматное было. Полдюжины сухих розовых бутонов или просто пригоршню лепестков отмерить щедрой рукой. Кинуть лимонную цедру, если вдруг найдется; нет — и не беда. Поставить на подоконник в солнечный — а вот это очень важно! — день. Через пару часов (не меньше двух, больше — можно) получим божественный напиток, известный некоторым специалистам по Аюрведе под названием «солнечный чай». Стакан жидкого солнечного света — мощный энергетик, не то что эта ваша газированная химическая дрянь в алюминиевых банках. Если начать день с такого напитка, кофе не понадобится. То есть понадобится, конечно, но только потому что вкусный, а не для бодрости.

Кофе, кстати, тоже можно (даже нужно) сварить на пропитанной солнцем воде, если уж она у нас есть, тогда и пряности ни к чему, разве что зернышко кардамона, раздавив пальцами, добавить в джезву — священный ритуал, дань традиции. Результат описать не берусь, скажу только, что пью его сейчас и не знаю, кому руки целовать восхищенно, не себе же, в самом деле.

Строго говоря, мята, мелисса, розовые бутоны, лимонная цедра — компоненты приятные, но необязательные. Можно заменить их другими травами и цветами, а можно вообще ничего в воду не класть. Единственный обязательный ингредиент — солнечный свет. В пасмурную погоду «солнечный чай» приготовить невозможно, не стоит и пробовать.

(Я-то банку с водой ставлю на подоконник еще ночью, чтобы вода вобрала в себя и лунный холод, й предрассветную тьму, и синеву сумерек, и сизый утренний туман, и только потом — солнечный свет, но этот рецепт уже для любителей крепких настоек, не всякому такое посоветуешь.)

Бывает такая невыносимая легкость бытия — как на планете с нормальным давлением 9G, скажем, если я ничего не путаю, а привычная человеку земная норма 1G, я же такие вещи только из научной фантастики знаю, да и то слабо помню, сколько лет прошло. Но не мои весьма сомнительные познания важны сейчас, важно, что легкость бытия, особенно невыносимая, на такой планете даст нам, скажем, 4G или другую какую-нибудь ужасающую цифру, ну не знаю я, сколько этих самых G требуется, чтобы не умереть, а только распластаться на земле полураздавленным лягушонком, кровь из носа, пальцем шевельнуть — подвиг, читайте Гарри Гаррисона про неукротимую планету, короче говоря.

Но все же никто не умирает, по крайней мере не сразу.

Такова невыносимая легкость бытия на планетах с особо чудовищным атмосферным давлением. Мне довелось довольно долго прожить на одной из них. Достаточно долго, чтобы уразуметь: единственное, что тут можно сделать, — эвакуироваться. Чем скорее, тем лучше. И прыгать, прыгать всласть, теперь уже не вопреки законам природы, а в полном согласии с ними — до небес.

Знакомый написал у себя в блоге:

Мой отец в 4 года попал в гетто. Он говорит, что выжил там только потому, что все это время играл в какую-то бесконечную игру с числами. Закончил играть, когда освободили.

Ясно же, что это универсальный рецепт.

А теперь внимание, сейчас вылетит птичка:

кто думает, будто уж он-то не в гетто и на дворе все путем, страшно заблуждается.

Есть такая известная буддийская притча о нищем старике, который дни напролет просил подаяния, а ночью шел спать в пещеру, где, как выяснилось потом, было зарыто сокровище, огромный бриллиант невиданной красоты стоимостью в пятьдесят нагруженных шафраном слонов. Но дед не знал про клад, не догадывался даже, так и помер нищим, ясное дело — притча все-таки, а не латиноамериканский сериал.

Метафора понятна, надеюсь? Потому что, если нет, я тут вряд ли чем-то сумею помочь. Заслуживающие доверия эксперты рассказывали мне, что бывают такие удивительные люди, которые не понимают даже самых простых метафор (еще и не такие бывают, добавляли они с тоской во взоре), и я не знаю, как следует поступать в таких случаях.

Но вернемся к нашим пещерам и сокровищам.

Жадность когда-нибудь доведет меня до цугундера. Жадность до чужого имущества, я имею в виду. У меня же руки трясутся, когда я думаю о сокровищах, зарытых в ваших пещерах. Отрыв на скорую руку собственный клад, дроблю его практически в пыль, распродаю мелкой розницей любителям дешевых украшений, выручку трачу на социальную рекламу, чтобы на всех углах плакаты висели: «Граждане нищие старцы, в вашей пещере спрятано великое сокровище, надо срочно начинать копать!»

Я, понятно, не жалуюсь. Мой цугундер прекрасен, почище иной нирваны, приятно и поучительно будет однажды до него дойти. А вот какого черта никто не копает, а только лопатами друг друга гоняют, этого не понимаю я, и никогда, наверное, не пойму, потому что балда.

Воскресенье, 21 мая

Если кто помнит фильм «The Cotton Club», там есть один гениальный эпизод. Когда показывают фрагментами, как убивают Голландца, а фрагментами — танец черного человека в белом костюме. И зрителю совершенно ясно, что этот черный в белом смерть Голландца вытанцовывает, а не просто так для красоты чечетку отбивает. И вот пока это смотришь, чуешь (ну невозможно такое не почуять), что тебе, дураку, сейчас показывают, как все в мире на самом деле устроено, как одно с другим связано, — и мурашки по спине, потому что в конспекты с письменного стола Творца не каждый день можно подглядеть. А что все равно ничего толком не усвоишь и на деле не применишь — это сейчас не очень важно, потом> что в какой-то короткий миг кажется (или не кажется даже), что все понимаешь и все можешь, и самое восхитительное, что так оно и есть — здесь, сейчас, чего ж нам еще?

Понедельник, 22 мая

Солипсизм — возможно, не единственно верный, зато самый удобный и экономичный способ объяснять себе, как устроен мир. Солипсистская точка зрения не только помогает сразу же найти удовлетворительные и достоверные ответы на все (вот уж действительно на все) возможные вопросы, но еще и приучает брать на себя ответственность за все происходящее в мире. Ясно же, что если все это мой сон, никто не виноват, что мне снится какая-то дрянь и конца этому не видно. А вот не надо было жрать на ночь всякую пакость, после которой снится черт знает что — текущая реальность к примеру.

Ну и да. Контроль над сновидениями в таких обстоятельствах становится важнейшим из искусств. И все мы — ну просто чудо какие талантливые. Руки свои способны разглядеть даже с бодуна — чего ж нам еще?

Сладких снов всем в эти, почти уже летние, ночи. Остальное само как-нибудь приложится.

Возвращаться домой с работы или после короткой прогулки, как из дальнего путешествия, с историями и подарками (ветка сирени, шишка, птичье перо, кленовый лист — тоже подарок, ничем не хуже заморских благовоний и драгоценных колец) — вот великое искусство, доступное, впрочем, всем желающим. Возвращаться домой после долгих странствий, как будто выходили всего-то на полчаса посидеть в соседнем кафе, то есть без пафоса, не напяливая на себя ни кафтан заморского гостя, ни рубище блудного сына, И воистину хитроумная наука, но и ее гранит можно разгрызть, была бы охота.

Вышеописанные умения изысканно дополняют друг друга, стирают границу между «значительным» и «незначительным», «чудесным» и «повседневным»; более того, граница между «долго» и «коротко» тоже постепенно исчезает, если все делать правильно, а значит, тюремщик наш Кронос обведен вокруг пальца, растерян, выбит из колеи, а нам того и надо. Рано или поздно, так или иначе мы от него удерем, потому что наше дело, ясен пень, правое; впрочем, границу между «правым» и «левым» мы тоже, пожалуй, сотрем — на всякий случай, а то мало ли.

Бывают просто счастливые дни — все само собой получается, концы сходятся (и сами прячутся в воду, если это необходимо), а мы даже и не замечаем, потому что радость бытия переполняет тщедушный телесный сосуд, шипит, пенится, льется, отвлекает от наблюдений за собственными удачами, и хорошо.

Пусть сегодня будет вот именно такой день, а дальше сами как-нибудь составляйте собственное расписание счастливых дней и жадничать не стесняйтесь, позвольте себе все и еще чуть-чуть, так надо.

В проходном дворе на стене написано мелом: ПАУЛА ЛЮБИТ САШУ.

Черт знает что они себе думают, эти детишки. Напишут сдуру, а у меня потом ком в горле, и неясно, как устоять на ногах, когда накатывает волна нежности неведомо к чему-кому, просто — к недолговечным живым существам, которые опомниться не успеют, до десяти не сочтут, слог «лю» не нацарапают на очередной стене, а — всё, опаньки, время исчезать бесследно.

Но все равно… Нет, не могу объяснить.

Приятель мой, подвозивший меня по делу, вдруг, ни с того ни с сего, не отрываясь от руля, попросил: «Мне очень нужно найти что-нибудь такое, что важнее славы и сильнее смерти, придумай, что это может быть?» (Он молодой и веселый, ему еще можно такие глупости вслух говорить, так-то.)

Ну, слушай, говорю, твое, которое «важнее славы и сильнее смерти», — оно при тебе, есть и всегда было, и никуда от тебя не денется, ищи, потому что мое, которое «важнее славы и сильнее смерти», тебе не подойдет, и вообще никому, кроме меня, а как ты думал?

Я, конечно, все неправильно делаю.

Всякий нормальный дзенский мудрец сказал бы ему на это: «Му-у-у», а то и вовсе палкой огрел бы и был бы трижды прав, но бить палкой человека, который ведет автомобиль, мне правила техники безопасности не велят, да и нет у меня при себе палки, равно как и мудрости — ни дзенской, ни житейской, вообще никакой. Но что самое-самое важное у каждого уже есть и никуда не денется, так что нужно просто как следует перетряхнуть свои сундуки — это я точно знаю.

Но это, надеюсь, и без меня всем понятно.

Когда мы еще только предчувствуем друг друга, нам кажется, что стоит только встретиться нашим глазам, и — хлоп! — познаваемая Вселенная (ради такого случая можно и с большой буквы) исчезнет, а непознаваемая — как-нибудь да познается отдельно взятыми нами. Словом, все существенное тут же закончится, а некоторое несущественное, но прекрасное начнется. И прочий эсхатологический антураж присутствует в наших представлениях о.

На практике же обычно оказывается, что два хороших человека, обрадовавшись друг другу, усаживаются пить кофе. Ну или чай. Или еще что-нибудь. С пирогом или горячими бутербродами.

Одно из двух: то ли мы не такие уж Важные Персоны (так, проходные персонажи, наделенные смеху ради возвышенными настроениями), то ли нам просто больше нравится пить кофе (чай) с пирогами и бутербродами, чем разрушать вселенные, познавать непознаваемое и прочую дурь дурить.

Смешные мы все, вот чего.

Это была субботняя проповедь о любви и дружбе, если кто сомневается.

Воскресенье, 28 мая

Если представить себе город (любой или почти) в виде пальто с карманами, легко предположить, что в карманах со временем появляются дырки. И всякая разумная крошка, семечка или монетка, сумевшая разыскать прореху, может провалиться внутрь, за подкладку, где темно и пустынно, зато и не съест, и не потратит никто — проверено опытным путем. Мы, прохожие — крошки, семечки, монетки, — должны быть очень внимательны. Или, напротив, фантастически рассеянны. Я до сих пор не знаю, какой метод лучше, честно говоря.

Так или иначе, но всякому любителю праздно шататься по городу следует вооружиться теоретическим (хотя бы для начала) знанием о существовании этого дивного вымороченного пространства за подкладкой и не удивляться, внезапно обнаружив себя на той стороне. И глядеть внимательно по сторонам, потому что нет ничего интереснее, чем хитроумный крой городской реальности, истрепанные ее края, аккуратные швы, местами — белыми нитками, между прочим, и это лучшая новость уходящей недели, при том что и прочие были вполне ничего, если я правильно все понимаю.

Понедельник, 29 мая

Люди, которые нас окружают, часто кажутся очень разными, многие — и вовсе необыкновенными. Каждый со своими прибабахами, редкостные оригиналы, эксцентричные чудаки, гении, злодеи, старожилы алмазных небес да обитатели инфернальных колодцев, ужас как интересно.

На самом деле, конечно, не так. Кажущееся многообразие человеков — всего лишь многообразие авторских интерпретаций. Просто в последнее время все вдруг научились о себе более-менее интересно рассказывать. При этом разбираться в себе глубоко никто толком не умеет — это, надеюсь, понятно. В итоге выглядит все так, как будто совершенно одинаковые, очень глубокие ямы прикрыли разными кусками материи. Где-то ковром, где-то рогожкой, где-то — старыми панталонами, где-то и вовсе замаскировали травой, как охотничью ловушку. То есть тысячи, если не миллионы вариантов, несколько лет можно перечислять.

Так вот, описывая якобы себя (в ходе внутреннего монолога или коммуницируя с себе подобными), всяк описывает именно эту тряпку-рогожку-дерюжку. А о яме ни слова, как будто и нет ее, словно предмет разговора лежит на ровной поверхности.

Но только яма имеет в данном случае смысл и значение. И вот «ямы»-то как раз очень похожи, если не вовсе одинаковы.

Природа у всех, правда, одна. Разные только способы забить на собственную природу и жить вопреки ей — неумело, бестолково, недолго. В глупости своей мы действительно столь разнообразны, что даже рыбам Красного моря не снилось.

Невозможно, немыслимо, неописуемо прекрасный мир достался нам для проживания. Другое дело, что это мало кто замечает. Особенно те фрагменты изумительной реальности, которые под самым носом находятся.

Я порой досадую, что, дескать, даже нехорошо как-то получается, когда живешь в восхитительном каком-нибудь городе, потому что вечно бегаешь по разным дурацким делам, опаздываешь, по сторонам не глядишь — ужас же, недопустимая небрежность! Или обнаруживаешь вдруг, что уже почти год прошел с тех пор, как дошли руки (строго говоря, ноги) забраться на самую высокую башню, откуда открывается такой вид на окрестности, что дух вон. Лень было и недосуг, экое свинство!

То ли дело, когда приезжаешь в незнакомое место, тут уж ничего не упустишь, путешественник жаден до впечатлений, и это тот редкий случай, когда жадность — прекрасное, благородное чувство.

В такие минуты я ворчу, что жить, по-хорошему, надо в какой-нибудь дурацкой, пыльной Жмеринке, триста шестьдесят дней в году путешествовать, пять — отсыпаться дома, не обращая внимания на аромат мусорных баков, ущербность мостовых, пыль и облупившуюся штукатурку.

Но это, конечно, полная ерунда. Надо, надо привыкать к прекраснейшим городам и пейзажам, принимать их как должное, полагать совершенство нормой — ему, совершенству, это уж точно не повредит. И посещать изредка самые жалкие и убогие, почти безнадежно испорченные человеческим вмешательством уголки планеты, разглядывать их с любопытством и восхищением неофита, искать (и находить!) там волшебные закоулки, где время обретает цвет, объем и тяжесть, а пространство истончается до почти невидимой глазу туманной мглы. А потом — уходить, уезжать восвояси, оставив за собой не выжженную землю, как положено завоевателю, а, скажем, пустивший уже первые побеги дивный сад.

Кто так сумеет, обретет награду, о которой — ни слова вслух.

Последний день весны сегодня, если верить календарям, а мы слишком склонны верить всякой ерунде, чтобы заслужить почетное право игнорировать календари. Что ж, пусть будет. Последний день весны — прекрасный повод совершить какую-нибудь прекрасную же глупость, особенно если до сих пор руки не доходили, я же знаю, с горожанами вечно так, не успевают ни черта.

Отправиться ночью ломать сирень (я, вообще-то, никогда не рву цветов, но для сирени, наверное, можно сделать Исключение, садоводы говорят, кустам это только на пользу) или зайти в парк аттракционов, прокатиться на цепочной карусели или на «лодочках» раскачаться так, чтобы дух захватывало, или подарок сделать себе, давно обещанный, хоть и не слишком полезный в хозяйстве, ох уж это мне хозяйство, ох уж эта мне польза! Или…

Ну не знаю я, сами придумайте что-нибудь, потому что самая прекрасная глупость — своя, собственная, а не чужим человеком выдуманная впопыхах и описанная, пусть даже чрезвычайно аппетитно.

Только давайте твердо договоримся, что вот именно сегодня — непременно. А то знаю я вас, и так уже всю весну профукали, потом, изнывая от июльской жары, локти небось кусать будете, а локоть — существо нежное, не надо бы с ним так поступать.

Недавно обнаружилось (почти случайно), что человек, подробно рассказавший свой вчерашний сон другому человеку, спит гораздо дольше и крепче, чем обычно, да и сны видит такие, что сам себе, проснувшись, завидует. Интересно теперь, станет ли жизнь долгой, легкой и приятной, если всякий раз во сне рассказывать, как прошел твой день наяву?

Вопрос поставлен, остались сущие пустяки — взять да и проверить на деле, что будет.

Конец недели — отличное время, чтобы отправиться в путешествие — краткое, за сорок, скажем, километров от города или подальше куда-нибудь, за линию горизонта, а то и вовсе антиподов пугать, словом, у кого как получится.

Первая обязанность всякого уважающего себя путешественника — тщательно, буквально по часам распланировать предстоящие дни, составить список мест и событий, которые обязательно следует посетить (развалины Колизея, сельская ярмарка, портовый кабак, скрипичный концерт или соседская пасека). Туда же прибавить список гостинцев, которые следует привезти домой. С дачи — сирень да тюльпаны, из Венеции — стекло, из Тулы — пряники, из Праги — пиво, из наших прибалтийских земель — янтарь, да вы и сами знаете, что откуда положено привозить, не маленькие, чай.

Следующая (и наиболее важная) обязанность путешественника — забыть тщательно составленную программу, исписанный листок для верности сжечь, пепел развеять по ветру и положиться целиком на импровизацию. Думаю, с самого начала всем было ясно, что ничего иного я присоветовать не могу.

Если кому-то интересно, зачем вообще в таком случае надо было тратить время на составление никому не нужных планов и списков, могу объяснить. Для того, чтобы дисциплинировать ум и загрузить память полезной информацией, чтобы последующая импровизация выглядела осознанным жестом, а не следствием бытового разгильдяйства, как это обычно бывает, потому что ради «как обычно» задницу от стула отрывать вряд ли стоит, честно говоря.

К слову о путешествиях. Мне недавно рассказали, как поступает всякий гражданин страны Дании, обнаружив внезапно в день отъезда, что потерял паспорт. Нет, он не пытается сдать билет, не отказывается от номера в отеле и не припадает скорбно к телефону, дабы отменить все запланированные встречи. Вместо этого незадачливый гражданин Дании очень быстро пакует вещи и мчится в аэропорт, стараясь попасть туда хотя бы за полчаса до начала регистрации его рейса.

Там наш растяпа отправляется в отделение полиции и сообщает о своей невосполнимой утрате. Матерясь (потому что мог бы еще с утра сообразить это сделать), бежит фотографироваться в ближайший Двадцать минут спустя он получает новенький паспорт и спешит в бар за банкой пива, чтобы вознаградить себя за гражданский подвиг. Шутка ли, полчаса с чиновниками общался, паспорт новый, черт побери, получал, ужас же.

Именно так все и должно быть — везде и для всех. Жить иначе — оскорбительно для человека. Странно, кстати, что мало кто это понимает, хотя бы теоретически. Унизительную зависимость от документов и тех, кто их выдает, принято полагать обычным порядком вещей, смиренно принимать и заботиться лишь о достойном месте в бесконечной очереди для себя лично. Желательно за приемлемую цену.

Далее, вероятно, должны быть опубликованы призывы к мировой революции, но революционные лозунги — мое слабое место. Поэтому сами что-нибудь придумайте, кому не лень.

Воскресенье, 4 июня

Я часто вспоминаю мальчика из притчи, который вечно кричал: «Волки! Волки!» — он же, наверное, на самом деле боялся этих волков неописуемо, только и думал, что о них, вот и видел их повсюду, а вовсе не для смеху врал, вот в чем ужас-то.

Так и все мы орем изо дня в день, каждый о своих волках, надоели друг дружке до полусмерти, еще бы не надоесть.

Это, наверное, была воскресная проповедь — не столько об умении молчать, пока невидимые волки грызут твою печень, сколько об элементарном бытовом милосердии к перепуганным детям (все вокруг перепуганные дети за редким, восхитительным исключением), на которое, да-да, и у меня вечно не хватает то душевных сил, то времени, а то и вовсе объема сердечной мышцы.

Но это ничего не меняет, в смысле не освобождает от исполнения гуманитарного долга, даже если у нас с вами температура тридцать семь и пять, а в школе завтра с утра контрольная по геометрии, так-то.

Понедельник, 5 июня

Народные календари совершенно беззастенчиво сообщают нам, что пятое июня — не чета всем прочим понедельникам, а день Леона-Коноплянника и, соответственно, лучшее время для посадки соответствующей травы, чрезвычайно полезной во всяком крестьянском хозяйстве.

Нет слов, нет слов.

Говорят (точнее, пишут), будто бы дата 06.06.06 повергает в панику некоторых несознательных американских граждан. Как это — почему? А что будет, если нули из даты убрать? Вот то-то же, 666, страшное-престрашное число, хоть под стол от него прячься да и сиди там весь день, укутав голову одеялом для пущего эффекта, от буки помогает, возможно, от Числа Зверя тоже убережет.

Смешно, конечно. Еще бы не смешно.

Такое ощущение, что современный цивилизованный человек, избалованный, честно говоря, донельзя комфортным и безопасным существованием, посвящает досуг размышлениям о том, чего бы еще испугаться, да так, чтобы бояться не полчаса, не день даже, а хотя бы месяц-другой, потому что — ну невозможно же не бояться ничего! Невыносимо и, надо думать, бездуховно до безобразия. Дата 06.06.06 имеет существенный недостаток — она станет вскоре вчерашним днем, соответственно, никакой моральной пользы извлечь из нее более не удастся. Зато предварительные ощущения, надеюсь я, были более-менее острыми и хотя бы отчасти головокружительными, потому что если нет, то жалко людей, зря старались.

Мы же, дикие варвары, дети если не гор, то холмов, в прошлом великие знатоки курса арифметики для начальной школы, увидев на счетчике такси зловещую цифру 6,66 (а именно в такую сумму обошлась мне несколько дней назад поездка на автовокзал), искренне радуемся, что дешево — в буквальном смысле — отделались, отсчитываем семь одинаковых круглых монеток, сдачи, ясное дело, не требуем и отправляемся вприпрыжку по своим сатанинским делам. Имя нам, увы, не легион, но это не беда, перебьемся. И так не слишком скучно. В первобытной дикости своей мы помним, что жизнь человеческая сама по себе — вполне страшная штука, хоть и прекрасная, конечно же, неописуемо, но сейчас не о том речь. Все всегда висит на волоске, если не вовсе на паучьей лапке, наслаждаться жизнью в таких условиях — великое искусство и практически акт гражданского мужества, так что вовсе незачем выдумывать дополнительные кошмары, тем более — арифметические, хотя, конечно, этот ваш «птичий грипп» был еще менее элегантным поводом для паники, тьфу.

Короче говоря, у меня есть новость. Хорошая или плохая, решайте сами, мое дело маленькое — сформулировать. Итак, вторник, 6 июня 2006 года, — это просто еще один восхитительный летний день, когда не то что реальные кошмары, но даже и страшные сны не имеют решительно никакой власти над маленьким, отважным хомо эректусом, лишь бы, вот уж действительно, стоял на ногах потверже, под стол не лез, не сжимался в комок, да и глупости из головы выкинуть не помешало бы, но я, конечно, понимаю, что требую невозможного, поэтому ладно, глупости можно оставить до следующего раза.

Можно бесконечно, с утра до ночи сетовать, досадовать, жаловаться и ворчать, благо текущая реальность дает немало поводов для недовольства, могло бы и поменьше их быть, честно говоря. Кофе с утра сбежал, бутерброд упал — ладно бы маслом, но еще и деликатесным сыром — вниз, а на улице дождь, а у подъезда лужа, прощайте новые ботинки. Извозчик слушал «Русское радио» или вовсе, не приведи господи, «Радио шансон» все время, пока стояли в пробке, все полтора часа то есть, да-да, телефон практически расплавился в руках, всем от вас что-то надо, и это только начало дня, дальше — больше (хуже).

Поэтому сетовать, досадовать, жаловаться и ворчать можно, конечно. Распоследней сволочью надо быть, чтобы не посочувствовать среднестатистическому жителю среднестатистического мегаполиса, в самом начале среднестатистического рабочего дня.

А в это время где-то — не на краю земли, среди вас — живут исключительные мерзавцы и негодяи, которые если и понимают, что жизнь человеческая — геенна огненная light, то разве что теоретически, да и то если только специально на досуге занимались изучением чужих биографий. Они просыпаются с улыбкой на губах, даже если не добровольно, а по зову будильника. Их бутерброды падают прямо в чистые тарелки, а кофе начинает пениться лишь в тот момент, когда его господин и повелитель соизволит подойти к плите. Когда такой человек садится в такси, водитель испытывает страстное желание немедленно выключить радио или поискать новую какую-нибудь волну, для разнообразия, — вот хочется ему, и все, сам потом объяснить не сможет, если спросят. Такие люди искренне полагают, что автомобильные пробки выдумали разгильдяи, чтобы хоть как-то оправдать собственную привычку всюду опаздывать на час, — сами они редко задерживаются на дорогах больше чем на десять-пятнадцать минут и искренне полагают, что это — нормально.

Фишка в том, что таким восхитительным гадом может стать каждый. Нет, действительно, всякий живой человек имеет шанс вдруг, как бы ни с того ни сего, оказаться в шкуре вышеописанного любимца фортуны и так там славно прижиться, что, того гляди, начнет полагать бесконечное свое везение нормой. И будет прав, это и есть норма, равно как и утренняя улыбка, с которой должен бы начинаться всякий день, вне зависимости от неблагоприятных внешних обстоятельств, которые — вот в чем фокус — боятся этой самой утренней улыбки как огня, я не знаю почему, но — боятся, факт.

Это была великая тайна бытия, спасибо за внимание.

(Но можно, конечно, продолжать сетовать, досадовать, жаловаться и ворчать, а что ж, красиво жить не запретишь.)

Моя знакомая как-то сказала, что одним из самых больших преимуществ взрослой жизни считает свободу от необходимости переступать трещинки на асфальте. В детстве наступить на трещинку — это же была настоящая катастрофа. А теперь хоть сто раз на дню наступай, ничего страшного не случится, проверено опытом.

По-хорошему, именно так и должно бы складываться, жизненный опыт должен освобождать человека от страха, а не привносить в его жизнь все новые и новые фобии. На практике редкая жизнь складывается столь удачно, и в тридцать лет список индивидуальных кошмаров куда длиннее, чем в пять, история о трещинках на асфальте — счастливое исключение.

С этим, кстати, что-то надо делать. Я подумаю что. Но и вы тоже.

Искусство путешествовать, то есть усваивать в сжатые сроки гигантский объем информации о новых пространствах, сродни искусству чтения. Тут требуется та же степень погружения, отождествления себя с происходящим, внутреннего актерства, искреннего, беспощадного, но все же подконтрольного внутреннему наблюдателю, который помнит, что все это ненадолго, еще пару недель (дней, часов) — и finita la comedia, последняя страница путешествия перевернута, экзотические декорации уносят со сцены, и это вовсе не катастрофа, а прекрасная возможность перевести дух и потянуться за новой книжкой.

Те, кто окончательно запутался в моих метафорах, могут пойти умыться холодной водой, тем более что мы уже почти закончили, никаких сногсшибательных откровений не стоит от меня ожидать.

Остальным сообщу (громким шепотом), что как всякий хороший читатель вольно или невольно становится соавтором текста, дополняя и обогащая авторскую работу собственными интерпретациями, так и безупречный путешественник непременно становится демиургом, делает свой вклад в открывшуюся ему сокровищницу.

Помните об этом, планируя грядущий отдых, потому что храбрый покоритель Килиманджаро, обуздавший пригородную электричку дачник и даже курортник, распластавшийся на пятизвездочном пляжном песке под тяжестью солнечных лучей и защитных кремов, имеют равные шансы на собственном опыте понять (или не понять), о чем я тут толкую.

Суббота, 10 июня

Основное занятие всякого живого человека — жизнь; такие вот очевидные вещи обычно остаются почему-то непроговоренными, и это еще ладно бы, хуже, что неосознанными. Не знаю, с какого слова лучше начать следующую фразу — смешно? печально? — так вот, смешно (печально), что именно в этой области на редкость мало грамотных специалистов. И ладно бы специалистов, даже мало-мальски продвинутых дилетантов — по пальцам пересчитать.

Когда я говорю об искусстве или даже науке жить, я, конечно, имею в виду вовсе не обучение полезным социальным пакостям вроде «хочешь жить — умей вертеться», а элементарные и одновременно фундаментальные вещи. Правильно, с удовольствием дышать, помногу ходить не уставая, глядеть по сторонам с неизменным интересом, наслаждаться звуками, запахами, вкусом — словом, брать все, что можно, от хлеба и зрелищ, именно все, что можно, а не надкусить и бросить, как это у нас заведено.

Учебников по этому, столь важному для нас предмету, можно сказать, вовсе нет, хотя, конечно, драгоценные крупицы полезных знаний можно добыть из великого множества источников. Лекторов хороших тоже не сказать чтобы много, на все человечество явно не хватит, и это, честно говоря, печально, потому что мало кто обладает способностью учиться самостоятельно.

Я — не самый компетентный специалист, мне бы хоть кандидатский минимум когда-нибудь, триста лет спустя сдать, с девятнадцатой, скажем, попытки, зато я отличный лектор-популяризатор, вот и стараюсь как могу по мере сил пропагандировать полезную эту науку. Вряд ли стоит доверять мне в вопросах эффективного освоения целины бытия, зато иногда у меня получается пробудить в людях интерес к этой науке, и это самое главное, потому что «мне интересно» — наиважнейший, если не единственный двигатель нашего личного, персонального прогресса.

Это я все к чему. Субботнее утро — не худшее время для того, чтобы с интересом оглядеться по сторонам и попробовать начать сначала — не жизнь, конечно, а для разминки мелочь какую-нибудь, а если получится и понравится, еще одну, и еще, и еще. Этого вполне достаточно, потому что существование наше только из них и состоит, да-да, что-то вроде супермаркета «Тысяча мелочей», построенного на огромном пустыре, пролегающем между рождением и смертью, а больше и нет ничего, и это, будете смеяться, никакая не экзистенциальная драма, а очень даже хорошая новость.

Воскресенье, 11 июня

Лучшее в городе Вильнюсе кафе (а заодно целая сеть крошечных лавочек, торгующих прекрасными пустяками вроде японских пиал, медных чайников, брусков пуэра, кофейных зерен и вишневого табака) называется «Skonis ir Kvapas», «Вкус и запах» то есть. Так просто, да.

Мне еще в раннем детстве казалось, что вкус и запах — очень важные составляющие бытия. Нюхать ветку цветущей липы, жевать щавелевый лист или свежий еловый побег — не только приятное, но и бесконечно увлекательное занятие, ничем не хуже мультфильмов или даже книжки. Больше так почему-то никому не казалось, ни взрослым, ни сверстникам, хоть и были среди них обжоры, каких мало. Но обжорство имеет столь же мало общего с гурманством, как, скажем, буйный нрав с мужеством, хоть и путают иногда одно с другим, но люди по большей части неважно соображают, путают что угодно с чем угодно, малахольные. И ладно.

Поэтому если не досталось сегодня на вашу долю ни романтических предложений, ни авантюрных сюжетов, ни международных рейсов, ни даже билетов в кино, имейте в виду, есть еще велосипеды, пригородные электрички и маршрутные такси, которые доставят вас в ближайшую страну чудес. Любая роща, луг или овраг, любой безлюдный парк или сад подойдут для приключений носа и нёба, которые ничем не хуже приключений, придуманных для иных частей организма, уж поверьте на слово.

Понедельник, 12 июня

Какой все же восхитительный холодный июнь достался нам — к пылающим щекам прикладывать всякий его день, лбом разгоряченным прижиматься к низкому, бледному небу, по улицам не ходить — бежать все время не останавливаясь, увертываться от порывов ветра, как от дружеских оплеух, втискиваться между струями дождя, так чтобы только край рукава замочить.

Всегда бы так. Но «всегда» ничего не бывает, известное дело, поэтому по утрам распахиваю окно, высовываюсь наружу: как оно там? И вдыхаю с облегчением ледяной, почти морозный июньский воздух. Еще один день хрустального полярного лета обеспечен, а там — будь что будет.

Будь что будет, вот именно.

Вторник, 13 июня

Нет занятия более полезного и поучительного, чем гулять по хорошо знакомому вроде бы городу с гостем, которому за пару дней нужно показать-рассказать все на свете — то есть все, что тебе удалось найти, разнюхать и узнать за несколько лет. Многие прекрасные вещи удается не только вспомнить, но и заново оценить по достоинству, поглядев на них чужими, широко распахнутыми глазами.

Мне как раз недавно посчастливилось чужими глазами перечитать конституцию Республики Ужупис. Строго говоря, Uzupis — это просто один из районов города Вильнюса, Заречье, если по-русски. Что-то среднее между одесской Молдаванкой и парижским Монмартром, говорю я всегда гостям. Скоро, вероятно, придется добавлять к списку Беверли-Хиллз, поскольку район живописных трущоб быстро становится модным и чертовски дорогим. Но пока это — Республика Ужупис, о да. Раз в году, в начале апреля граждане республики даже пограничный шлагбаум ставят на мосту через речку Вильняле, развлекаются, словом, от души. Но конституция, в отличие от карнавальной границы, существует и теоретически действует постоянно. Гарантирует всякому человеку право на крышу над головой, уход за кошкой и собакой, лень, слезы, счастье, горе, жизнь, смерть и другие важные вещи. Последние три статьи конституции особенно хороши: «не побеждай», «не защищайся», «не сдавайся».

Я это все к чему. Мне искренне жаль, что Республика Ужупис слишком мала, миролюбива и не обладает ядерным оружием. Вот если бы они всех нас завоевали — весь мир, я имею в виду, — да и заставили бы жить по своим законам, то-то было бы прекрасно и полезно.

Но нам не светит сладкая эта диктатура Сами, все сами, опять, да.

Одна моя знакомая решила однажды, не то по собственной инициативе, не то по совету какого-нибудь психолога, носить весь день с собой тетрадку и аккуратно записывать все события, которые ее обрадовали. Поскольку, как подавляющее большинство хомосапиенсов, была чрезвычайно утомлена многими печалями, случившимися от немногих, в сущности, знаний.

Результат, по ее словам, был воистину ужасен. Представляешь, рассказывала она, меня радовало только то, что закончилось! «Наконец-то доехала до работы», «наконец-то дописала отчет», «слава богу, иду домой», «сняла туфли. », «закончила уборку», «можно закрыть этот чертов блокнот и идти спать» — вот примерный перечень радостных событий ее дня.

Исследовательница наша, насколько я помню, пришла к единственно возможному выводу, что жизнь, в ходе которой радуешься только завершению очередной пытки, надо срочно менять. Хочется думать, у нее все получилось, потому что в таком непростом деле искреннее желание часто оказывается не только необходимым, но и достаточным условием. Хоть и трудно в это, я понимаю, вот так сразу взять и поверить. Конечно.

А техника, между прочим, неплохая, откуда бы она ее ни выцарапала. Кому не лень, может сам попробовать. Много интересных вещей можно узнать о себе в ходе вот такого немудреного расследования.

Четверг, 15 июня

Я иногда подкармливаю дворовых котов, порой душевно общаюсь с чужими собаками, почти ежедневно разбрасываю хлебные крошки и перловые зерна перед совсем уж ничейными птицами. Дома мне то и дело напоминают: «Нужно купить детям фломастеры, и бумага скоро закончится, и книжки они уже дочитали, и конфеты слопали, надо еще». Обычное дело, только дети чужие, то есть соседские. Заходят почти каждый день; кажется, возможность читать сказки и совместно раскрашивать подъезд привлекает их куда больше, чем конфеты, что, конечно, вовсе не отменяет необходимости своевременно пополнять стратегический запас сластей.

Это я не так называемыми «добрыми делами» хвастаюсь, было бы чем, а к тому веду, что любить-кормить чужих зверей и детей — занятие чрезвычайно приятное и совсем не хлопотное. Вовсе не гражданский подвиг. Никакой ^ответственности, сплошное удовольствие, с чужими всегда так, известное дело. И я, хоть убей, не понимаю, почему при таком раскладе вокруг так много голодных животных и изнывающих от скуки, заброшенных детишек, — уж не потому ли, что возня с чужими как-то по умолчанию считается пустой тратой времени и средств, а со своими, собственными, — тяжкой, хоть и почетной обязанностью? Какой ужас, честно-то говоря.

Нет, правда, ужас же.

Пятница, 16 июня

Днем Луки Ветреника провозглашают шестнадцатое июня календари народных примет; их составители советуют примечать, откуда в этот день дует ветер, и учат делать из полученной информации далеко идущие хозяйственные выводы о грядущем урожае зерновых. Но такого рода премудрости, честно говоря, вряд ли будут полезны современному горожанину, зато в прозвище Луки можно незаметно вставить еще одну букву «н» — теперь он у нас будет ветренник, а это, как мы понимаем, совсем другое дело. Лишняя порция свежего июньского ветра — в голове, в сердце, да хоть в заднице — никому еще не вредила, честно говоря, это же только старушки у подъезда, донельзя утомленные бесконечным подглядыванием за чужой жизнью, губы поджимают неодобрительно, когда произносят старомодное словечко «ветренник», но какое нам дело до чужих поджатых губ? Никакого, конечно. Ну и?

Подставляйте головы, короче говоря.

Суббота, 17 июня

Давайте договоримся так: любой сегодняшний сон, который вам понравится, пусть считается вещим и сбывается незамедлительно. А всякий плохой сон пусть считается не просто пустым и бессмысленным, подойдем к этому вопросу серьезнее: если уж приснилось, значит, осуществилось и более не повторится.

В любом случае это куда более компетентный совет, чем вы сами себе придумаете, честное слово. О всяческих сонниках и прочей чепухе в таком роде уж и не говорю.

А вот забывать сны не годится — ни сегодня, ни завтра, и вообще никогда. Если уж приспичило что-то непременно забыть, эту процедуру можно смело проделать с вчерашним днем, скажем. Или с позавчерашним. Или, к примеру, с событиями, имевшими место 27 февраля 2001 года. Как пожелаете.

Воскресенье, 18 июня

Друзья рассказали о пожилой латышке, хозяйке домика на берегу моря, который они снимали однажды на лето

На все претензии, которые неизбежно возникают у квартиросъемщиков (плита не работает, умывальник протекает, окно не запирается), хозяйка пожимала плечами и, не отводя глаз, спокойно говорила: «Это — так». Сердиться, возмущаться или даже просто печалиться при таком раскладе было совершенно бессмысленно.

Ребятам, кажется, не слишком повезло с летним домиком, зато очень повезло с квартирной хозяйкой. Нечасто встречаются люди, способные так быстро и легко обучить нас единственно правильному отношению к жизни. Что бы ни творилось — на кухне, за окном, в небесах или в собственной голове, — всегда остается возможность поглядеть в зеркало, пожать плечами, не отводя глаз, сказать своему отражению: «Это — так». А потом отвернуться и жить дальше, не растрачивая понапрасну время и силы на бессмысленные сожаления. Жить дальше, потому что мы все еще живы, а жизнь — чертовски трудное порой, но увлекательное, веселое дело, и это тоже — так.

Понедельник, 19 июня

Лето в разгаре, так что будет у нас с вами разноцветная неделя, семь дней — семь цветов, в конце концов, каждый охотник желает знать, где сидит этот чертов фазан, вот мы ему и подскажем; понедельник — красный.

Красный — это значит, что на городских окраинах цветут маки, обещая народу обильный урожай опиума, а прилавки на рынках ломятся от ароматной клубники. По утрам сонные девочки вертят в руках тюбики яркой помады, если нарисовать сейчас на зеркале жирное, блестящее сердечко, получится перебор, как будто не живая жизнь, а кино-для-всех, поэтому никаких романтических жестов, пусть быстро красят губы и бегом на маршрутку, в кровь стирая ноги новенькими босоножками, бегом, бегом, в поте (кровавом) лица своего зарабатывать на хлеб с маслом и красной, ну не черной, конечно же, икрой, сорок минут осталось, опоздают же, дурёхи.

Красный — это стакан ледяного земляничного морса залпом, потому что жарко, это свежая царапина на шее, поди докажи кому-нибудь, что кошка виновата, ну и ладно, пусть себе думают что хотят, красный — это еще и румянец во всю щеку, удушливая, но сладкая волна стыда, Александр Македонский непременно взял бы нас в свою гвардию, ему нравилось, когда воины легко краснеют, а мы все еще легко краснеем, иногда без особого повода, честно говоря. Осталось узнать, где тут в воины записывают, потому что — сколько можно?!

Нет, ну в самом деле, сколько можно.

А революции, разумеется, не будет, потому что уже вечер, а надо еще купить в супермаркете помидоры, пакет вишневого сока, заказать стакан «Кровавой Мэри» в первом попавшемся баре, в понедельник вечером все они более-менее пусты и оттого гостеприимны, найти на телефоне красную кнопку, нажать, не отпускать, пока он, зараза такая, не отключится, и спать, спать, какая уж тут революция, в самом деле, мало ли что красный.

Вторник, 20 июня

Оранжевый — это выйти из дома и увидеть, что дети рисуют на асфальте, например, жирафа, тут же вспомнить — понятная ассоциация — песенку про оранжевое солнце, оранжевое небо, улыбнуться невольно, заметить в киоске сигареты «Camel», подмигнугь нарисованному на пачке верблюду, почти оранжевому, позвонить на работу, или куда вы там идете, сказать: задержусь на час, придумать правдоподобное объяснение, зайти в кафе, заказать свежевыжатый апельсиновый сок и кофе, как же без него, а вот если бы варили кофе дома, в медной джезве, можно было бы бросить туда сухую цитрусовую корку, а еще в темный тростниковый сахар хорошо бы добавить ароматическое масло «сладкий апельсин», одна капля на сахарницу, больше не нужно, только масло должно быть натуральное, дорогое, тут уж ничего не попишешь, но как же это вкусно, знали бы вы.

И кстати, вот этот книжный напиток оранжад, который вечно пьют литературные герои, центральные и второстепенные, — кто-нибудь знает, что это такое? И где это взять? Потому что пить сегодня оранжад на летней веранде кафе — это было бы стилистически правильно, круче, чем обедать абрикосами и мандаринами, круче даже, чем в оранжевых джинсах по городу вышивать, имейте в виду.

Желтый — это значит, что солнце будет палить немилосердно и, честно говоря, всем давным-давно пора в отпуск, а для тех, кто еще не зарылся в золотые пляжные пески по самую макушку, нет у меня слов утешения, какие, к чертям собачьим, слова утешения, когда нормальные человеческие люди валяются безмятежно на солнышке, а мы с вами все еще в городах пылимся, дураки.

Зато мы можем строить планы, раскатывать губу, наши губы — самые длинные в мире, так-то.

Желтый — это идти по улице неторопливо, щуриться на солнце, обдумывать план побега, то есть выбирать подходящий маршрут, мысленно пересчитывать злато, прикидывать — хватит ли? Всегда кажется, что не хватит, и всегда почему-то хватает, хоть и в обрез, конечно, на то и Страна Дураков, чтобы вытряхнуть из карманов все монетки, до единой, а нам не жалко, подумаешь.

А еще желтый — это оказаться ночью на перекрестке со сломанным светофором, мигает желтым, гад, что хочешь, то и делай, чего не хочешь — не делай, едь, иди или стой на месте пень пнем, только гляди по сторонам внимательно — сам, без подсказок, так-то. Иногда мне кажется, что эти вот мигающие желтым светофоры на ночных перекрестках — очень важная часть еще более важной правды про города, угадайте с трех раз почему.

А одуванчики уже почти отцвели.

Четверг, 22 июня

Зеленый, наконец-то зеленый, значит, где-нибудь неподалеку, во дворе или в парке, косили траву, от этого самого зеленого из ароматов одуреть можно (и нужно, наверное). А если не косили траву, значит, придется потрудиться, отыскать на рынке или в супермаркете кустик мяты или, скажем, мелиссы, кому что нравится, сорвать украдкой листок, растереть в руках и нюхать, потому что запахи — это не пустяки, а чудесные события, которые случаются с нами буквально по тысяче раз на дню, а мы не замечаем, глупые дураки.

Зеленый — это еще когда вам говорят свысока: «Молодо-зелено», а потом случайно выясняется, тот, кто говорил, младше вас года на полтора, несущественная, конечно, разница, но смешно же, правда.

А еще зеленый — это, конечно же, путешествие в Изумрудный город. То есть путешествие, которое было таким долгим, увлекательным и поучительным, что, честно говоря, неважно, изумруды или стекляшки украшают башни, и даже зеленые очки можно согласиться надеть, сильный великодушен, с удовольствием дает себя провести, понимает, что беспомощная чужая ложь нужна в первую очередь д ля его собственного удовольствия, и во вторую очередь — тоже, а третьей не бывать.

Пятница, 23 июня

Голубым было, есть и будет небо над нашими головами, никуда оно не денется, даже если пасмурный день, в разрыве между облаками промелькнет голубой лоскуток, предлог лишний раз посмотреть на небо, а нам того и надо, «лишнего» раза в таком деле быть не может, это, надеюсь, и без меня ясно.

А потом у вас, наверное, будет пятница-вечер, но сизо-голубые летние сумерки не пропьешь, я знаю, и это великое утешение.

Суббота, 24 июня

Синим пламенем горит все то, что не вышло, как хотелось, было загадано и не сбылось, шло само в руки, да мимо рта пролетело, синее пламя — последний оплот всякого отчаявшегося, реванш побежденного, бесценное достояние потерявшего все. Гори все синим пламенем, а нам море по колено, синее, конечно же, самое синее в мире, даже если называется Черным, или Красным, или какие там еще бывают моря.

Синим пламенем горит еще и газовая плита, можно водрузить на нее чайник, согреть воду, до семидесяти градусов, ни в коем случае не больше, потому что мы будем заваривать не чай, а мате. Если залить эту траву кипятком, она горчит, семьдесят градусов, говорю я вам, тогда мате становится сладким, никакого сахара не надо, семьдесят, и ни градусом больше, выкручивайтесь как хотите, отслеживайте, что ли, стадии кипения, семидесяти градусам, кажется, соответствует то смятенное состояние воды, которое древние китайцы называли «шум ветра в соснах», но в этом вопросе мне веры нет, могу ошибаться, ну и ладно, гори оно все синим пламенем, честно-то говоря.

«Синенькими» еще почему-то называют в городе Одессе баклажаны, не знаю, с какой стати. Шкурка у этого смехотворного с виду, но вкусного овоща вовсе не синяя, а темно-лиловая, то бишь фиолетовая, таким образом, можно элегантно покончить с делами субботы, перевести стрелки часов вперед — вот и воскресенье началось.

Воскресенье, 25 июня

Фазан, истинно говорю я вам, сидит в Лиловом городе, на крыше той самой Лиловой бани, которую с неофициальным дружеским визитом посетил однажды царевич Масуд, чтобы уснуть, увидеть сон, а потом проснуться в следующем сне и забираться, таким образом, все дальше и дальше, страшно подумать, насколько далеко, читайте арабские сказки, господа охотники, и у вас будут простые ответы на самые сложные вопросы бытия, вот как у меня, например.

Забавно, кстати, что любимая сказка моего детства, разбудившая во мне интерес к сновидениям, про Лиловый город, а любимый анекдот моей юности — про Фиолетовый город,[4] я его все время вспоминаю и пересказываю при всяком удобном случае, даже в книжки свои его как бы между делом вписываю, потому что, как принято восклицать в таких случаях, — да это же про меня, про меня!

Нет, ну действительно.

И если уж речь зашла о детстве, вот вам (нам) еще один фиолетовый факт: в школе мы писали фиолетовыми чернилами. Причем меня перевели туда из школы, где было положено писать синими. За синие чернила в новой школе ставили двойки; я не сомневаюсь, что в старой школе двойки ставили за фиолетовые чернила, просто у меня не было случая убедиться в этом на собственном опыте. Это изрядно озадачивало, заставляло всерьез заподозрить, что окружающие меня взрослые — все сплошь опасные психи, потому что это же кем надо быть, чтобы так заводиться из-за цвета чернил, когда даже мне понятно, никакой разницы.

Я, честно говоря, до сих пор так думаю. Жизнь среди других людей, желтым человеком в фиолетовом городе, — акт великого гражданского мужества, мало ли что никто этого не понимает и медалей не дают.

Понедельник, 26 июня

Тополиного пуха уже меньше, гораздо меньше, можно сказать, совсем нет его. Но горожане, я знаю, все равно найдут немало поводов для сетований на судьбу. Жара, неисправные кондиционеры, рвущий ноздри аромат чужих потных тел в городском транспорте, отсутствие горячей воды в некоторых избранных столичных кранах, а тут еще и солнцеворот позади, дни становятся короче, а ночи длинней, значит, можно уже предчувствовать (даже неприлично не предчувствовать) долгую-долгую лютую зиму, достаточно? Жалоб на личную жизнь и нескорый (или оставшийся позади) отпуск добавить по вкусу, перемешать, плакать.

А тем временем на улице — самый восхитительный летний день, какой только можно вообразить, ну и что, что понедельник, подумаешь.

Вторник, 27 июня

Понимать все про людей легко и приятно, а вовсе не «многие печали», как принято думать.

Это бывает так Два мальчика лет восемнадцати, в шортах до кален и тяжелых высоких ботинках идут по улице, рассекая горячий воздух острыми локтями. Коротко стриженные, взъерошенные, крашенные, один в огненно-рыжий цвет, другой — в жемчужно-белый. Хмурые и суровые, как это удается только совсем мелким мальчишкам, впервые в жизни более-менее удачно скопировавшим отцовское выражение лица. Этакие юные спартанцы, у каждого за пазухой, подозреваю, не один, а целая дюжина лисят. И вдруг рыжий сбивается с шага, останавливается на миг, начинает ужом крутиться, угрем изгибаться, подпрыгивать, выполняя при этом причудливые движения руками. Миг спустя к дикому этому танцу присоединяется второй юный спартанец.

Внимательный наблюдатель несколько секунд простоит с открытым ртом, глядя на удивительное зрелище, пока не сообразит — это же они пушинку ловят. Кто поймает пушинку, тому скоро придет письмо или просто доброе известие, примета такая, ну!

И в это мгновение наш внимательный наблюдатель вдруг понимает все — и про мальчишек этих, и про людей вообще. Нет ничего подлинней и драгоценней этого знания, кто хоть однажды ощущал на губах его сладковато-горький вкус, подтвердит.

У многих, в том числе очень хороших (я точно знаю), людей есть дурацкая манера — хвалить что-то одно за счет чего-то другого, как правило, ни в чем не повинного чего-то другого, которому выпало несчастье под руку ретивому говоруну подвернуться. И тогда каким-то непостижимым образом выясняется, что некий, без сомнения, прекрасный и восхитительный Федя Рашпин — у нас в школе Федя Рашпин выполнял ровно ту же функцию, с которой теперь успешно справляется брат его Вася Пупкин, — так вот, Федя Рашпин наш пишет так, что Харуки Мураками, Терри Пратчет или, скажем, Скотт Фитцджеральд нервно курят в коридоре — поодиночке или всей честной компанией, это уж как получится. Понятное дело, не только в окололитературной болтовне прослеживается эта омерзительная тенденция. Что бы ни взялись обсуждать, да хоть слесарей из РЭУ, непременно выяснится, что кто-нибудь да курит в этом чертовом коридоре, прижизненно, посмертно ли — неважно, никто не избежит насильственного противостояния с коллегами.

Тогда как объективная картина мира выглядит совершенно иначе. Дивный слог, тройной тулуп, бархатный баритон и прочие несомненные достоинства глубокоуважаемого Феди ничуть не умаляют чужих заслуг и вообще никак не ущемляют его предшественников, современников и потомков заодно. Просто в мире стало одним хорошим писателем, художником, футболистом или слесарем больше. Повод скорее для радости, чем для заочных оскорблений живых и мертвых.

Мне кажется, это из современного, как бы даже отчасти цивилизованного человека прут первобытные, если не вовсе звериные, инстинкты. Вожак стаи должен быть один, к тому же всякий Акелла обязан рано или поздно промахнуться, чтобы не было мучительно больно всем остальным, кого в вожаки не выбрали и не выберут никогда.

Стыдно-то как, честно говоря.

Четверг, 29 июня

Надо обязательно хотя бы иногда гулять по городу в сумерках, когда зажигают фонари. Я имею в виду тот самый момент, когда еще светло, так что читать на улице можно, а фонари уже горят и окна вспыхивают одно за другим, леденцово-желтый электрический сироп растворяется в густой вечерней синеве; а еще были когда-то (возможно, где-нибудь до сих пор есть) такие старые фонари, которые светились бледно-фиолетовым, они в сумерках хороши настолько, что коленки дрожат, честное слово.

Надо, надо гулять по городу в сумерках. Нет или почти нет таких важных дел, ради которых стоит отказаться от этого удовольствия. Во время таких прогулок глаза незаметно учатся у фонарей, как надо сиять. А нам того и надо.

Пятница, 30 июня

Странники благословенны по определению; однако именно сегодня, в последний день первого летнего месяца пусть будут благословенны они втройне. Уезжающие на поездах, улетающие самолетами, киснущие на пригородных перронах в ожидании электрички, втиснутые в автобусы, по трапам взбегающие на корабли, поднимающие паруса на яхтах, проверяющие перед поездкой колеса своих автомобилей — словом, все, кому предстоит уснуть вне дома в ночь с пятницы на субботу, вернее, в ночь с июня на июль, помните, вы соль земли, даже если отъехали всего на пятнадцать километров от городской черты, добрались до дачи и развалились в гамаке, ваш вклад в великое, хоть и бессмысленное вполне общечеловеческое дело преодоления пространства не останется незамеченным. Только не останавливайтесь, пожалуйста; вернее, вы останавливайтесь, конечно, но не очень надолго, ладно?

Маленькие внучки соседки Ванды, жуткой, как персонификация чумы, пожирательницы одеколонов, очаровательные девчонки, которых мама время от времени привозит к кошмарной этой старухе, видимо, потому что их просто некуда больше деть, — так вот, внучки бегали нынче за Вандой по двору, спрашивали наперебой: «Бабушка, бабушка, ты нас любишь? А кого ты любишь больше?» — и восторженно запищали, когда бабушке с пятой, что ли, попытки удалось выговорить: «Обеих люблю».

Прежде мне в голову не приходило, что любовь Ванды может быть такой великой ценностью. А оно вон как.

Люди все же умом повредились на этой теме: «Ты меня любишь?»

Сами попробовали бы, честное слово. В данном вопросе самообслуживание только на пользу.

Воскресенье, 2 июля

В книге Елены Щварц «Видимая сторона жизни» есть замечательная история. Юная Лена придумала поэта из Таллинна по имени Арно Царт. Сочиняла «его» стихи, гнала о нем друзьям какие-то немыслимые телеги. В этом как раз нет ничего удивительного, многие так делали и делают, и будут, редкую судьбу не сводит время от времени демиургова судорога, это у людей, можно сказать, наследственное заболевание.

А история поэта Арно Царта хороша потому, что много лет спустя Елена Шварц нашла в книжном магазине брошюру «Кирпичи мироздания», автор А. Царт. Купила брошюру за двадцать, что ли, советских еще копеек, принесла домой и обнаружила, что книга вышла в начале двадцатых годов, но страницы так и остались неразрезанными, то есть Шварц стала первым (и, подозреваю, единственным) читателем.

Мне кажется, что вот это событие В одно из наиважнейших и наипрекраснейших, какие только могут случиться с человеком. Я как-то смутно, но без тени сомнения понимаю, что именно для чего-то такого мы и живем на земле, а остальное — так, ерунда для заполнения пауз.

Понедельник, 3 июля

Народные приметы и языческие ритуалы, причудливым образом перемешанные с церковными праздниками, — это, как говоривал чайный мастер Антон из клуба «Железный феникс», нереальный фарш.

Вот нам с вами полная миска этого самого нереального фарша — просто для разнообразия.

В частности, понедельник, третье июля — это у нас с вами день Мефодия Перепелятника. Считается, что того, кто в этот день поймает белого перепела, до конца жизни не оставит синяя птица удачи. Звучит соблазнительно; впрочем, что в условиях современного мегаполиса разумнее будет заняться ловлей белых ворон или хотя бы подсчетом черных. А ведь есть еще голуби и воробьи как минимум, так что день вам (нам) предстоит чрезвычайно интересный и насыщенный.

В этот день в природе происходят удивительные вещи. В частности, начинают потеть камни. Народные приметы констатируют, что это — к скорому дождю, я же теперь мучительно размышляю о том, что камни вряд ли пользуются дезодорантами, и это, честно говоря, ужас что такое, хоть из дома не выходи — при условии, что дом не каменный. Как жить в этот день обитателям каменных домов — ума не приложу. Шариковым дезодорантом, что ли, очертить круг, Предварительно закупорив ноздри тампонами, смоченными в лавандовом масле?

Неизвестно, с какого перепуга календарь народных примет вдруг берет да и сообщает нам, что родившиеся в этот день будут всю жизнь искать некий единственно верный путь, хотя — цитирую! — шансов у них мало.

Крутые ребята, что тут скажешь. У них шансов, видите ли, «мало», тогда как у прочего человечества и вовсе никаких. Не потому даже, что единственно верный путь — химера, вымороченная байка для самых маленьких правдоискателей, просто человек — такая хитроумная конструкция, для которой пресловутый единственно верный путь — как монорельс для трамвайного вагона То есть существует монорельс или нет, в жизни трамвая от этого ничего не меняется, я это имею в виду.

С человеками все еще веселее, никаких рельсов для нашего брата, конечно же, нет, поэтому единственно верный путь — это мотаться без конца, головой вертеть, возвращаться порой назад, подпрыгивать, падать и даже ходить налево время от времени, а как еще? Не то чтобы для людей такой образ жизни был полезен, зато от наших бессистемных метаний вырабатывается особого рода электричество, которое используется для освещения небес в ночную пору, а вы и не знали небось.

Аграфена Купальница — лютые коренья, вот как называется этот день, хоть плачь, как прекрасно. В этот день надо успеть сделать много разных важных дел. Сперва умыться росой, потом, не удовлетворившись результатом, попариться в бане с веником из веток березы, ольхи, черемухи, ивы, липы, смородины, калины и рябины. Если перепутать ветки, придет лютый корень, укусит за… гхм, ладно, за бочок. Если не помыться — тем более придет и укусит. В день Аграфены Купальницы жизнь полна опасностей, так-то.

И еще жизнь полна воды, потому что после бани вам придется еще и в реке искупаться. Предки наши, да будет вам известно, до этого дня в реку особо не лезли, терпеливо ждали открытия сезона.

Думаете, это все? Ага, как же. Берите ваши ежедневники, наладонники, выдирайте листки из блокнотов, открывайте текстовые файлы — словом, пишите список дел на шестое июля.

• Сварить кашу для нищих,

• Наделать веников, чтобы хватило на год.

• Набрать мешок лечебных трав. Чтобы было.

• Поваляться по полю. Да, вы все правильно поняли, лечь на землю и как следует вываляться. У наших предков это безобразие называлось «выкатывать рожь», считалось, что оно способствует повышению урожая зерновых и прочих центнеров с гектара. Подозреваю, что мало кто из читателей этой рубрики владеет полем, да еще и засеянным рожью, поэтому можно выкатать что-нибудь другое. Ковер, плед или, к примеру, банковскую карточку. Вреда уж точно не будет, а урожай — ну мало ли. А вдруг?

• Нарвать крапивы, обложить порог. Считается, что при таком раскладе в дом не проникнет нечистая сила. Впрочем, если нечистая сила все же проникнет через крапивную баррикаду, ее (в смысле силу, а не баррикаду) можно вымыть. Росой или в бане с веником или хоть в душ загнать, чтобы ноги помыла после улицы, вот уж действительно.

Иван Купала оказывается сегодня, дамы и господа. То есть не зря вчера нечистой силе ноги мыли, ей еще и педикюр надо было сделать, по-хорошему.

Список народных примет на этот день столь восхитителен, что я, пожалуй, не стану ничего добавлять от себя, дабы не портить впечатление.

• В ночь на Ивана Купалу девушки опускают на реку венки с зажженными лучинками или свечками. Если венок тонет — милый разлюбил и выйти замуж за него не удастся. Чей венок проплывет дольше всех — будет счастлива. У кого лучинка прогорит дольше всех, та проживет долгую-долгую жизнь.

• С утра начиналось купание в реке. Обливали водой каждого встречного.

• Вечером разжигали костры, прыгали через огонь, чтобы очиститься от скверны. Сжигали в кострах одежду больных. Считается, что с ней сгорают и болезни.

• В эту ночь расцветает цветок папоротника, который помогает искать клады.

• Сильная роса на Ивана Купалу — к урожаю огурцов.

• Ивановской ночью звездно-будет много грибов.

• В Иванову ночь на муравейниках в сосуд собирают масло, которое излечивает ото всех недугов.

• Роса, собранная до восхода или при восходе солнца, считается целебной при болезнях глаз. Нужно, чтобы страдающий глазами сам умылся ею. Купальской росой кропят кровати, чтобы не водились клопы.

• В этот день змея медянка получает зрение на сутки и делается очень опасной. Она бросается на человека.

• В Иванову ночь буйствует нечистая сила: ведьмы, оборотни, колдуны. Ведьмы слетаются на шабаш на Лысую гору. Инструментарий ведьм составляют нож, шалфей, рута, шкура, когти и кровь черной кошки, убитой на перекрестке. Из пепла купальского костра ведьмы варят зелье ночью в горшке и, ухватив помело, летают на нем.

• В углах скотного двора ставят осины, вырванные с корнем. Это предохраняет от ведьм. Лошадей нужно в этот день запирать. Ведьмы крадут их и отправляются на них на шабаш. Живой оттуда лошадь не воротится.

P. S. От души надеюсь, что интерес ведьм не распространяется на автомобили. Или все же придется осину с корнем выдирать? Гринпис будет нами чрезвычайно недоволен, вот что я вам скажу.

Этот день называется Русальница. Считается, что восьмого июля русалки водят хороводы, а новорожденным календари обещают «зеленые волшебные глаза». Тоже мне великое дело. Ясно же, что «волшебными» могут стать какие угодно глаза — хоть серые, хоть карие, лишь бы не просто глядели по сторонам, но и видели; надеюсь, впрочем, это и без меня понятно, да?

Воскресенье, 9 июля

Народная мудрость посылает нас всех сегодня по ягоды. Лучше и выдумать было нельзя, благо на дворе воскресенье, и кто не готов отправиться в лес, до ближайшего рынка уж как-нибудь дотопает, не сомневаюсь. Хотя лучше бы, конечно, все-таки в лес, выйти из дома пораньше (это вставать рано утром на работу — мука, а ради ягод можно и на рассвете подскочить с превеликим удовольствием или вовсе не ложиться), выбраться из города куда-нибудь, где нога человека ступала, конечно, куда же от этой ноги денешься, но изредка и аккуратно, так что даже траву толком не вытоптала.

А у меня еще с июня присмотрено заветное местечко на городской окраине, где среди древних камней и заброшенных хозяйственных пристроек, пробивая нежной макушкой рыхлый асфальт, кустится земляника. Туда и пойду, пожалуй, урожай прикарманю, а предательская кроваво-красная струйка в уголке рта заставит моих близких ломать голову, чем это я занимаюсь, — тоже, если задуматься, неплохое развлечение.

Понедельник, 10 июля

Июль пришел, встречайте грозного владыку. В деснице его окровавленный ледоруб, в шуйце — расплавленный кондиционер. Лютый зной сейчас царит везде, ну или почти везде. Семь способов красиво умереть от жары будут предложены вашему вниманию. Подчеркиваю, красиво умереть, а не колбасой вареной в мусорный пакет рухнуть, так-то любой дурак может.

Все описанные способы в разные годы опробованы на себе, правда, не все эксперименты доведены до победного конца; тем не менее можете спокойно повторять их в домашних условиях, и не только в домашних. Терять-то всяко нечего — и вам, и мне.

Например, досадуя на обилие текущих дел, расслабленность мышц, малиновый звон в ушах и огненную пустоту в голове, можно сегодня выпить с утра три чашки кофе вместо одной. По дороге на работу догнаться, скажем, двумя ристретто. Прибыв на место, в первые же полчаса извести полбанки растворимой дряни, которую, я знаю, специально держат в офисах для превращения живых людей в ужасающих мутантов. Потом можно чуть-чуть поработать, минут пятнадцать скажем, и окончательно лишиться сил. Выскочить, вернее, выползти в ближайшее кафе, заказать кофе со льдом, приложить чашку к пылающему лбу, потом к вискам, поочередно, и залпом ее осушить. Вернуться и полноценно поработать еще пятнадцать минут. Повторять вышеописанные действия до наступления обеденного перерыва.

Отказаться от еды (смотреть на нее невозможно в такую жару!) ради дополнительной порции кофе, запить обед крепчайшим эспрессо, вернуться, работать продуктивно целых полчаса кряду. Потом окончательно разомлеть от жары, добить остатки растворимого кофе, усовеститься, отправиться в магазин за новой банкой, по дороге — чашечку кофе на летней веранде, а как же. И еще одну, и еще.

Вечером, после работы можно, конечно, выпить по дороге еще пару эспрессо, чтобы не уснуть на ходу. Оказавшись дома, сварить себе наконец полную джезву крепчайшего кофе, пить с наслаждением, маленькими глотками, помнить, что избавление уже близко, в ваших жилах течет уже густая черная кровь, у некоторых — с молоком и сахаром, но это, как водится, по вкусу.

Избавление действительно близко. До пятой по счету джезвы мало кто доживает, а уж шестая решительно ставит в этом вопросе жирную точку, поверьте крупному специалисту.

Вторник, 11 июля

Поскольку вы все равно твердо решили умереть, на работу сегодня можно не ходить. Вместо этого следует собрать все деньги, какие есть в наличии (вы же решили умереть, и они вам больше не понадобятся), позвонить в турагентство и купить горящую, то есть вот буквально самую раскаленную путевку в самую жаркую страну, какую только вам с оператором удастся найти. Чтобы вылет прямо сегодня вечером, в крайнем случае — завтра.

Жить в этой жаркой стране беззаботно, от солнца не прятаться, напротив, подставлять нежное темечко раскаленным лучам при всяком удобном случае, сорить деньгами, которые, как мы уже решили, все равно больше не понадобятся. Когда деньги закончатся, а смерть все еще не наступит, можно ограбить банк, терять-то все равно нечего. С мешком награбленных денег сбежать в соседнюю, еще более жаркую страну, сорить ими со страстью обреченного, потому что вы же собрались умирать, не забывайте. Заодно в этой жаркой стране можно найти любовь — последнюю, а потому неописуемо страстную. Распрощаться с нею без сожалений — все равно скоро умирать! — и тут же встретить новую, самую последнюю и, соответственно, еще более страстную и роковую. Когда мешок с награбленным опустеет, а роковая любовь станет в хорошем темпе приближаться к финалу, можно снова грабить банк и снова пускаться в бега. Не то чтобы вам действительно следует опасаться погони, просто бега вносят в существование обреченного на смерть приятное разнообразие.

Продолжайте в том же духе, грабьте всякий подвернувшийся под руку банк, кидайтесь от всякой последней страсти к другой, еще более последней, пока не надоест (некоторым, говорят, довольно быстро надоедает, в жарких-то странах, понятно почему), пейте темный ром, не меньше литра в день, лучше — больше, но все же этот тонкий момент остается полностью на ваше усмотрение, можно смешивать его с опиумной настойкой, по древнему рецепту знаменитого пирата Черная Борода, а можно и вовсе никакого темного рома не пить, если не хочется, но подставлять солнцу незащищенную макушку обязательно, это же ваш единственный шанс умереть от июльского зноя, который выгнал вас из дома — когда-когда? двадцать? тридцать? пятьдесят лет назад? Надо же, как время летит.

Если вам очень повезет, ваш спортивный автомобиль, так и быть, занесет на каком-нибудь особо крутом повороте и вы трагически погибнете в возрасте трехсот пятнадцати лет, так и не дождавшись дежурного даоса на белом журавле, который как раз собрался вылететь за вами буквально со дня на день. Оно даже и неплохо, потому что навернуться с белого журавля, когда вас хватит наконец первый в жизни солнечный удар, это, знаете ли, чересчур эксцентрично, даже для без пяти минут бессмертного.

А если вы живете в Москве или просто приехали туда по какой-нибудь причудливой надобности, можно не метаться триста лет по жарким странам, а просто выйти из дома около полудня и отправиться пешком по Садовому кольцу, где, как доподлинно известно москвичам и особо одаренным гостям столицы, нет в это время не только тени, но даже представления о тени; самой идеи, что тень может существовать, нет в это время на Садовом кольце.

Нет — и не надо. Мы же умирать собрались, а не продлевать агонию.

Дело, считайте, сделано. Можно идти себе и идти по Садовому кольцу с непокрытой головой, мороженого не жрать и воды не пить, это важно. То есть с мороженым и водой вы все равно свалитесь, просто не так быстро. Как по мне, не стоит растягивать это удовольствие.

Четверг, 13 июля

А если вы живете возле моря, можно дождаться ночи (трудно, я понимаю, но придется потерпеть), войти в черную сверкающую воду и поплыть, все равно, куда и каким стилем, лишь бы уплыть от берега как можно дальше. Потом перевернуться на спину, смотреть на звезды, а когда надоест (это только кажется, будто звездное небо не может надоесть, очень даже может, если глядеть на него достаточно долго) — так вот, когда надоест, можно закрыть глаза и еще какое-то время полежать на воде, чем дольше, тем лучше.

В какой-то момент (обязательно задолго до рассвета) придется открыть глаза и обнаружить, что вы понятия не имеете, в какой стороне берег. В этот миг некоторые особо одаренные умирают на месте от ужаса, некоторые на всякий случай превращаются в дельфинов, а некоторые вглядываются в темноту долго-долго, пока глаза не научатся отличать водяную тьму от небесной и обе — от тьмы земной. Эти счастливчики легко определят направление и вернутся на берег (если захотят), но прежними не станут уже никогда. Инициация называется, а как вы думали?

Пятница, 14 июля

Из всех способов умереть в июле этот — самый соблазнительный. Но потребуются большие расходы и проворный ассистент. Я, к примеру, пока не могу себе позволить. А жаль.

Лечь в ванну, наполненную колотым льдом, принимать колотый лед внутрь, бокал за бокалом, слегка разбавляя его водой или соком, но никакого алкоголя, умоляю вас, вы можете согреться, и все труды пойдут прахом. Ассистенту придется подносить вам бокалы и все время добавлять лед в ванную, а то будете вы через десять минут плескаться в талой воде, только и удовольствия что насморк заработаете, да и то не факт.

Суббота, 15 июля

Вообще учиться умирать надо у кошек. Это не так просто, как может показаться на первый взгляд, но ничего невозможного нет.

Сперва следует упасть где попало, вот где приспичило вам умереть, там и падайте, не обращая внимания на окружающую обстановку, чувствуйте себя посреди улицы столь же непринужденно, как в укромнейшем из уголков потаенного сада, заваливайтесь на бок или на спину, руки-ноги раскидаем по вкусу, кому как нравится, самая грациозная поза — та, в которой вам удобно, в конце концов, мы умирать собрались или сценическому мастерству учиться? Ну и вот.

Упали? Очень хорошо.

Упав, нужно неподвижно лежать, не меняя позы, кончиком хвоста — или что там у вас вместо хвоста — не шелохнув, затаив дыхание, если оно все еще у вас есть, в чем я, честно говоря, сомневаюсь, но ни в коем случае не страдать от вынужденной неподвижности, а, напротив, блаженствовать. Если не блаженствовать, то и смысла никакого нет в этой затее.

Блаженствовать нужно очень долго, желательно — целую вечность. Ну или полвечности хотя бы, для первого раза сойдет, не стоит вот так сразу требовать от себя абсолютной безупречности в этом вопросе.

Источник