Крылатые фразы и афоризмы кино (26 стр.)
Вот вы ее зовете Наяда. Вы говорите: «Я тоскую, как Блок»! А это, простите, какой-то Херасков.
Вот уж и осень, скоро дожди пойдут, ветер завоет… – Самое гриппозное время. Держите ноги в тепле.
Вы будущий муж? – Я не будущий, но потенциальный.
Вы ее… – Ну-ну, ну! – Вы ее… – Ну! – Вожделели!
Вы слишком замахнулись! – Это мне свойственно.
Кадр из к/ф «Покровские ворота»
Высокие, высокие отношения! – Нормальные для духовных людей.
Нина Орлович, Маргарита
Гравировать имена победителей – работа, требующая самоотречения.
Да ради бога, я не знаю, чуть шо – обращайтесь!
Да уж, Савва, семью ты разбил. Крепкую советскую семью. В прах разметал крепкий семейный очаг. Одни руины.
До слез знакомый образ!
Докатался! – А при чем тут, ну скажи, ну, при чем тут катание? – Чемпион!
Женщину тоже можно понять. Девушек водишь. Ей неприятно. – Да не вожу я! Это другое!
Савва Игнатьевич, Хоботов
Молодость – это мгновение. Вы не успеете оглянуться, как я изменюсь. И не в лучшую сторону. Каким рассудительным я буду! Каким умеренным стану я!
Живут не для радости, а для совести!
Запугаете девушку! Ой, запугаете, Лев Евгеньич!
Догнать Савранского – это утопия!
Звякнуть ей, что ли, на старости лет? А! Пусть живет безмятежно!
Какая Светлана? – М-м, одна доцент. Я после вам расскажу, после. – Доцент? – Да, да, доцент.
Кафе-бар. Я догоню.
Когда я на почте служил ямщиком, был молод, имел я силенку…
Лев Евгеньич, я вашу бургундскую полечку перепел на родной язык.
Люблю ее! – Сексуальный маньяк! – Люблю! – Савва, взгляни на этого павиана!
Люди эмоционального склада нуждаются в некотором руководстве.
Мастера не мудрствуют! – А могильщики в «Гамлете»? – Ремесленники!
Меня зондировали. – И успешно?
Мне грустно, но вы приняли допинг.
Могу вам сообщить, что ваша тетя довершила ваше растление!
Мой папаш запрещал, чтоб я польку танцевал…
Мы прожили пятнадцать лет, а мне и в голову не приходило, что ты звезда конькобежного спорта!
Натюрлих, Маргатита Павловна!
Кадр из к/ф «Покровские ворота»
На Арарате обнаружены обломки Ноева ковчега. Да-да, того самого. Ах, вы уже слышали? Ну, боже, как интересно! Анна Адамовна, буду писать, непременно буду писать! Пока-пока! Вычеркиваю!
На всех языках говоришь, а по-русски не понимаешь!
На дне озера Титикака обнаружен весьма древний город, так что, до свиданья, дорогая, я надолго уезжаю, и когда вернусь, не знаю, а пока прощай! Вычеркиваю!
На носу всемирный фестиваль молодежи! Приедут красавцы из Новой Зеландии!
Надеюсь, вам он уже читал стихи?! Обволакивал вас цитатами?!
Найден череп коня вещего Олега. – А-а, ну, читала, знаю. – Читала? Ах ты, умница!
Напишите комедию в стихах, как Грибоедов. – Он плохо кончил.
Наши играют французскую жизнь. – Да, искусство в большом долгу!
Алиса Витальевна, Костик
Независимые умы никогда не боялись банальностей!
Нет у меня никакого приступа! – Будет!
Нет, он сомнителен! Он сомнителен! Я бы ему не доверял!
Но как вы спелись!
Ну кой черт занес вас на эти галеры.
Общество «Трудовые резервы»! Светлана, мастер спорта! Прекрасно плавает на спине!
Он что, тоже умер? – Да, его зарезали или повесили. – Боже! И что, все поэты… вот так?!
Он ломает – я чиню, он ломает – я чиню!
Он не зритель, он ваш сосед.
Он превратит молитву в фарс!
Особенно угнетают женщины от шестидесяти и выше. Начисто убивают тонус.
Очень жаль, что вы не грассируете. Этот штришок придал бы вам аромат и шарм.
Партия переходит в эндшпиль, и играть его, девушки, буду я!
Подкован, надо сказать, исключительно! На всех языках, как птица, поет.
Познакомился я однажды с женщиной выдающейся красоты.
Полный аллес капут!
М. Козаков, режиссер к/ф «Покровские ворота»
Почему вы не смотрите фильм? Вы служитель муз. – Я служу Мосэстраде!
Алиса Витальевна, Велюров
Предупреждаю! Однажды ваш Костик вас удивит!
Разве это финал?! – Это очень удачный финал. – Вот это финал: пере-квалифи-циро-ваться?! Это финал? – Это очень яркий финал!
Резать к чертовой матери! Не дожидаясь перетонитов. Единственно прогрессивный взгляд!
С утра заправляйся. Мозги они тоже этого требуют.
Савва Игнатьич, в конце концов, выйди на первый план.
Светла-ана-а! Светла-ана-а! – Молчите, бесстыдник!
Источник
Люди эмоционального склада нуждаются
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 472
- КНИГИ 654 643
- СЕРИИ 25 043
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 763
Элегическая комедия в трех действиях
(В порядке появления)
Лев Евгеньевич Хоботов.
Аркадий Варламович Велюров.
Савва Игнатьевич Ефимов.
Москва. Пятидесятые годы.
Они уже скрылись за поворотом,
Они уже стали старыми письмами
И пожелтевшими подшивками.
Но стоит рукой прикрыть глаза,
Вижу еще не снятые рельсы,
Еще не отмененные рейсы,
Здания, еще не снесенные,
И незастроенные пустыри.
Еще от Мневников до Давыдкова
Столько домов еще не взметнулось,
Столько домов, в которых сегодня
Ждут и ревнуют, глядят в телевизоры
И собираются по вечерам.
Столько домов, где клубятся страсти,
Зреют мысли, цветут надежды,
В которых дети становятся взрослыми
И выпархивают из гнезд.
Одни обернутся, другие — нет,
Иные вернутся, иные — нет.
Столько домов еще на ватманах
Или даже — в воображении.
Чертаново — за городской чертою,
Тропинки Тропарева безлюдны.
Москва… Пятидесятые годы…
Мой сосед бредет по Рождественке.
Это интеллектуал и чудак.
А на Рождественском бульваре
Шепчутся под ногами листья,
Это спешит московская осень
В порыжевшем дождевике.
Процедурная. Людочка и Хоботов.
Х о б о т о в (подтягивая брюки и поправляя галстук). Благодарю вас. О, благодарю.
Л ю д о ч к а. Ну вот, это был последний укол.
Х о б о т о в. Не говорите так.
Л ю д о ч к а. Курс закончен. Теперь вы будете молодцом.
Х о б о т о в. В самом деле. Мне уже стало лучше. Когда я пришел к вам в первый раз, я чувствовал полный упадок сил. (Помолчав.) И духа.
Л ю д о ч к а. Я рада, что вам помогло.
Х о б о т о в. Позвольте поцеловать вашу руку.
Л ю д о ч к а. Ой, что вы… Зачем это?
Х о б о т о в. От души. Я уж привык сюда приходить. Конечно, у вас большие очереди.
Л ю д о ч к а. Витаминизация популярна.
Х о б о т о в. Удивительно популярна. Но это — пустое… Я сидел в очереди, готовясь к тому, что увижу вас.
Л ю д о ч к а. Во мне нет ничего особенного.
Х о б о т о в. Вы ошибаетесь. О, вы ошибаетесь. Вспомните, когда я пришел в первый раз, выяснилось, что я потерял направление. Любая отправила б меня восвояси. А вы…
Л ю д о ч к а. У вас было такое лицо… смешное.
Х о б о т о в. Могу себе представить.
Л ю д о ч к а. Такое несчастное.
Х о б о т о в. Спасибо за все. Позвольте поцеловать вашу руку.
Л ю д о ч к а. Так вы уже целовали.
Х о б о т о в. Неважно. То есть не то… Вы прекрасно кололи.
Л ю д о ч к а. Ну что вы!
Х о б о т о в. Я ничего не чувствовал.
Л ю д о ч к а (негромко). Жаль.
Х о б о т о в. Нет, нет, вы меня не поняли. Я не чувствовал там, куда шприц входил. Таково ваше мастерство. Но вообще-то… я очень почувствовал.
Л ю д о ч к а. Не нужно.
Х о б о т о в (задумчиво). «Наверно, так нужно, так надо».
Л ю д о ч к а. Почему?
Х о б о т о в. Есть такие стихи:
Стихи об осени. Их написал один поэт в далекой стране. Он умер совсем молодым. От чахотки.
Л ю д о ч к а. Какой ужас…
Х о б о т о в. Вот и у нас уже — осень. И не будет бабьего лета. Польют дожди. Ветер завоет.
Л ю д о ч к а. Самое гриппозное время.
Х о б о т о в. Вы правы.
Л ю д о ч к а. Держите ноги в тепле.
Х о б о т о в. Благодарю вас. О, благодарю.
Л ю д о ч к а. Разве жена за вами не смотрит?
Х о б о т о в. Видите ли, она занятой человек. У нее напряженная духовная жизнь. Кроме того, мы расстались.
Л ю д о ч к а. Она уехала?
Х о б о т о в. Не то что уехала. Но — ушла.
Л ю д о ч к а. Как это? Я не пойму.
Х о б о т о в. Просто она полюбила другого.
Л ю д о ч к а. Надо же!
Х о б о т о в. Наверно, так надо.
Л ю д о ч к а. Бедненький…
Х о б о т о в. Он человек достойный. Я понимаю этот выбор.
Л ю д о ч к а. Вы очень страдаете?
Х о б о т о в. Как вам сказать… (Задумчиво.) «Воспоминанья горькие, вы снова врываетесь в моей опустелый дом…»
Л ю д о ч к а. Это — вы сами?
Х о б о т о в. Нет. Это Камоэнс. Португальский поэт. Он уже умер.
Л ю д о ч к а. Ах, боже мой!
Х о б о т о в. В шестнадцатом веке.
Л ю д о ч к а. В шестнадцатом веке!
Х о б о т о в. Да, представляете. На редкость грустная биография. Сражался. Страдал. Потерял глаз. Впоследствии умер нищим.
Л ю д о ч к а. Надо же! (Утирает слезы.)
Х о б о т о в. Боже, какая у вас душа.
Л ю д о ч к а (с уважением). Сколько вы знаете… Вы профессор?
Х о б о т о в. Нет, я работаю в издательстве. Издаю зарубежных поэтов. Преимущественно романских. Но бывает — и англосаксов.
Л ю д о ч к а. И все поэты — вот так?
Х о б о т о в. Почти.
Л ю д о ч к а. Подождите, я занята! Какие нетерпеливые люди…
Х о б о т о в. Я вас задерживаю, простите…
Л ю д о ч к а. Что вы? С вами так интересно.
Х о б о т о в. Я бы хотел увидеть вас вновь.
Л ю д о ч к а (опустив глаза). Не знаю, где мы можем увидеться.
Х о б о т о в. Мало ли где… Москва велика. Вот у вас на углу — лаборатория.
Л ю д о ч к а. Да. Туда сдают на анализ.
Х о б о т о в. Если позволите, буду вас ждать. Мы бы куда-нибудь с вами отправились.
Л ю д о ч к а. Прямо с работы? Я не одета. И дома столько всяческих дел.
Х о б о т о в. Может быть, я вам могу помочь?
Л ю д о ч к а. Нет. Ко мне неудобно.
Х о б о т о в. Так как же?
Л ю д о ч к а. Видите, вы уже растерялись!
Х о б о т о в. Мне просто стало безмерно страшно, что вы вдруг исчезнете…
Л ю д о ч к а. Вы — как дитя.
Х о б о т о в. А между тем мне сорок три года.
Л ю д о ч к а. И направление где-то посеяли… (Смеется.)
Х о б о т о в. Да… все выглядит так нелепо…
Л ю д о ч к а. Вы говорите, он глаз потерял?
Х о б о т о в. Кто?
Л ю д о ч к а. Португальский поэт.
Х о б о т о в. Камоэнс? Да. Он — глаз, а Сервантес — руку.
Л ю д о ч к а. Перестаньте! Это уж слишком.
Х о б о т о в. Я понимаю, но что же делать?
Л ю д о ч к а. Я освобожусь через час.
Х о б о т о в. Я подожду вас.
Л ю д о ч к а. Где?
Х о б о т о в. На углу.
Л ю д о ч к а. Смотрите не спутайте — на каком.
Х о б о т о в. Именно там, где сдают на анализ.
Л ю д о ч к а. Ну, идите. Очередь сердится.
Х о б о т о в. Благодарю. О, благодарю вас.
Источник
Текст книги «Покровские ворота (сборник)»
Автор книги: Леонид Зорин
Жанр: Драматургия, Поэзия и Драматургия
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Больничный дворик. Светит солнышко. Кустарники и деревца. На одной из скамеек сидит Хоботов. Он во фланелевой пижаме, которая ему широка. В глубине под навесом за длинным столом выздоравливающие больные с громкими выкриками «забивают козла». Входит Людочка с кульком.
Хоботов. Людочка! Я вас ждал! Я верил!
Людочка. Ешьте, пожалуйста, я прошу.
Хоботов. Спасибо, я сыт.
Людочка. Вы отощали. Пижама прямо на вас висит.
Хоботов. Просто она не по размеру.
Когда меня привезли с операции, меня уронили.
Людочка (всплеснув руками). Я так и знала!
Хоботов. Людочка, сколько я пережил! Людочка, я лежал на столе. Обнаженный и беззащитный. Со мной могли сделать все что угодно.
Людочка. Зачем вы? Чего не надо, не сделают.
Хоботов. Откуда у вас такая уверенность?
Людочка. Просто я медицинский работник.
Хоботов. А потом я лежал неделю, а вы не шли…
Людочка. Ну я ж не знала…
Хоботов. Конечно, конечно… Я сам виноват.
Людочка. Если бы Костик меня не нашел…
Хоботов. То вы не пришли бы.
Людочка. Ну я ж не знала.
Хоботов (умиленно). Боже, сколько в вас чистоты!
Людочка. Но почему же вы не едите?
Хоботов. Не знаю. Не хочется. Не идет. (Чуть нараспев.) «О господи, по жизненной дороге с усилием передвигаю ноги…»
Людочка. Вы говорили об этом врачу?
Хоботов. Эти стихи принадлежат одной французской поэтессе. Знаете, в это самое время она носила под сердцем дитя и, видимо, тяжко переносила этот период. «Что ждет его, младенца моего? О горький мрак, не вижу ничего. Ничто не мило. Взор мутится мой. Не ем, не пью. Тревожусь в час ночной».
Людочка. Это бывает, и очень часто. Проявления самые неожиданные. К нам в девятнадцатый кабинет ходила дама в таком положении. Можете себе представить, при виде мужа ее тошнило.
Хоботов. Моя любимая!
Входят Костик и Алевтина.
Хоботов. Костик, я вам так благодарен. Вы мне вернули этот мир.
Костик. Да ради бога. Чуть что – обращайтесь. Людочка, это Алевтина.
Людочка. Здравствуйте, Костик про вас говорил.
Алевтина. Верю. Он – разговорчивый малый.
Костик. Верите, слово боюсь сказать.
Алевтина (отдает Хоботову коробку). Конфетки.
Хоботов. Спасибо. Это излишне.
Людочка. Не ест, не пьет и ночью не спит.
Костик. Надо стремительно восстанавливаться. Второго мая, впервые в истории, сезон открывается в Лужниках!
Людочка. Я еще там не была ни разу!
Костик. Это я беру на себя. (Хоботову.) А мы не одни. У нас эскорт. Савранский на своем мотороллере нас почтительно сопровождал.
Хоботов. Где же он?
Костик. Сидит у ворот.
Хоботов. Так пусть он идет сюда.
Костик. Невозможно. Он не бросит стального друга. (Кричит.) Савранский! Ты там не уезжай, а временно побудь за оградой.
Голос Савранского: «Слышу!»
Мы вам не будем мешать.
Входит Велюров в новом костюме.
Смотрите, до слез знакомый образ…
Велюров. Я не вовремя?
Хоботов. Ну почему же?
Велюров. Возьмите яблоко. Это вам.
Костик (Велюрову). У вас такой триумфаторский вид. Кого вы разбили под Аустерлицем?
Велюров. Ее подругу. В субботу они придут на концерт.
Костик. Не повторите прежних ошибок.
Велюров. Кого вы учите?
Костик (озабоченно). Очень жалко, что вы не грассируете. Этот штришок придал бы вам аромат и шарм.
Велюров (небрежно). Не беспокойтесь. Сойдет и так.
Костик. И малость подправили бы фамилию. Ше-велюров. Это звучней. Менее мануфактурно.
Велюров. Вздор. Нет никакой необходимости.
Костик. Ваше дело. И все же не надо бы забывать. Всемирный фестиваль на носу. Вам следует быть во всеоружии.
Велюров. Не запугивайте меня.
Костик (озабоченно). Глядите.
Велюров (озираясь). В больнице я не лежал. Я был в санатории. Тоже не сахар. Особенно угнетают женщины. Все от шестидесяти и выше. Начисто убивает тонус.
Костик. А зачем вас туда занесло?
Велюров. Меня зондировали.
Костик. И успешно?
Велюров. Бестактный вопрос. (Хоботову.) Я рад, что вам лучше.
Хоботов. Аркадий, я тоже вам очень рад. Хотя не скрою, мне больно вспомнить, что вы участвовали в насилии.
Велюров. Помилуйте, я вас хотел спасти!
Костик (Хоботову). Да, они вас ловко упрятали.
Хоботов. Я ничего не мог поделать. Поймите, один против четырех.
Костик. Все же не стоит переживать. Важно не то, что вас победили. Важно, что вы сопротивлялись!
Людочка. Не надо про грустное говорить!
Костик. Верно, давайте лучше петь. Вашу польку в моем переводе. «Мой отец за-пре-щал, чтоб я польку тан-це-вала. Мой отец запрещал, чтоб я польку тан-це-вал».
Алевтина. И чтобы я с незаконченным высшим все это слушала.
Людочка. Так хорошо же!
Костик (полуобняв Алевтину). Я перед нею робею. Нет, правда.
Хоботов. Боже мой, Маргарита и Савва!
Людочка. Я убегу.
Хоботов. Ни в коем случае.
Костик. Не надо бежать. Временно отойдем под навес и посмотрим, чем кончится партия.
Костик, Алевтина и Людочка идут к доминошникам, и таким образом, появившиеся Маргарита и Савва их не видят.
Маргарита (оглядывая Хоботова). Ну, сегодня совсем молодцом. Глаза совсем по-другому смотрят.
Хоботов. Да, я чувствую, что здоров.
Савва. Вот и ладно.
Маргарита. Привет, Аркадий.
Велюров. Каково вам на новом месте?
Савва. Это, брат, сон. Хожу да жмурюсь. Такой это, понимаешь, простор. Такая воля. Гуляй не хочу. Есть, конечно, чего поделать. Я утром как встал, так сразу за дрель… Ну… и полы, и всякая мелочь. Но это, знаешь, были бы руки. Все налажу в короткий срок. Льву там тоже очень понравится.
Хоботов. Это не так уж важно.
Савва. Не скромничай. Тебе там жить.
Хоботов. Вы вновь за свое?
Маргарита. Я говорила с Верой Семеновной. Она сказала – тебя можно брать.
Хоботов. Что значит – брать?
Маргарита. Я к ней пройду. А ты пока оформляй бумаги и спускайся в приемный покой. Савва, возьми такси на стоянке и подгони машину сюда.
Маргарита. Мы везем его к нам. Живо! Хоботов, ты не мешкай. (Идет.)
Хоботов. Савва, скажи, когда это кончится? Что ты молчишь?
Хоботов. Что нехорошего?
Савва. Не обижайся. Я тебе откровенно скажу. Ты – выдающийся человек. Я безусловно тобой восхищаюсь. Я, откровенно говоря, просто даже не понимаю, откуда такая вот голова и чего в нее ни напихано. Но скажу тебе откровенно, ты иногда ставишь в тупик.
Савва. Нет уж, позволь и мне. Откровенно сказать, – наболело. Такая у тебя голова, и этой самою головою не смыслишь самых простых вещей. Сам знаешь, у Маргариты мозги – тебе против них не потянуть. Что тебе дадено, то тебе дадено, а чего не дано, того не дано. Пойми наконец, какой ты везучий. Жалеет тебя такой человек. Можешь жить у нее как за пазухой. Чего ж тебе надо? Живи да радуйся. И делай что тебе говорят. Вот вырезали у тебя твою дрянь. Кажется, счастье. А что ты делал? Как себя вел? Как скандалист. Ты же буквально сучил ногами. Ты же попросту хулиганил. «Уйдите, не дамся, я сам – с усам!» Я откровенно скажу – постыдно. Сам ты хоть отдохнул под наркозом, а Маргарита ночи не спит. (Махнул рукой.) Думал, в больнице ты стал сознательней. А ты – за старое. Нехорошо.
Хоботов. Ты объясни, зачем тебе нужно, чтоб я у вас жил? Тебе что за радость?
Савва. Вот ведь, на всех языках говоришь, а по-русски не понимаешь. Живут не для радости, а для совести. Что ж делать, коль ты без нас пропадешь?
Хоботов. Но почему ты вбил себе в голову, что я пропаду?
Савва. Спроси у Аркадия. Я – за машиной. Пора тебя брать. (Уходит.)
Хоботов. Я погиб.
Велюров. А если он прав? Люди эмоционального склада нуждаются в некотором руководстве.
Подходят Костик, Людочка и Алевтина.
Хоботов. Сейчас вернутся. Маргарита в приемном покое. Савва побежал за такси. Они меня увезут к себе. Я погиб.
Костик. Только без паники.
Хоботов. Костик, я знаю что говорю. Стоит мне только туда попасть, и уже не будет исхода.
Костик. Надо бежать. Сейчас. Немедленно.
Хоботов. В пижаме не выпустят.
Костик. Предусмотрел. Пройдите с Велюровым под навес. Он нацепит ваши обноски, а вы облачитесь в его костюм.
Велюров. Что такое?
Людочка. Больные ж увидят!
Костик. Больные не выдадут.
Хоботов. Это правда. У больных – большая взаимовыручка.
Костик. Савранский сажает вас на мотороллер, везет к себе, и эту ночь вы проводите у Савранского. А завтра суровая Алевтина, используя свое положение, вас регистрирует с чудной Людочкой. И дело сделано. Решено?
Хоботов (зажмурившись). Я готов.
Велюров. Но это немыслимо. Это какой-то нелепый фарс.
Костик. Черт знает что!! В конце концов, вы артист, лицедей или банщик? Может быть, уже двадцать лет вы просто морочите публике голову? Скажите, где ваша страсть к сюжету? Не побоюсь сказать – кви про кво. Где тяга актера к переодеванию?
Костик. Да дайте же нам заглянуть в ваши старые пороховницы. Я мечтаю в них обнаружить хотя бы одну щепотку пороха.
Велюров. Вы мальчишка!
Костик. Свободная вещь. Но я смертельно разочарован. Как видно, вы уже не дровосек.
Велюров. Постойте, я не сказал «нет».
Костик. Раздумывать некогда. Надо действовать. Я к вам обращаюсь как к сверхчеловеку.
Велюров. Единственно – из симпатии к Хоботову. Не под влиянием ваших речей. (Уходит с Хоботовым под навес.)
Алевтина. Конечно, мальчишка, – Велюров прав.
Костик. Вы оглянуться не успеете, как я изменюсь. И не в лучшую сторону. Каким рассудительным я стану. Каким умеренным стану я. И стройные длинноногие девушки будут почтительно обходить мое выдающееся брюшко.
Людочка. Не может быть!
Алевтина. Он нас запугивает. И поторапливает.
Костик. Чуть-чуть. Девушки, не опоздайте на поезд. (Кричит.) Савранский! Ты нам сейчас понадобишься. Свезешь моего соседа к себе.
Голос Савранского: «Ладно».
Он – человек дела. Свели бы его со смелой девушкой. Он бы катал ее день-деньской.
Алевтина. Пожалуй, есть одна на примете.
Алевтина. Нет, стоматолог.
Входит Хоботов в костюме Велюрова. Доминошники прекратили играть.
Хоботов. Что скажете?
Входит Велюров в пижаме Хоботова. Доминошники от восторга даже привстали.
Хоботов. Я похож на какого-то прощелыгу.
Велюров (обиженно). Если мой новый костюм не устраивает… Я надел его в первый раз…
Людочка. Прекрасный костюм!
Костик (Хоботову). С вашей фланелькой я бы не слишком привередничал. (Девушкам.) Отведите его к Савранскому.
Велюров. Савва идет!
Костик. Бочком, бочком. Спросите у Савранского адрес и отправляйтесь к нему на автобусе. Встретимся у него… В добрый час!
Девушки уводят Хоботова. Велюров в изнеможении опускается на скамью. Вбегает Савва, Велюров отворачивается.
Савва. Пригнал машину. Пришла Маргарита? (Костику.) И ты, брат, явился?
Костик. Пришел навестить.
Савва. Вовремя. Мы его забираем.
Костик. Дело доброе.
Савва. В новый дом!
Савва. Не говори. Приходи поглядеть.
Костик. Если примете.
Савва. Примем. Как дорогого гостя.
Маргарита. Хоботов! Ты сошел с ума. Я жду тебя в приемном покое. Костик, вы извините нас.
Савва. Это как же понять?
Маргарита. Что случилось? Что это значит?
Велюров. История, леденящая кровь. Под маской овцы таился лев. Я по-соседски пришел проведать. Он увлек меня под навес. Силой сорвал с меня одежды. Надел мой костюм и был таков.
Маргарита. Что вы несете? В каком вы виде?
Велюров (с достоинством). Я вынужден быть в его пижаме, чтобы прикрыть свою наготу.
Костик. Не судите его. Он в шоке.
Маргарита. Вы думаете, я поверю хоть слову? Костик, что здесь произошло?
Костик. Трудно сказать. Когда я явился, он был в пижаме и весь дрожал.
Савва. Я делал, что было велено.
Савва. Я машину искал.
Велюров. Если б вы были порасторопней… Вспомните, я в одну секунду нашел такси, когда Лев заболел.
Костик. Поздно. Он порвал постромки.
Маргарита. Веселитесь? И в самом деле, почему бы не веселиться! Всего-навсего человека обрекли на верную гибель. Нечего сказать – молодцы. Я – злой гений, а вы – благодетели. Вы ему желаете счастья, ну а я, разумеется, – зла. Вот что, Костик, я вам скажу – не Велюрову, он орудие: вы еще очень и очень молоды. Очень многого вам не дано понять.
Велюров. Я – орудие?
Костик. Молод. Каюсь. И все же, поверьте историку: осчастливить против желанья – нельзя.
Маргарита. Будет. Поговорим впоследствии. (Савве.) Где машина?
Савва. Стоит дожидается.
Маргарита. Необходимо его догнать.
Костик (пожав плечами). Догнать Савранского? Это утопия.
Велюров. Я – орудие? Каково?
Костик. Утешьтесь. Вы были на высоте. Чуть архаическая манера. Старая школа. Но – ничего. В основном я вами доволен.
Велюров. Я – орудие?
Доминошники достают из-под стола бутылку, кружки и жестами приглашают Костика и Велюрова.
Не раздавить ли нам по стаканчику?
Велюров (с грустной улыбкой). Заметьте, не я это предложил.
Костик. «Мой отец за-пре-щал, чтоб я польку тан-це-вала».
Велюров (солидно). «Мой отец запрещал, чтоб я польку тан-це-вал».
Оркестр тихо подхватывает. Мелодия звучит под сурдинку.
Речитатив
Москва… Пятидесятые годы…
Они уже скрылись за поворотом.
Оба мы меняемся в возрасте.
Москва молодеет, а я старею.
Над Кузьминками и Очаковом,
Над Матвеевским и Крылатским
Звезды уже на других полуночников
Проливают игольчатый свет.
Где вы теперь, спутники юности?
Вы, бескорыстные подружки?
Отшумели шестидесятые,
Семидесятые проросли, —
Молодость, ты была или не была?
Кто ответит, куда ты делась?
Ветер в аллеях Нескучного сада
Заметает твои следы.
В оркестре вновь, теперь уже звучней, – возникает хоботовская полечка.
Царская охота
Драма в двух частях
Действующие лица
Граф Алексей Григорьевич Орлов.
Граф Григорий Григорьевич Орлов.
Михаил Никитич Кустов.
Княгиня Екатерина Романовна Дашкова.
Бониперти – секретарь Елизаветы.
Денис Иванович Фонвизин – драматург.
Ломбарди – богатый негоциант.
Граф Карло Гоцци – драматург.
Падре Паоло – иезуит.
Степан Иванович Шешковский – обер-секретарь Тайной экспедиции.
Белоглазов – молодой дворянин.
Иностранец – гость императрицы.
Ферапонт Фомич – старый слуга.
Федор Костылев – матрос.
Придворные, гости в доме Ломбарди, цыганки.
Часть первая
Москва. Ранняя весна 1775 года. У графа Алексея Григорьевича Орлова. Михаил Никитич Кустов – человек средних лет, нетрезвый, худой, дурно выбритый, в потрепанной одежде. В отличие от него Ферапонт Фомич благообразен, опрятен, держится солидно, лет ему под шестьдесят.
Ферапонт. И где же это, скажите на милость, их сиятельство вас отыскали?
Кустов. Глуп ты, братец, вот что тебе я скажу, – мы с графом знакомцы давние.
Ферапонт. И то сказать – знакомство завидное.
Кустов. Знаешь ли поговорку, братец: царь любит, да псарь не любит?
Ферапонт. В мой огород камешек? Так-с.
Кустов. Графу Алексею Григорьевичу люди много важнее титлов. Зане он муж – ума орлиного.
Ферапонт. На то – Орлов.
Кустов. Не в имени суть. Есть воробьи среди Орловых, средь Воробьевых есть орлы…
Ферапонт. Уж это вы, можно сказать, забылись.
Кустов. Молчи, старик. Коли я говорю, что человек своей фамилии выше и цену собственную имеет, – я не унизил его, а возвысил.
Ферапонт. А чем изволите заниматься?
Кустов. Я, брат, пиит.
Ферапонт. Так какое же это занятие? Забава души.
Кустов. И опять ты глуп.
Ферапонт. Как вам угодно. Только чем же вы снискаете хлеб насущный?
Кустов. Тому земные блага – ничто, кто с богами беседует.
Ферапонт. Дело ваше.
Входит граф Григорий Григорьевич Орлов. Очень красив, строен, одет с некоторым щегольством. Лицо его сумрачно.
Вот радость-то, ваше сиятельство!
Григорий. Где брат?
Ферапонт. Ваше сиятельство, как можно…
Григорий. Делай, что сказано.
Григорий. Не твоя забота.
Ферапонт. Могут спросонья и прибить. А рука у них тяжеленька.
Григорий. Заупокойную отслужим.
Ферапонт Фомич, кряхтя, уходит.
(Граф оборачивается к Кустову.) Кто таков?
Кустов. Михайло Кустов.
Григорий. Не тот виршеплет, о коем брат сказывал?
Кустов. Тот самый.
Григорий (ходит). Ты был вчера с братом?
Кустов. Был, ваше сиятельство.
Григорий. Вы что учинили?
Кустов. Не помню. Все было как бы в дыму…
Входит всклокоченный, опухший, красный со сна Алексей Орлов. Коренаст, могуч, черты лица грубые. За ним семенит Ферапонт Фомич.
Алексей. Ферапонт, водки. Здорово, Гриша. С чем пожаловал? (Ферапонту.) Поднеси их сиятельству.
Григорий. Не нужно.
Ферапонт приносит графин.
Алексей. Ты, брат, не в Петербурге, в Москве. Есть Бог, государыня к нам пожаловала, и брата привелось повидать. (Трет виски.) Погоди, сейчас потолкуем. Голову ломит, и в глотке сушь. Это Кустов, любимец муз. Я его лет с десяток знаю. Еще до всех моих дальних странствий. Был он тогда премного пристойней. (Кустову.) В ничтожество впал господин пиит. Тощ, наг и пьян постоянно. Глянешь на твою образину, и не хочется, а запьешь.
Кустов. Мой дар причиной моему состоянию. Пиит зрением остр, а кто больше зрит, тому легче пити, чем трезвым быти. Не видеть безумства мира сего.
Алексей. Это он изрядно сказал… А где живешь?
Кустов. Лиси язвины имут и птицы гнезда. Сын же человеческий не иметь, где главы подклонити.
Алексей. Слыхал, Григорий? Ладно, живи пока у меня.
Кустов. Нищеты не стыжусь. Почивший в бозе мой друг Иван Семеныч Барков почище меня пиитом был, а обедал не каждый день.
Ферапонт. В бозе, говорите, почивший. В бозе ли?
Кустов. Тсс-сс… Тайна сия велика.
Алексей. Ферапонт, молчи. Знай свое место. Есть почта?
Ферапонт. Вам письмо принесли.
Алексей. Тащи сюда.
Григорий. Знавал я Баркова. Бойкое, бойкое было перо. Впрочем, оду мне написал с душою.
Кустов. За то, что помните, ваше сиятельство, вам воздастся. Ах, боже святый, что за кудесник, таких уж нет. Все помнят одни срамные вирши, а знали б его, как знал его я! Как мыслил, судил, как верен был дружбе, а как любил безоглядно. Высокий был, ваше сиятельство, дух…
Алексей. Ну, хватит. Он помер, да мы-то живы. Уймись, Кустов, пьяный человек не должен заноситься. Грешно. Что за конверт. Духами воняет.
Григорий. Женщина пишет, не будь я Орлов.
Алексей. Бабы больно учены стали. Дня нет, чтоб какая-нибудь трясогузка не сочинила б послания. Тьфу. Ума на грош, а соплей на червонец. Кустов, читай.
Кустов. Прилично ли будет?
Алексей. Коли я говорю – читай!
Кустов (читает). «Жестокий! Вспомните об ласках ваших, хотя оные по правде не умышленны были. Однако ж я худо защищалась и не платила ль вам тем же?»
Алексей. А-а, вон это кто!
Кустов (читает). «Куда девался мой разум? Я себя всегда добродетельной считала, только я уж больше не такова».
Алексей. Тю-тю, матушка.
Кустов (читает). «Несчастное заблужденье! Я обязана любить своего мужа и в ту минуту, как о сем пишу, совсем вам предаюся. Праведное небо! Для чего это в грех вменяют?»
Григорий. Мысль верная, я б и сам желал понять.
Кустов (читает). «Но что я говорю? Какой ты жестокосердый! Увы, я ни в чем упрекнуть себя не могла, жила без порока, была довольна, находилась в невинности спокойно…»
Алексей. Опять заныла… тоска берет…
Кустов (читает). «И вот ведаю, что творю преступленье, но оно мне необходимо. Я бы много отважилась, если б стала противиться волнующим меня движеньям?»
Алексей. Не сама писала. Разрази меня гром, с французского перетолмачила… Право…
Кустов (читает). «Государь мой! Мы оба стали изменниками. Вы изменили другу, я – супругу. Итак, вы любите недостойную женщину, я – бесчестного человека…»
Алексей. Точно, точно – из письмовника взято. Какой же я ее мужу друг? Много чести. (Кустову.) Брось. Надоело.
Кустов. Вы, ваше сиятельство, в любви счастливы.
Алексей. Вот еще… Какое тут счастье? Это не счастье, а баловство. Ладно, оставьте нас с братом одних.
Кустов и Ферапонт Фомич уходят.
Григорий. Зачем он тебе?
Алексей. А сам не ведаю. О прочих знаешь все наперед. Что подумают и что скажут, а этот нет-нет, да и удивит.
Григорий. Уж будто?
Алексей. Иной раз даже взбрыкнет. После очнется от страха в поту, а мне забавно.
Григорий. Вчерашнее помнишь?
Алексей. Помню только, что был в безудерже.
Григорий. Дрался на кулачках. И с кем же? Со всякой сволочью. Фу ты, пропасть… Занятие для героя Чесмы.
Алексей. Что делать, Гриша, скука заела. Каково мне с моим-то норовом на Москве небо коптить. Да и люди не кони, взглянуть не на что.
Григорий. Нет, Алеша, рано, рано разнежился. Время тревожное – не для забав, не для шутов.
Алексей. Да отчего же? Его величеству Пугачеву сделано усекновение членов. Мужички берутся за ум, а всякая челядь в себя приходит.
Григорий. В этом-то, Алексей, и суть. Покамест дрожали за свои головы, было им не до нас с тобой. Где уж было с Орловыми воевать, когда Пугач у них на дворе. Теперь же вся мразь, какая ни есть, только и ждет, когда споткнемся.
Алексей. Помилуй, ты спас Москву от чумы, в честь твою в Царском воздвигнута арка.
Григорий. А ты турка без флота оставил. Что нам заслуги считать, Алеша? Чем больше заслуг, тем больше врагов. Иной раз чувствую, воздуха мало. Он злобой отравлен, тяжко дышать.
Алексей. Любят тех, кому покровительствуют. А тех, от кого зависят, – не любят. И что тебе любовь человеков. Любила бы женщина…
Григорий. Кабы так…
Алексей. Вздор, Григорий, каприз не в счет. Был и прошел. А ты остался.
Григорий. Алеша, слушай… тебе одному, другу, брату, крови своей, – не то, Алеша, вовсе не то! Такой ли была, так ли любила? Ведь рядом покойно стоять не могла, взор блуждал, и руки дрожали. Звала меня своим господином. Да я им и был, можешь поверить. Стоило мне насупить брови, она уж на все была готова. Ах, брат, это не передать, ты только представь себе – императрица, властительница над жизнью и смертью сорока миллионов послушных рабов, меня как девочка поджидала, минуты считала, когда приду. А ныне – покойна и снисходительна. Еще того хуже – жалеет! Алеша! Кого она жалеет? Меня!
Алексей. Полно, она и в былые дни знала, что делает. Сколько ты тщился Панина укоротить, а ведь жив. Стало быть, нужен. И ведь уличен! Ведь дважды заговор обнаружен. Другому б не сносить головы.
Григорий. Все-таки он в опале.
Алексей. Не верю… и ты не веришь. Он угорь – вывернется. А все потому, что нужен, умен. А матушка наша умна сама. Умный-то к умному вечно тянется. Вот Лизавета была попроще – при ней сила была в цене.
Григорий. Васильчиков, по-твоему, мудр?
Алексей. Васильчиков – нуль, пустобрех, петиметр. И прост, незлобив. Его не страшись. Это, брат, женский туман, растает. Вот тезка твой – Гришка Потемкин – другой. Я, брат, его не оценил. Каюсь, думал, что простодушен. С такой комплекцией человек редко бывает стратиг, а поди ж ты…
Григорий. Видеть, видеть его не могу.
Алексей. Вот в чем беда твоя, больно ревнив. Ревнивец когда-нибудь да опостылеет. А государыню ревновать, это как ревновать державу. Это уж объявить права не на женщину – на престол. Говоришь, звала господином! Гриша, что ночью не говорится. Ночному слову, любезный друг, нет ни цены, ни веры. Забудь.
Григорий. Уеду. Пусть вспоминает.
Алексей. Дурак. Делать ей нечего – вспоминать. С глаз долой, так из сердца вон. Нет. Орловы так не уходят. Орловы насмерть стоят. Затаись. Умей глаза закрывать. Не видеть. Страсть переменчива. Это, брат, море. Сегодня отлив, а завтра прилив. А ты знай сиди на берегу да жди погоды.
Григорий. Нет, не по мне.
Алексей. Мало ли! Ты вот мне говорил, что Панин Потемкина греческий план не одобряет.
Григорий. Что из того?
Алексей. А то, что это вовсе не худо. Глядишь, один другого пожрет.
Входит Ферапонт Фомич.
Ферапонт. Виноват, ваше сиятельство. Поручик Мартынов. По срочному делу.
Мартынов? От государыни?
Входят: Ферапонт, совсем юный офицерик, в глубине переминается Кустов.
Здравствуй, поручик. Чего изволишь?
Мартынов. Ее императорское величество просят пожаловать ваше сиятельство незамедлительно.
Мартынов. Слушаюсь, ваше сиятельство.
Видишь как? Легка на помине.
Григорий. Зовет тебя, а я ни при чем…
Алексей (озабоченно). К добру ли? (Смотрит на Григория.) А ты уже и не в себе.
Григорий. Брат, не до шуток. В тебе есть надобность, а я про то и ведать не ведаю.
Алексей. Эй, Ферапонт, умываться. Живо. Царская служба ждать не любит. (Брату.) С Богом!
Григорий. В добрый час, Алексей.
Алексей. Господин пиит пусть отоспится.
Кустов. Что плоти сон, коль дух еще бодрствует?
Алексей. Ну, бодрствуй, да в меру. Гляди! (Уходит.)
Данное произведение размещено по согласованию с ООО «ЛитРес» (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.
Источник