Эмоциональная смерть как это

«Я боюсь, что меня забудут»: как справляются со страхом смерти патологоанатом, хирург и священник

Большинство людей переживают экзистенциальные кризисы: в детстве, когда понимают, что родители смертны; когда сталкиваются со смертью родственников; когда проходят через переломные моменты — средний возраст или окончание вуза. Каждый рано или поздно задумывается о том, что жизнь конечна. А что происходит с теми, кто вынужден постоянно вспоминать о смерти из-за своей профессии — живут ли они в ужасе или давно «познали дзен»? Поговорили о страхе смерти с патологоанатомом, священником, студенткой психологического факультета, хирургом, сотрудницей службы доверия и преподавателем.

Глеб, 26 лет

патологоанатом

Смерть — это неизбежный процесс, мы все смертны, это окончание нашего жизненного пути. Когда я задумываюсь о своей смерти, понимаю, сколько я еще не успел. Меня пугает, что я не понимаю, когда это случится и при каких обстоятельствах. Думаю, надо больше наслаждаться и поменьше думать о каких-то онтологических аспектах нашей жизни. А тот факт, что я так часто с ней сталкиваюсь, я воспринимаю просто как часть работы.

Когда я узнаю о смерти знакомого человека, я чувствую скорбь, печаль, думаю, что не успел что-то ему сказать. Появляется желание позвонить близким, работа сразу уходит на второй план. Когда из жизни кто-то уходит, хочется провести с оставшимися родными побольше времени. Это сложно сделать с современным ритмом жизни, особенно людям, которые живут в больших городах.

Когда я начинал работать в онкоцентре, я почти всё время был в шоковом состоянии: огромный объем материала, да и психологически тяжело, всё-таки те заключения, которые мы выдаем людям, далеко не радостные.

Сейчас идет третий год, как я там работаю, и уже получается проводить грань между работой и всем остальным. Да, тяжело, да, смерть, но я научился вовремя абстрагироваться и относиться к этому как к работе.

На самом деле патологоанатомы меньше подвержены стрессу, связанному со смертью, ведь пациенты поступают к нам уже мертвыми. Врачам в этом плане тяжелее: они могут вечером общаться с человеком, а утром его уже нет. Сложнее проживать такие моменты, потому что врач вел пациента, вкладывался в него, надеялся на выздоровление. Мы же работаем уже с мертвыми, поэтому проживаем это легче.

Чтобы отвлечься от всего, что я вижу на работе, я переключаюсь на немедицину. Готовлю ужин или рисую, например. Мне нравится что-то создавать, отключаться от работы, иногда я забываю о каком-то негативе.

В смерти я боюсь незавершенности. Когда ты умираешь, хочется оставить какой-то хороший след, память. Момент недосказанности касается любого дела, не только личных отношений. Для меня самое страшное — не оставить после себя ничего. Я боюсь, что меня забудут.

Кирилл, 45 лет

священник

Я работаю со смертью не в том формате, как, например, в морге. Моя работа — проводить душу человека в вечный мир. Религиозный аспект смерти в моей работе смягчает ужас, который, как я думаю, многие чувствуют.

Когда я общаюсь с умирающими людьми, я часто встречаю реакцию отрицания или гнева: людям сложно, что они умрут, а остальные будут жить, что это так несправедливо. У меня нет опыта умирания, я не знаю, когда конкретно умру, а у них про себя такая информация есть, и это тяжело.

Когда я думаю о своей смерти, чувства принятия, умиротворения и любопытства мне ближе всего. Но всё же есть элементы тоски из-за потери любимых людей.

Когда я узнаю о смерти кого-то, приходится так или иначе перестраивать свою картину мира. Для меня люди — ее точки опоры, точки самоидентификации. Я бы не назвал это потрясением, но на то, чтобы принять, что мир изменился, нужно время. Мне бывает и любопытно, и иногда немного радостно, потому что они перешли в лучший, вечный мир.

Мои родители живы, но был момент, когда отец был тяжело болен и мы все готовились к его уходу. Было горько смотреть на его мучения, не хотелось, чтобы он уходил, но в то же время я воспринимал его смерть как освобождение для него. В общем, я испытываю смешанные, обычные человеческие чувства.

В смерти я боюсь боли. Когда я прихожу в какой-нибудь онкоцентр, говорю с людьми, у которых нет шанса на выздоровление, вижу, как они страдают и при этом находятся в сознании. При виде страдающих людей я в любом случае переношу это на себя и чувствую боль. Мне проще представлять свою смерть естественной, безболезненной.

Меня страх смерти беспокоит не так сильно, чтобы приходилось как-то от него отвлекаться. Он сам проходит в течение дня, и я живу так, как жил раньше. Знаю, что многих это пугает настолько, что они обращаются к психологам или находят себе занятия, чтобы прогнать тревожные мысли, но у меня не так.

Читайте также

Полина, 22 года

студентка-психологиня

В хорошее время я думаю про смерть почти каждый день. Сейчас осень — для меня это довольно тяжелый период, и сил на мысли о смерти нет. Я думаю, это довольно несправедливо: что нам дана только одна жизнь, что невозможно всё попробовать и изучить, что у нас слишком много ограничений. С другой стороны, смерть — естественный конец, завершение, без смерти в жизни не было бы смысла, но это не отменяет того, что она адски меня пугает. Мне важно про нее помнить, потому что сейчас я жива и у меня есть возможность проживать свою историю.

Когда думаю о своей смерти, чувствую ужас, отчаяние, тревогу, оцепенение, горечь… Можете взять все оттенки страха и перечислить — вот то, что я чувствую. Если умирает кто-то не сильно значимый, то я не чувствую ничего. Я не проживаю его смерть, могу и забыть, что он умер. А вот со смертью близких мне справиться сложнее даже по меркам горевания. Например, маму я до сих пор не оплакала, потому что переживания слишком непереносимые, хотя она умерла девять лет назад. Но тут проблема глубже, тут нужна психотерапия на два-три года.

В смерти я боюсь бессилия, если коротко. Что я не могу отменить смерть, не знаю, когда она случится, не могу представить, каково это — не быть. Я боюсь, что меня забудут, боюсь не сделать чего-то значимого. Но больше этого я боюсь одиночества, изоляции. Смерть — это одиночество в чистом виде, там нет любви, нет необходимости про что-то думать, нет возможности чувствовать. Я боюсь, что станет с моим телом, как оно будет без меня. Боюсь, что смерть будет болезненная и я не смогу что-то сделать в завершение.

Этот страх всегда проявляет себя по-разному, так что и регулирую я его по-разному.

Если у меня есть силы, то радуюсь, что я молодая и жива. Если сил нет, то говорю с друзьями и прошу поддержки. Если сил нет совсем, то страдаю, пока не надоест.

Еще помогает переключаться на какие-то повседневные дела: сделать работу по учебе, дописать статью, убраться. Еще скроллить ленту в инсте — это вообще прекрасный способ, там забываешь не только про смерть, но и про всё совсем.

Анна, 29 лет

сотрудница службы детского телефона доверия

Я о смерти думаю в основном в профессиональном плане, когда получаю запрос на проработку этой темы. Работа с ней не приносит в мою жизнь больше переживаний по этому поводу, смерть в любом случае неизбежна.

Это важный этап в жизни: как правило, ее не ожидаешь, к ней невозможно подготовиться, даже если ты знаешь о ней заранее. Нормальное проживание чьей-то смерти дает человеку новый этап понимания себя, окружающего мира и принятия собственной смертности.

Я принимаю ее, я знаю, что не готова, но если будет необходимость подготовиться, я постараюсь сделать это максимально продуктивно. Я знаю, какие в норме этапы должен пройти человек, чтобы это принять. Один из них — отрицание, и даже если я психолог, это не значит, что я этот этап пропущу. Возможно, я быстрее замечу свою реакцию и смогу ее как-то проработать. Но опять же гарантий, что так будет, нет, потому что так близко со смертью я сталкивалась только в работе. Когда я узнаю о смерти знакомых, это, как правило, не шокирует меня, но я сразу задаюсь вопросом, что могу сделать для их близких.

Мне не хотелось бы умирать болезненно, в пожаре, например. Но какого-то сковывающего страха нет. Всегда кажется, что эта тема очень далекая, поэтому я не чувствую оцепенения. Я не воспринимаю смерть реальной, потому что всегда это было где-то рядом и про кого угодно, кроме меня. Есть четкое разделение личной и профессиональной жизни; смерть, суициды, насилие — всё это для меня рабочие темы, и я их проживаю ровно так, чтобы это было продуктивно.

А., 35 лет

преподаватель

В последний раз я думал о смерти, когда я прочел эту статью о страхе перед ней на «Ноже». Я тогда понял, что самой смерти, в общем-то, и не боюсь. Боюсь, что будет больно, боюсь умереть, когда и не жил, когда не состоялось что-то, что должно состояться. А когда я на коне и я счастлив, иногда думаю, что вот сейчас можно было бы и умереть: это было бы каким-то облегчением, потому что вся дальнейшая жизнь — уже не мои проблемы. В последний раз, когда я думал о смерти, страх распался на страх боли и неудачи. Я много думаю, что жизнь одна и она конечна, но о самой смерти думаю нечасто.

Когда умирают знакомые или известные люди, я чувствую всегда разное. Когда Маркес умер [Писатель Габриэль Гарсия Маркес умер в 2014 году. Ему было 88 лет.], я подумал, что он живой, что смерти нет, я почувствовал такую радость! Когда недавно умерла сестра моей подруги, мне было жаль подругу.

Я боюсь незавершенности. У меня есть установка на то, чтобы кем-то стать, и умереть раньше вообще не хочется. Я иногда думаю: может, это ненормально? Может, надо как-то по-настоящему бояться умереть?

Жизнь — это очень круто. Мне нравится чувство осмысленной борьбы за что-то, а с другой стороны, может, я незаметно зауживаю свою жизнь? Она разная и большая, а когда у тебя очень четкий азимут на то, чтобы кем-то стать, ты мимо многого проходишь.

Если меня настигает страх смерти, когда всё плохо, не хватает сил, каких-то качеств, то отвлечься сложно. Я страдаю, потом мне надоедает страдать, и я отвлекаюсь повседневностью. Можно отвлекаться творчеством, потому что в нем много элементов простой крестьянской работы.

Может быть интересно

Алексей, 33 года

хирург

О своей смерти я даже не пытаюсь задумываться. Я точно знаю, что однажды помру, осталось только выбрать декорации. Чем позже это случится, тем лучше, конечно, желательно только не впасть в маразм. Хотелось бы умереть осознанно и подготовленно, с чувством выполненного долга.

Как часто я об этом думаю? Практически никогда, хотя чужую смерть я вижу ежедневно. Есть люди, к здоровью которых я приложил руку и которые всё равно умирают, но это констатация факта. Есть драматичные смерти, когда старался, всё должно было получиться, но не получилось. Есть смерти недраматичные, когда бабуля 94 лет приезжает и умирает от онкологии. Есть смерти противные, когда бабулю лет 85 оставляют и уезжают. Но это не к смерти вопрос, конечно, а к родственникам. О такой смерти задумываюсь, пока работаю, а потом стараюсь отстраняться. В начале работы были переживания, но у меня психика хорошо подстраивается, я не чувствую животного ужаса.

Была ситуация, когда мой отец пытался умереть в машине, и я его вез в реанимацию. Это был откровенный ****** [кошмар], но ножки не немели и паники не было. Был ужас надвигающегося события, но руки от этого не опускались. Первая пара смертей, которые я видел, были шокирующими, но потом я научился от этого отстраняться. Когда умирают знакомые, мне чаще всё равно, хотя это и зависит от того, какие знакомые. Если кто-то значимый, то это, конечно, портит мне настроение, но он уже умер, история закончилась.

Понятно, что я ее боюсь. Только что я был, и бах — меня уже нет. Я мог бы задвинуть, что умирать это легко, но зачем? Моя жизнь с каждым днем становится лучше и лучше, мне интересно жить, и я боюсь, что однажды это прекратится.

Я боюсь беспомощности и боли. Боль — то, что сводит с ума умирающих людей. Вот этого я видел очень много, они страдают.

Как я справляюсь с этим страхом? Закончил думать про это, и всё. Когда страшно, я погружаюсь в повседневность, и бояться уже не хочется. А сидеть думать, что можно как-то избежать смерти, бросить курить, пить, начать бегать по утрам — да прекратите, люди умирают и в расцвете сил, и в 90 лет с одинаковой частотой. Я очень легко от этого всего отвлекаюсь. У меня на счету 126 умерших пациентов за 16 лет работы, с каждым я сделал всё, что мог, но если бы я каждого помнил и из-за каждого переживал, я бы уже давно поехал крышей.

Источник

Психологическая смерть

Опубликовано admin в 05.03.2018

Психологическая смерть предшествует биологической. Человек может быть совершенно здоров телесно, жить обычной жизнью, улыбаться, общаться, работать – и неожиданно погибнуть во цвете лет. Не обязательно от болезни; причиной может стать несчастный случай, авария, нападение – все, что угодно. И окружающие горестно удивляются: как же так? Он был такой молодой еще, такой крепкий на вид, он мог бы жить и жить… Не мог. Потому что ученые давно поняли: очень часто биологическая смерть происходит после смерти психологической и социальной.

И те же окружающие все же вспоминают, что с ушедшим человеком что-то было не так. Он был «какой-то не такой», он вел себя как-то странно, необычно, что ли… Трудно описать словами ощущение, которое возникает при общении с психологически-умирающим человеком. Только некоторые люди, наделенные интуицией и тонкой чувствительностью, могут сказать: «я увидела смерть в его левом глазу. Он был такой тусклый, словно неживой!», — так художница Элизабет Виже-Лебрен сказала об одном короле, портрет которого писала. Всю жизнь художница писала удивительно точные портреты, которые отражали саму душу того, кто ей позировал. И вот – они увидела нечто, что намекало на грядущую смерть.

Так чувствительные люди ощущают «запах смерти», — неявный, смутный, ни на что не похожий. И вообще – запах ли это? Но это ощущение тоже указывает на то, что человек погибает. А простая санитарка в американском госпитале безошибочно предсказывала смерть пациентов, которые, казалось бы, шли на поправку. «Они ведут себя как-то не так!», — так женщина попыталась описать свои ощущения от этих пациентов. Действительно, они были особенно смирными, покорными, воспитанными, ничего не требовали – от них «пахло смирением». Чехов описывает крестьян, которые точно знали время своей смерти, хотя были вполне здоровы иногда. «С вешней водой уйду!», — так сказал один пожилой крестьянин доктору; и ушел «с вешней водой», когда тронулся лед на реке. Умер.

Психологи и врачи проводили исследование в большой группе пожилых людей; и тоже обратили внимание, что те, кому суждено было умереть в течение года-полутора давали странные ответы на вопросы тестов. В картинках они видели гибель и угрозу. Или говорили о далеком таинственном путешествии в загадочную страну. А иные просто говорили: «я не проживу и года!», когда их спрашивали о планах на будущее. И не проживали. Заболевали, попадали в аварии, становились жертвой несчастного случая – причин для смерти много. Но главная причина – изменение психологического состояния. Смерть души – психологическая смерть.

«Маленькая смерть» — это выражение относится не только к сексуальной сфере жизни человека, не только к оргазму. «Маленькая смерть» — ее могут причинять обстоятельства или другие люди; не убивать физически, но губить психологически. И несколько «маленьких смертей» переходят в биологическую гибель.

Какая она, «маленькая смерть»? А вот какая. Скажем, уволили человека с работы, выжили буквально; подвергали травле, клеветали, унижали, издевались. Так начальник Дидье Ломбар доводил до суицида сотрудников на «Франс-Телеком». И, по некоторым сведениям, 60 человек покончило с собой в невыносимой обстановке слежки и травли. Но сколько людей заболело, сколько попало в аварию, получило травмы при случайном падении или еще каким-то образом? Все эти люди погибли вследствие психологической смерти – изгнания.

Когда-то изгнание и травля были самой страшной казнью. Человек, которого изгоняли из племени, был обречен на мучительную смерть от голода или от свирепых хищников. Или он мог стать пищей для другого племени; или попасть в рабство… Изгнание было настолько страшной казнью, что философ Сократ предпочел выпить чашу с ядом; это была добровольная альтернатива изгнанию из Афин. И человек, переживающий травлю, несправедливое увольнение, ложные обвинения – человек, находящийся в состоянии «маленькой смерти». Возможность биологической смерти резко возрастает в этом случае.

«Маленькая смерть» — утрата любви. Утрата отношений с эмоционально-значимым человеком, к которому была сильная привязанность. Это измена, например. По шкале стрессов измена занимает первое место. Такой стресс в полном смысле слова – психологическая гибель. Обман, предательство, уход любимого человека – это утрата части себя; ведь часть нашей души, нашей личности вложена в того, кого мы любим. И смерть близкого – тоже наша «маленькая смерть». В течение года-полутора после утраты любимого человека может погибнуть и тот, кто горько оплакивает кончину. Особенно часто это проявляется в супружеских парах, где люди много лет жили вместе, «вросли друг в друга». И в юности, когда сила эмоций и чувств велика, когда утрата или измена переживаются остро и бурно. Иногда толчком к психологической гибели может быть и смерть родителя, к которому человек был особенно привязан, за которым ухаживал, которому отдавал все свои силы… Вместе с тем, кто уходит, уходит и наша жизнь. А сначала – радость жизни.

«Маленькой смертью» может быть затяжной конфликт с родственниками, с близкими людьми, которые желают смерти человеку. Неважно, справедливо или несправедливо; так, сестра Ребекка отобрала у брата, философа Спинозы, все имущество. Он сам отдал богатое наследство, завещанное ему отцом. Но ненависть сестры была сильна и только стала еще яростнее после благородного поступка брата. Она проклинала брата, возможно, именно она посылала к Спинозе наемного убийцу с кинжалом; Спиноза тяжело заболел туберкулезом и умер в 44 года в полной нищете, на голых досках. Он никогда не имел семьи, постоянно подвергался преследованиям, болел; психологически его убивали – и убили. И после смерти сестра приехала проверить, не осталось ли имущества… Убийцы безжалостны. А добрый человек ощущает и чувствует их ненависть и злобные проклятия. И это провоцирует его гибель.

«Психологическую смерть» может вызвать сильный страх и сильное чувство вины. Жертвы кораблекрушений часто погибали не в холодной воде, не от голода и жажды – а в первые часы после катастрофы в шлюпках, с припасами и в относительной безопасности. Слишком сильное потрясение убивало этих людей, и исследования это доказали.

Выбрасывается такое количество вредных и опасных веществ организме, что происходит спазм капилляров, сосудов, остановка сердца – все, что убивает человека.
И слова могут вызвать «маленькую смерть».

В медицине известен «ятрогенный невроз» — когда врач говорит пациенту страшный диагноз, мрачный прогноз. Они могут быть ошибочными, эти страшные прогнозы и диагнозы, но они могут привести к гибели человека. Может развиться именно та картина заболевания, которую описывал доктор. И приговор, произнесенный врачом, даже ошибочный, может сбыться. Поэтому так много дискуссий о том, надо ли говорить человеку его страшный диагноз. Сильный человек может собраться с духом и выжить, назло всем. А слабый – слабый может погибнуть от негативного внушения быстрее, чем от самой болезни.

Тот, кто ругает и оскорбляет человека – тоже стремится его убить. Потому что при оскорблениях в организме происходят те же изменения, что и при избиении. Выбрасываются адреналин и кортизол, поражаются участки мозга, ответственные за болевые ощущения, возникают проблемы с работой всех внутренних органов… Поэтому хам и тот, кто проклинает и оскорбляет, — это убийцы. Только вместо ножа и камня они орудуют словом, о чем писал еще Фрейд. «Когда под рукой не оказалось камня, человек выкрикнул проклятие», — примерно так говорил великий психоаналитик о смысле оскорблений и проклятий. И после того, как нас осыпали бранью или унизили словами, прокляли или сказали страшное – мы тоже оказываемся в состоянии «маленькой смерти».

Ситуаций, которые приводят к психологической смерти, немало. Но в обычной жизни человек должен жить, работать, общаться, содержать себя и семью, достигать чего-то – много обязанностей у человека. И надо вести себя достойно, улыбаться и скрывать свое состояние. Даже от самого себя. Надо приспосабливаться! А мудрый Фрейд давным-давно написал о том, что каждое приспособление – тоже частица смерти. Мы подавляем себя, честь своей личности, живем не своими эмоциями и не своей жизнью…

И человека с «психологической смертью» за спиной можно распознать. Хотя это непросто, но можно. Он испытывает упадок сил и энергии. Он прилагает титанические усилия, чтобы заставить себя работать в прежнем ритме. У него нет сил даже для споров и конфликтов зачастую; он легко раздражается, но моментально испытывает слабость и не может продолжать борьбу за свои интересы. Он может чаще плакать или, наоборот, потерять способность к слезам. Его мало что интересует. А во сне ему снятся поездки и путешествия; он словно хочет уехать подальше от этого мира. Юнг писал, что сны могут стать прекрасными даже, заманчивыми, красочными – и в них иные страны и прекрасные картины природы. Или поезда, самолеты, машины, в которые надо поскорее сесть и уехать. Или улететь. И в речи человека могут появляться случайные вкрапления; даже не жалобы. «Я так устал», «когда же все это кончится», «мне все надоело», — словно смотрит человек скучный фильм под названием «Жизнь» и ждет, когда же кончится эта опостылевшая пьеса…

И в таких ситуациях надо говорить с человеком. Помочь ему излить душу, если это близкий и значимый человек. Побыть с ним рядом и понаблюдать за его поведением. Не оставлять его одного. А специалист может понять причину и, возможно, поддержать профессиональным участием, общением. Но «можно ли это вылечить?» — ответить всем и сразу нельзя. Все индивидуально. Загадочно. Как сама смерть, которая может забрать человека. А может – уйти, если есть ресурс и защита…

Источник