Эмоции враждебны чистому мышлению

Цитаты Шерлока Холмса

Подготовил: Дмитрий Сироткин

Представляю вам подборку цитат детектива Шерлока Холмса .

Так получилось, что он стал более знаменит, чем его создатель , английский писатель Артур Конан Дойл (1859 — 1930).

Цитаты сведены по темам: раскрытие преступлений, о себе, люди, жизненная этика, размышление, факты, женщины, преступники, страх, жизнь, мелочи, голова, наука, любовь, пригород, убийство, вещи, глупцы, объяснение.

О раскрытии преступлений

В искусстве раскрытия преступлений первостепенное значение имеет способность выделить из огромного количества фактов существенные и отбросить случайные. Иначе ваша энергия и внимание непременно распылятся вместо того, чтобы сосредоточиться на главном.

Чем проще преступление, тем труднее докопаться до истины.

Самое банальное преступление зачастую оказывается самым загадочным, потому что оно не сопровождается какими-то особенными обстоятельствами, которые могли бы стать почвой для умозаключений.

Труднее всего раскрыть преступление, совершенное без всякой цели.

Отбросьте все, что не могло иметь места, и останется один-единственный факт, который и есть истина.

Отбросьте всё невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни оказался.

В запутанном деле, Уотсон, лучший помощник — здравый смысл. Я подозреваю всех, пока не разыщу виноватого.

Во всем надо искать логику. Где ее недостает, надо подозревать обман.

Строить предположения, не зная всех обстоятельств дела, — крупнейшая ошибка. Это может повлиять на дальнейший ход рассуждений.

Так бывает в кошмарном сне, когда вы ищете какую-то страшно нужную вещь и вы знаете, что она где-то здесь рядом, а она все-таки остается неуловимой и недоступной.

Общее правило таково: чем страннее случай, тем меньше в нём оказывается таинственного.

В необычности почти всегда ключ к разгадке тайны.

Фантазии всё же лучше, чем туман в голове.

Мы — разведчики в неприятельском лагере.

Полисмены проделали блестящую работу, уничтожив любые улики.

О себе

Меня зовут Шерлок Холмс. Моя профессия — знать то, чего не знают другие.

Ватсон утверждает, что я театральный режиссер реальной жизни.

На свете не было и нет человека, посвятившего раскрытию преступлений столько упорства и природного дара, как я.

Я похож на математика. Меня занимает одно: правильное решение трудной задачи, а как это решение отразится на людях, мне, право же, вполне безразлично.

У меня странный организм. Я не помню случая, чтобы работа утомляла меня. Зато безделье меня изнуряет.

Я не могу жить без напряжённой умственной работы. Исчезает цель жизни… Какая польза от исключительных способностей, если нет возможности применять их?

Театр потерял в моем лице ровно столько, сколько выиграло правосудие.

Я борюсь со злом по мере своих скромных сил и возможностей, но восставать против самого прародителя зла будет, пожалуй, чересчур самонадеянно с моей стороны.

Знаете, стоит фокуснику объяснить хоть один свой фокус, и в глазах зрителей сразу же меркнет ореол его славы; и если я открою вам метод своей работы, вы, пожалуй, придете к убеждению, что я самая рядовая посредственность!

Опасность — неизбежный спутник моей профессии.

Я не робкого десятка. Однако не считаться с угрожающей тебе опасностью — это скорее глупость, чем храбрость.

Я мог бы вынести четыре выстрела, но шесть — это уж слишком.

В глубине души я всегда был уверен, что могу добиться успеха там, где другие терпели неудачу.

Передайте мне мою скрипку, и попытаемся на полчаса забыть отвратительную погоду и еще более отвратительные поступки наших ближних.

О людях

Любой рассуждающий логически человек должен видеть вещи такими, какие они есть, а недооценивать себя — ровно так же далеко от истины, как и преувеличивать свои возможности.

Люди обычно видят и слышат то, что они хотят увидеть и услышать.

Вы смотрите, но вы не замечаете, а это большая разница.

Незаметно для себя, человек начинает подгонять факты к своей теории, вместо того чтобы строить теорию на фактах.

Даже лучший, умнейший представитель человеческого рода способен опуститься до уровня неразумной твари, если изберет иной путь, а не предначертанный ему природой.

Некоторые люди, не обладая выдающимися способностями, мастерски умеют зажигать их в других.

Каждый вздрагивает, когда его впервые всерьёз назовут стариком.

То, что изобретено одним человеком, может быть понято другим.

Если хочешь узнать, что думает о тебе твой знакомый, разозли его.

О жизненной этике

Человек должен обставить чердачок своего мозга всем, что ему, вероятно, понадобится, а остальные знания он должен сложить в чулан при своей библиотеке, откуда может достать их в случае надобности.

Я говорю «удача», но я не встретил бы ее на своем пути, если б не искал.

Учиться никогда не поздно. Образование — это цепь уроков, и самый серьезный приходит под конец.

Лучший способ добраться до сути дела — рассказать все его обстоятельства кому-то другому.

Надо всегда стараться поставить себя на место другого и вообразить, как поступили бы вы сами.

К счастью, нет ничего более стимулирующего, чем дело, где все идет против тебя.

Недозволенное, знаете, порой очень выручает.

Не важно, сколько вы сделали, главное — суметь убедить людей, что вы сделали много.

Самое главное, имея дело с простыми людьми, не давать им понять, что хочешь что-то узнать у них. Стоит им это понять, сейчас же защелкнут створки, как устрицы. Если же выслушивать их с рассеянным видом и спрашивать невпопад, узнаешь от них все, что угодно.

О размышлении

Посредством умозаключений можно решить такие задачи, которые ставили в тупик всех, кто искал их решения с помощью своих чувств.

Когда два пути, по которым развивалась мысль, скрещиваются, точка пересечения дает максимальное приближение к истине.

Преступление — обыденность. Логика — редкость. Поэтому вам лучше сосредоточиться на логике, а не на преступлении.

Когда первоначальные результаты дедукции стали пункт за пунктом подтверждаться целым рядом не связанных между собой фактов, тогда субъективное ощущение стало объективной истиной.

Эмоции враждебны чистому мышлению.

Не так уж и трудно построить серию выводов, в которой каждый последующий простейшим образом вытекает из предыдущего. Если после этого удалить все средние звенья и сообщить слушателю только первое звено и последнее, они произведут ошеломляющее, хотя и ложное впечатление.

О фактах

Факты, факты, факты! Я не могу строить дом без цемента.

Истинный мыслитель, увидев один-единственный факт во всей полноте, может вывести из него не только всю цепь событий, приведших к нему, но также и все последствия, вытекающие из него.

Ничто так не обманчиво, как слишком очевидные факты.

Чем нелепее и грубее кажется вам какая-нибудь деталь, тем больше внимания она заслуживает. Те обстоятельства, которые на первый взгляд лишь усложняют дело, чаще всего приводят вас к разгадке.

Если факт на первый взгляд противоречит всей последовательности умозаключений, это означает лишь то, что оно имеет какое-то иное толкование.

О женщинах

Женщинам, Ватсон, нельзя доверять. Даже самым лучшим из них.

Женщины по своей природе склонны к таинственности и любят окружать себя секретами.

Женщины по природе скрытны и сами хранят свои секреты.

Я человек опытный и знаю, что женское непосредственное чутье может быть иногда ценнее всяких логических выводов.

Женщина остается для нас, мужчин, совершенной загадкой. Она может придать забвению или хотя бы принять на веру прошлое, пусть даже тяжкое преступление и в то же время терзать себя из-за сущего пустяка.

О преступниках

Есть такие деревья, Уотсон, которые растут нормально до определенной высоты, а потом вдруг обнаруживают в своем развитии какое-нибудь уродливое отклонение от нормы. Это часто случается и с людьми.

Ах, сколько зла на свете, и хуже всего, когда злые дела совершает умный человек!

Когда врач совершает преступление, он опаснее всех прочих преступников. У него крепкие нервы и большие знания.

О страхе

Страх — самое мощное оружие из всех.

Страх — заразная штука. Он передаётся другим. Иногда достаточно сказать «боюсь», чтобы страх стал ощутимым.

Где нет пищи воображению, там нет и страха.

О жизни

Главное в этом мире не то, где мы стоим, а в каком направлении движемся.

Вся моя жизнь — сплошное усилие избегнуть тоскливого однообразия будней.

Жизнь – сплошная пошлость, газеты выхолощены, отвага и романтика как будто навсегда ушли из преступного мира.

О мелочах

Я всегда придерживался мнения, что мелочи существеннее всего.

В основе серьезнейших выводов порой лежат сущие мелочи.

Для великого ума мелочей не существует.

О голове

Голова предназначена не только для украшения, ею иногда надо думать.

Человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них не докопаешься. А человек толковый тщательно отбирает то, что он поместит в свой чердак. Он возьмет лишь то, что ему понадобиться для работы и все разложит в образцовом порядке. Напрасно люди думают, что у этой маленькой комнатки эластичные стены.

О науке

Теории, выдвигаемые с целью объяснения законов природы, должны быть уникальны как сама природа.

Я располагаю большим запасом современных научных познаний, приобретенных вполне бессистемно и вместе с тем служащих мне большим подспорьем в работе. Память моя похожа на кладовку, битком набитую таким количеством всяческих свертков и вещей, что я и сам с трудом представляю себе ее содержимое.

О любви

Любовь — это вещь эмоциональная, и, будучи таковой, она противоположна чистому и холодному разуму. А разум я, как известно, ставлю превыше всего. Что касается меня, то я никогда не женюсь, чтобы не потерять ясности рассудка.

Мужчина, как бы скверно ни поступил он с женщиной, никогда не верит, что ее любовь окончательно потеряна для него.

О пригороде

Вот вы смотрите на эти рассеянные вдоль дороги дома и восхищаетесь их красотой. А я, когда вижу их, думаю только о том, как они уединенны и как безнаказанно здесь можно совершить преступление.

В самых темных и грязных уголках Лондона не совершается столько греховного, как в этих восхитительных и веселеньких пригородах.

Об убийстве

Убийство — странная штука, мой друг. Иногда это очень личное дело, а иногда его совершают, только если к этому подталкивают другие.

Убийство красной нитью вплетено в бесцветный клубок жизни, и наш долг — распутать этот клубок и вытащить из него красную нить, обнажая ее дюйм за дюймом.

О вещах

Вещи могут сказать о людях больше, чем люди о вещах.

Но ваши одежды говорят больше, чем вы думаете.

О глупцах

Глупец глупцу всегда внушает восхищенье.

Спор уравнивает умных и дураков — и дураки это знают.

Об объяснении

В том то и дело, что простое объяснение всегда приходит в голову в последнюю очередь.

Объяснение далеко не всегда является решением проблемы.

О разном

А говорят, совпадений не бывает. И какой дурак это придумал?

Гений — это бесконечная выносливость.

Как ужасна мудрость, не приносящая выгоды мудрецу.

Револьвер — превосходный аргумент для джентльмена, который может завязать узлом стальную кочергу.

Никогда нельзя знать заранее, как впоследствии обернутся обстоятельства.

Печать, Уотсон, – настоящее сокровище, если уметь ею пользоваться.

Общественное мнение в городах имеет даже большее значение, чем закон.

Бизнес – жестокая игра. Здесь слабый погибает.

Налоги — это цена, которую мы платим за возможность жить в цивилизованном обществе.

В любом псе, как в зеркале, видна атмосфера, преобладающая в семье. Скажите, вам когда-нибудь встречалось беззаботно-веселое животное, живущее в несчастной семье, либо, напротив, унылое — живущее в благополучной? У злого хозяина и собака кажется бешеной; у опасного хозяина и пес непременно опасен. Когда меняется настроение пса, по этой перемене без труда можно судить о настроении хозяина.

Образ Шерлока Холмса обладает каким-то не вполне объяснимым обаянием , несмотря на его рассудочность и высокое самомнение. Трудно вспомнить какого-либо другого столь же обаятельного носителя «чистого разума». Собственно, и среди литературных детективов он уверенно сохраняет лидерство.

Цитаты про Артура Конан Дойла и Шерлока Холмса

• Г. Честертон: Ни одному из современных героев, за исключением Шерлока Холмса, не удается выйти за пределы книги, подобно тому как, разбивая скорлупу, выбирается на свет цыпленок.
• Б. Шоу: Его [Конан Дойла] вспышка по поводу катастрофы «Титаника» не оставила следа в наших личных отношениях. (кстати, цитаты Бернарда Шоу)
• Дж.К. Джером: Он сидел за столиком в углу своей гостиной и писал рассказ, в то время как вокруг смеялись и разговаривали человек десять. Тут ему было удобнее, чем в кабинете. Иногда, не отрываясь от работы, он отпускал какое-нибудь замечание, давая понять, что следит за нашей беседой, но перо его продолжало неутомимо строчить.
• А.Н. Толстой: И мне показалось, что как тверды и крепки его зубы, как тверды и крепки мысли и решенья его [Конан Дойла], так же твердо полюбил он на всю жизнь, и хорошо и уютно иметь другом такого человека. Как настоящий англичанин, он и простодушен, и тверд.
• Дж. Фаулз: Он [Конан Дойл] так никогда и не осознал, что было его величайшим талантом.
• К. Чуковский: Он не был великим писателем; его и сравнивать нельзя с такими гениями английской литературы, как Свифт, Дефо, Филдинг, Теккерей, Диккенс. Он был типичнейший буржуазный писатель, ни разу не дерзнувший восстать против «старого мира», с которым всегда оставался в ладу. Нигде в его книгах не видно ни тени протеста. Его Шерлок Холмс бесстрашно и упорно борется с десятками всевозможных злодеев, но ни разу не догадался спросить себя: почему же хваленая английская жизнь порождает так много уголовных преступников?

Буду признателен, если вы поделитесь с друзьями ссылкой на статью в социальных сетях. Воспользуйтесь кнопками сетей ниже .

Комментарии также всячески приветствуются!

Источник

Эмоции враждебны чистому мышлению

Артур Конан Дойл

ГЛАВА I. СУТЬ ДЕДУКТИВНОГО МЕТОДА ХОЛМСА

Шерлок Холмс взял с камина пузырек и вынул из аккуратного сафьянового несессера шприц для подкожных инъекций. Нервными длинными белыми пальцами он закрепил в шприце иглу и завернул манжет левого рукава. Несколько времени, но недолго он задумчиво смотрел на свою мускулистую руку, испещренную бесчисленными точками прошлых инъекций. Потом вонзил острие и откинулся на спинку плюшевого кресла, глубоко и удовлетворенно вздохнул.

Три раза в день в течение многих месяцев я был свидетелем одной и той же сцены, но не мог к ней привыкнуть. Наоборот, я с каждым днем чувствовал все большее раздражение и мучался, что у меня не хватает смелости протестовать. Снова и снова я давал себе клятву сказать моему другу, что я думаю о его привычке, но его холодная, бесстрастная натура пресекала всякие поползновения наставить его на путь истинный. Зная его выдающийся ум, властный характер и другие исключительные качества, я робел и язык прилипал у меня к гортани.

Но в тот день, то ли благодаря кларету, выпитому за завтраком, то ли в порыве отчаяния, овладевшего мной при виде неисправимого упрямства Холмса, я не выдержал и взорвался.

— Что сегодня, — спросил я, — морфий или кокаин?

Холмс лениво отвел глаза от старой книги с готическим шрифтом.

— Кокаин, — ответил он. — Семипроцентный. Хотите попробовать?

— Благодарю покорно! — отрезал я. — Мой организм еще не вполне оправился после афганской кампании. И я не хочу подвергать его лишней нагрузке.

Холмс улыбнулся моему возмущению.

— Возможно, вы правы, Уотсон, — сказал он. — И наркотики вредят здоровью. Но зато я открыл, что они удивительно стимулируют умственную деятельность и проясняют сознание. Так что их побочным действием можно пренебречь.

— Но подумайте, — горячо воскликнул я, — какую цену вы за это платите! Я допускаю, что мозг ваш начинает интенсивно работать, но это губительный процесс, ведущий к перерождению нервных клеток и в конце концов к слабоумию. Вы ведь очень хорошо знаете, какая потом наступает реакция. Нет, Холмс, право же, игра не стоит свеч! Как можете вы ради каких-то нескольких минут возбуждения рисковать удивительным даром, каким природа наделила вас? Поймите, я говорю с вами не просто как приятель, а как врач, отвечающий за здоровье своего пациента.

Шерлок Холмс не обиделся. Наоборот, наш разговор, казалось, развлекал его.

— Мой мозг, — сказал он, опершись локтями о ручки кресла и соединив перед собой кончики растопыренных пальцев, — бунтует против безделья. Дайте мне дело! Дайте мне сложнейшую проблему, неразрешимую задачу, запутаннейший случай — и я забуду про искусственные стимуляторы. Я ненавижу унылое, однообразное течение жизни. Ум мой требует напряженной деятельности. Именно поэтому я и выбрал для себя свою уникальную профессию, точнее, создал ее, потому что второго Шерлока Холмса нет на свете.

— Единственный на весь мир частный детектив? — спросил я, поднимая брови.

— Единственный частный детектив-консультант, — ответил Шерлок Холмс.

— Последняя и высшая инстанция. Когда Грегсон, Лестрейд или Этелни Джонс в тупике, а это их нормальное состояние, они немедленно зовут меня. Я знакомлюсь с подробностями дела и высказываю свое мнение, мнение специалиста. Я не ищу славы. Когда мне удается распутать дело, мое имя не фигурирует в газетах. Я вижу высшую награду в самой работе, в возможности применить на практике мой метод. Вы, Уотсон, хорошо его знаете. Вспомните хотя бы дело Джефферсона Хоупа.

— Да, помню, — ответил я, смягчаясь. — Интереснейший случай. Я даже написал о нем нечто вроде повести под интригующим названием: «Этюд в багровых тонах».

— Я видел вашу повесть, — без энтузиазма покачал головой Холмс. — И, должен признаться, не могу поздравить вас с успехом. Расследование преступления — точная наука, по крайней мере должно ею быть. И описывать этот вид деятельности надо в строгой, бесстрастной манере. А у вас там сантименты. Это все равно что в рассуждение о пятом постулате Эвклида включить пикантную любовную историю.

— Но там действительно была романтическая история! — запротестовал я.

— Я просто строго придерживался фактов.

— Кое о чем можно было и умолчать или хотя бы соблюдать меру в изложении фактов. Единственное, что заслуживает внимания в этом деле, — цепь рассуждений от следствия к причине. Это и привело к успешному раскрытию дела.

Меня рассердили эти слова — ведь я описал дело Холмса чтобы сделать ему приятное. И еще меня раздражал его эгоизм, в угоду которому надо было бы каждую строку моей книжки посвятить его бесценному методу. Прожив с моим другом на Бейкер-стрит несколько лет, я не раз подмечал в нем некоторое тщеславие, скрывавшееся под его обычной сдержанной и наставительной манерой. Однако я ничего не ответил ему, а сидел, покачивая больной ногой, из которой не так давно извлекли пулю, выпущенную из афганского ружья, и, хотя рана не мешала ходить, нога к перемене погоды всякий раз ныла.

— С недавних пор я стал участвовать в раскрытии преступлений на континенте, — сказал немного погодя Холмс, набивая свою любимую эпиковую трубку. — На прошлой неделе ко мне обратился за советом Франсуа ле Виллар, который, как вы, вероятно, знаете, выдвинулся за последнее время в число лучших сыщиков Франции. Он обладает замечательно быстрой интуицией, свойственной кельтской расе, но для первоклассного сыщика он недостаточно сведущ в специальных областях нашего искусства. Дело касалось одного завещания и содержало несколько интересных деталей. Я напомнил Виллару два подобных случая — один расследовался в 1857 году в Риге, другой — в 1871-м в Сент-Луисе. И это дало ему ключ к решению. Сегодня утром я получил от него письмо, в котором он благодарит меня за помощь.

Говоря это, он протянул мне сложенный вдвое лист бумаги иностранного производства, который, как я заметил, пестрел словами magnifique, coup-de-maitre и tour de force,[1] свидетельствующими о горячем восхищении француза.

— Он пишет вам, как ученик учителю, — сказал я.

— Он переоценивает мою помощь, — заметил Холмс безразлично. — Он сам очень способный человек и обладает по меньшей мере двумя из трех качеств, необходимых идеальному детективу он умеет наблюдать и на основе наблюдений строить выводы. Ему пока еще не хватает знаний, но со временем и это придет. Он сейчас переводит на французский мои брошюры.

— А вы разве пишете?

— Есть грех, — рассмеялся Холмс. — Я написал несколько небольших работ. Одна из них под названием «Определение сортов табака по пеплу» описывает сто сорок сортов сигарного, сигаретного и трубочного табака. К ней приложены цветные фотографии, показывающие разные виды пепла. Табачный пепел — одна из самых частых улик. Иногда очень важная. Если, например, вы можете точно сказать, что человек, совершивший убийство, курит индийский табак, то круг поисков, естественно, сужается. Для опытного глаза разница между черным пеплом трихинопольского табака и белыми хлопьями «птичьего глаза» так же велика, как между картошкой и капустой.

— У вас поразительная способность замечать мелочи, — сказал я.

— Просто я понимаю их важность. Или вот еще работа об отпечатках следов, в ней говорится об использовании гипса для сохранения отпечатка. Одно небольшое исследование посвящено влиянию профессий на форму руки, в ней даны литографии рук кровельщика, моряка, пробочника, композитора, ткача и шлифовальщика алмазов. Это исследование представляет собой большой практический интерес для детектива, относящегося к своей профессии как к науке. Оно особенно полезно, когда нужно опознать труп или определить занятие преступника. Но я вижу, что злоупотребляю вашим терпением, оседлав любимого конька.

— Нисколько! — горячо запротестовал я. — Мне все это в высшей степени интересно, особенно потому, что я своими глазами видел практическое применение ваших знаний. Вот вы упомянули сейчас умение наблюдать и умение делать выводы. А мне казалось, что это — почти одно и то же.

Источник