Чувство льда
Александра Маринина
Братья-близнецы Филановские никогда не видели своих рано умерших родителей. Их воспитали бабушка и тетка. И воспитали успешными, энергичными людьми. Еще с занятий фигурным катанием у них осталось «чувство льда», позволяющее им держать равновесие в самых непростых жизненных ситуациях. Однако, ни Александр, ни Андрей даже не подозревают о тщательно скрываемых «скелетах в шкафу» — неприглядных семейных тайнах. Близкие позаботились об этом. Но прошлое, затаившись, ждет. И достаточно любой случайности, например, этого нелепого убийства молодой женщины, чтобы жизнь опасно накренилась и выскользнула из-под ног, как лед из-под коньков фигуриста…
Кошмарно
В процессе чтения я постоянно сомневалась , а Маринина ли это? Не наняла ли она себе негров, которых выгнала Донцова?Что за сопливость и беспрерывные повторения- я ведь не тупая, я помню, что там в предыдущей главе было. Где интеллектуальный детектив, умные женщины, приличные мужчины, ладно. ну хоть здравомыслящие герои и реальные ситуации. Кругом какой-то бред. Плюс совершенно , ну совершенно не нужные детали- —помылась, побрила левую подмышку, потом правую тщательно побрила, потом проверила обе , а потом помыла пол и три тарелки, и только потом пришел убийца..—. (это я образно, там такого, конечно, не было, но подобных никчемных и незначащих для сюжета описаний хоть пруд пруди. ). Про разделение на части и нагнетание количества продаж я слышала, но до такой степени раздувания объема книги. Это просто неуважение к читателю. К моему глубокому сожалению, Маринину с этой книгой отправляю куда подальше. нелюбоффь.
Кошмарно
В процессе чтения я постоянно сомневалась , а Маринина ли это? Не наняла ли она себе негров, которых выгнала Донцова?Что за сопливость и беспрерывные повторения- я ведь не тупая, я помню, что там в предыдущей главе было. Где интеллектуальный детектив, умные женщины, приличные мужчины, ладно. ну хоть здравомыслящие герои и реальные ситуации. Кругом какой-то бред. Плюс совершенно , ну совершенно не нужные детали- —помылась, побрила левую подмышку, потом правую тщательно побрила, потом проверила обе , а потом помыла пол и три тарелки, и только потом пришел убийца..—. (это я образно, там такого, конечно, не было, но подобных никчемных и незначащих для сюжета описаний хоть пруд пруди. ). Про разделение на части и нагнетание количества продаж я слышала, но до такой степени раздувания объема книги. Это просто неуважение к читателю. К моему глубокому сожалению, Маринину с этой книгой отправляю куда подальше. нелюбоффь.
Горечь давних обид
Мне всегда сложно принять тот факт, что дети могут стать объектом ненависти. Хрупкие, беззащитные, никому не успевшие причинить зло, близнецы Филановские с первой же секунды своего появления на свет становятся ненавидимыми племянниками. Нет, их опекунша и обожаемая тетушка воспитает Андрея и Александра самым наилучшим образом. Она не причинит им физического вреда и не нанесет мальчикам душевной травмы, но никогда не простит Андрею и Александру несостоявшейся личной жизни. И, разумеется, такая выдержанная и концентрированная ненависть не сможет не принести свои плоды много лет спустя.
Александру Маринину я знаю, прежде всего, как автора отличных детективов, но «Чувство льда», несмотря на красноречивые тэги и аннотацию, является полноценной драмой. В книге есть все, что обычно присуще жанру: давняя трагедия, которая непременно аукнется в будущем, яркие характеры и целый клубок взаимоотношений, который не так-то просто распутать.
Примечательной особенностью «Чувства льда» для меня стало то, что большинство героев вызывают чувство стойкой неприязни уже через пять минут после знакомства. Невозможно искренне сочувствовать Сергею Юрцевичу, зная, как мерзко он поступил с женой и сыном. Ничем не лучше Тамара Филановская, которая ни на секундочку не усомнилась в своих действиях, собираясь так лихо распорядиться счастьем обеих дочерей. А Любовь Филановская? Холодная, бездушная змеища, достаточно умная для того, чтобы получить ученую степень, но дура дурой в том, что касается отношений между мужчиной и женщиной.
Когда читаешь «Чувство льда», временами становится гадко от осознания того, каким алчным, тщеславным и циничным может быть человек. Даже не представляю, как в такой-то атмосфере мальчишки смогли сохранить все свое потрясающее жизнелюбие. Впрочем, и у близнецов есть та властность и желание рулить человеческими судьбами и совать любопытный нос в чужие дела. У Александра эта особенность просто-таки бьет в глаза, но и Андрей со своими семинарами, лекциями и душеспасительными разговорами, по сути, преследует ту же цель.
Если семейная драма удалась Александре Марининой на все сто процентов, то неожиданное убийство почти в финале показалось мне совершенно лишним. В тот момент, когда приходит время выжать максимум из основной сюжетной линии, Маринина вдруг отвлекается на линию побочную, вводит новых персонажей, что совсем не идет на пользу истории. Финал получился смазанным, зато братья наконец-то расставили все точки над i, а те, кто заслуживал счастья, обрели его.
Когда-то я с удовольствием читала Маринину. Каменская, Коротков, Колобок — эти герои были мне симпатичны. Но потом все меньше в книгах Марининой стало детектива и все больше взглядов Марининой на жизнь. То устами Каменской, то других персонажей я начала узнавать, что никто никому ничего не должен, спокойное равнодушие — это правильно, а желание, например, взаимности в любви — собственничество и фу-фу-фу. А, нет, не фу-фу-фу, мы же никого не критикуем. Напоминает анекдот про дядю Федора. «Дорогие мама и папа! Недавно я принял буддизм и теперь мне никак».
И вот я даже согласна с тем, что другой — это другой, навязывать свою точку зрения не есть правильно, но в исполнении Марининой эти мысли выворачиваются так, что аж тошнит.
А в этой книге этих рассуждений ну очень много.
В последней четверти книги Маринина правда вспоминает, что ее ценят, как детективщицу, и быстренько делает убийство, а потом так же быстренько его раскрывает.
Книга прочитана в рамках игры Крестики-нолики.
Очень странные впечатления от книги. Почти семейная сага, повествующая о жизни семьи Филановских. Мама — актриса, папа — режиссер. Действо начинается при советской власти в годы застоя. Отец весь в творчестве, мать — играет «лицом» — и на сцене и в жизни. Есть две дочери — старшая послушная Люба и младшая хохотушка Надя. Обе девочки не были желанны, но аборты сначала были запрещены, а потом, при второй беременности, есть же подросшая нянька. Да и зачем любить детей — главное, их хорошо всем обеспечивать. А это у родителей получалось в полной мере.
Потом Надюша влюбилась в неподходящего семье человека, Сергея Юрцевича и «закрутилось колесо совка» — Сергея посадили, Надя родила близнецов, но умерла при родах. Мнение окружающих не позволило Филановским отказаться от младенцев и Люба была поставлена перед необходимостью вырастить детей. И вновь никакой любви, даже близко. Только ожидание, что вот-вот мальчики подрастут и Люба сможет попробовать наладить собственную личную жизнь. Увы, не срослось.
Перенесемся в наши дни. Александр Филановский — владелец преуспевающего издательства. Андрей — философ, писатель, основатель достаточно интересной теории отношения к жизни (отрывки из его книги, пожалуй, самое интересное, лично для меня, во всем романе). И как привет из прошлого — записки, получаемые Любой. Кто решил шантажировать эту семью? Насколько далеко все зайдет?
Кусок детектива — убийство девушки Андрея и стремительное расследование — почти как привет «от Каменской», ведь Маринина известна, главным образом, своими детективами. Не покидает ощущение того, что эта линия была написана второпях, «на заказ», не продумана и очень нелогична. Вполне можно было раскрутить сюжет и без трупа.
Прочитано в рамках игр Собери их всех и Пятилетку в три тома
Сама не знаю, зачем все-таки читаю иногда подобную литературу. Хотя нет, кое-что из ранних детективов Марининой было не так уж плохо — хотя бы интрига присутствовала и какие-то вроде характеры намечались, и профессиональные тайны милиции наличествовали. Правда даже и тогда было много занудства, так что порой пропускала целые страницы. Но в целом — для поездки на дачу в переполненной электричке годилось.
Потом сюжетность и детективная составляющая стали все слабее. Автора потянуло на какую-то философию, с которой сама она, похоже, «не в ладах». Данный роман уже не детективный, а всяко-разный: где-то семейная сага, где-то драма, где-то психология плюс немало скучной и громоздкой псевдофилософии. О детективной линии напрочь забыли — только в конце писательница «спохватывается» и быстренько вставляет никому не нужное убийство. Зачем? Смысловой нагрузки в нем абсолютно нет.
Тема братьев-близнецов, их схожести и различий, их любви и соперничества — вот это интересно. Было бы. Если бы Маринина не завязла в болоте бесконечных рассуждений на тему «как надо жить», вложив их в уста одного из героев. Конфликт получился бледным, как чай из пакетика, заваренный в пятый раз. Тоже самое с противодействием — я все ждала, что борьба главного героя против его соперников (а по сути — против себя самого) завершится какой-нибудь яркой и жесткой точкой. Но нет! Автор «зажевывает» его проблему все больше и больше, пока она не рассеивается сама собой. И получается, что проблемы-то и не было. Так зачем же тогда огород городить? И печатать столько текста? Хотя, им наверное постранично платят.
И все более унылой становится неизменная манера автора писать так, как-будто ее читают исключительно умственно отсталые. Фразы типа: «Я должна купить ватно-марлевую повязку, чтобы не заразить сына гриппом, ведь он уезжает завтра на соревнования, и поэтому ему никак нельзя болеть, так как больной он не сможет тренироваться и выступать достойно» — для кого они пишутся? Для тех, кто сомневается, что больной гриппом ребенок не в полную силу выступит на соревнованиях? Поразительно!
Подходящая книга для «храма уединенного размышления». Думаю, что больше не буду читать этого автора.
Источник
Александра Маринина — Чувство льда
Слезы опять закипели в уголках глаз и закапали прямо в тарелку с салатом из морепродуктов.
Ближнее Подмосковье, август 1975 года
С недавнего времени Инна Ильинична Целяева постоянно жила на даче. Оставаться в городской квартире рядом с дочерью и ее мужем, которые теперь считали ее виноватой во всех их жизненных неудачах, стало невозможно. Инна Ильинична подыскала себе работу в той части Москвы, куда могла добраться с дачи за приемлемое время, и съехала.
Всего полгода назад жизнь ее была совсем другой, и казалось, что если в ней и может что-то измениться, то только к лучшему. Муж – ученый, специалист в области кибернетики, сама она – завкафедрой марксистско-ленинской философии и научного коммунизма в престижном московском вузе, дочь закончила факультет журналистики и работала не где-нибудь, а в «Правде», главном печатном органе ЦК КПСС, и зять у Инны Ильиничны – хороший парень, спокойный, непьющий, редактор на телевидении. У детей впереди – достойная карьера, у нее с мужем – достойная обеспеченная старость, и ничего плохого в их жизни случиться не может.
Оказалось, что может. Муж Инны Ильиничны, профессор Целяев, поехал в Лондон на международный симпозиум и не вернулся. Нет, не умер скоропостижно, не попал в больницу, а просто не вернулся. Остался и попросил убежища, которое ему с радостью было предоставлено как крупному специалисту в области перспективной отрасли знаний. Инне Ильиничне немедленно предложили оставить кафедру и выйти на пенсию, поскольку пенсионного возраста она уже достигла. Но ей было всего пятьдесят шесть, и она рассчитывала поработать еще лет пятнадцать как минимум, ибо была в прекрасной форме, как физической, так и интеллектуальной, вовсю писала статьи, монографии и учебники, с блеском читала лекции и считала себя еще молодой и полной сил.
Конечно же, ее вызывали, и смотрели строго и недоверчиво, и задавали уйму вопросов, на которые она добросовестно отвечала и из которых даже младенцу было понятно, что ее считают не менее виновной, чем ее мужа – предателя Родины, ибо она наверняка все знала о его коварных планах, и потакала им, и покрывала будущего беглеца, и создавала ему всяческие условия для побега.
А она ничего не знала. И долго не верила в то, что это правда, все надеялась, что это обычная провокация. Невозможно было поверить в то, что человек, с которым она прожила бок о бок тридцать лет, мог совершить нечто подобное. Невозможно поверить в то, что он остался на Западе. Но еще труднее поверить в то, что он сделал это вот так, тайком от жены, не сказав ей ни слова, даже не намекнув, даже не попрощавшись как-нибудь особенно, как прощаются, когда знают, что больше никогда не встретятся. Она была убеждена, что, как ученый-философ, точно знает, что в этой жизни может быть, а чего быть не может, как люди могут поступить, а как не могут, ибо это в принципе невозможно и никакой этикой не оправдывается. Оказалось, что возможно все, даже невозможное. Накануне отъезда мужа в Лондон Инна Ильинична, как обычно, помогла ему собрать и уложить вещи, он вызвал такси на восемь утра, потом они посмотрели по телевизору какой-то концерт и легли спать. Утром он съел свой обычный завтрак и, когда позвонил по телефону диспетчер таксопарка и сообщил, что машина с таким-то номером будет у подъезда через пятнадцать минут, быстро оделся, чмокнул жену в щеку, подхватил небольшой «командировочный» чемодан и ушел. И от этой обыденности их последних проведенных вместе минут Инне Ильиничне было куда больнее, чем от доносящихся со всех сторон слов о предательстве Родины.
Ее отправили на пенсию, дочь очень скоро оказалась в редакции заштатного, мало кому известного узкопрофессионального журнальчика, зятя быстренько «попросили» с Центрального телевидения, и стало понятно, что ни дочь перебежчика Целяева, ни его зять никакой карьеры уже никогда не сделают. Молодые во всем винили Инну Ильиничну, им казалось, что она не боролась, не отстаивала свое право остаться на работе, не сумела доказать собственную непричастность к чудовищному поступку мужа. Если бы она боролась, доказала и осталась, то все сразу поняли бы, что дочь и зять перебежчика тоже ни в чем не виноваты и взглядов преступного профессора не разделяют, и их никто не тронул бы. Они были молоды и искренне верили в эффективность борьбы и победу справедливости. Но… Они были молоды и по привычке считали, что все за них должны сделать те, кто старше.
Дома начался ад, которого Инна Ильинична не вынесла. Она переселилась на дачу, теплую, просторную, месяц просидела в доме затворницей, потом поняла, что нужно что-то делать, чем-то себя занять. И не мемуары писать, одиноко сидя за письменным столом и впадая в творческое глубокомыслие, а найти работу, любую, пусть самую неинтересную (на интересную ей, жене перебежчика и предателя Родины, теперь рассчитывать было сложно), но чтобы каждое утро поднимать себя по будильнику, одеваться, причесываться и куда-то идти, чем-то заниматься, быть на людях, общаться, потом возвращаться домой.
Она устроилась санитаркой в ближайшую к дачному поселку больницу, находящуюся хоть и на территории Москвы, но у самой границы между городом и областью. Драила полы, выносила и мыла судна, помогала купать в ванной тяжелых больных, которые не могли мыться самостоятельно. Постоянно сталкиваясь с умирающими молодыми мужчинами и женщинами, с брошенными, никому не нужными больными стариками, с горем, слезами и отчаянием, Инна Ильинична быстро поняла, что ее участь – далеко не самая горькая из всех возможных. Боль не сделалась менее острой, но переносить ее стало намного легче.
Сегодня у нее выходной, погода прекрасная, солнечная, но не жаркая, и Инна Ильинична отправилась на прогулку. Проходя мимо дачи Филановских, расположенной через три участка от ее собственной дачи, она заметила шестилетнего Андрюшу. Мальчик сидел на поваленном дереве напротив калитки и о чем-то напряженно размышлял.
– Доброе утро, – приветливо поздоровалась Инна Ильинична.
– Здравствуйте, Инна Ильинична, – улыбнулся в ответ мальчуган, глядя на нее печальными глазами.
Ее всегда умиляла эта ранняя взрослость соседских мальчиков, которые, едва научившись говорить, приучились называть взрослых по имени-отчеству, а не «тетями» и «дядями».
– У тебя новая прическа, – заметила она. – Правда, я тебя давно не видела, но ты, по-моему, был подстрижен по-другому.
– Да, меня так подстригли, – невозмутимо подтвердил Андрюша.
– Тебя? Или вас? У Саши теперь тоже такая прическа?
– Нет, у него как раньше.
– А почему? – живо заинтересовалась она. Все близнецы, встречавшиеся ей в жизни, стремились к одинаковости и получали несказанное удовольствие от того, что их постоянно путали. Мальчиков Филановских никто не путал, они по-разному двигались, по-разному смотрели и по-разному улыбались, но все равно раньше они были совершенно одинаково одеты и причесаны.
– Мы решили, что больше не хотим быть одинаковыми, – очень серьезно сообщил Андрюша.
– Но почему? – с еще большим удивлением спросила бывшая завкафедрой. – Что плохого в том, чтобы быть одинаковыми? Вы такие от природы, зачем же это менять?
Мальчик молча пожал плечами. Тут Инна Ильинична сообразила, что нигде поблизости не видит его брата, а ведь прежде они всегда появлялись вместе. Даже если они занимались разными делами – например, один читал, другой рисовал, мальчики все равно находились рядом друг с другом.
– А где Сашенька? – она стала оглядываться, надеясь заметить в кустах поблизости знакомую темноволосую головку.
– Он дома, на веранде, делает упражнения, нам Люба по английскому задала.
– Он дома, а ты здесь? – Инна Ильинична не переставала изумляться.
– Мне нужно подумать.
Она машинально присела рядом, не в силах совладать с любопытством. Что такое случилось с шестилетними мальчиками, которых она знала практически с рождения, потому что каждое лето они проводили в дачном соседстве? Почему они решили, что больше не хотят быть одинаковыми? О чем нужно подумать этому ребенку с печальными глазами?
– Может быть, я могу помочь тебе разобраться? – осторожно предложила она.
Андрюша задумчиво посмотрел на нее и неторопливо кивнул.
– Люба сказала, что у нас с Сашкой нет ничего своего. Только имя и внешность. А все остальное, что у нас есть, это на самом деле ее, Тамарино и дедушкино, потому что они это купили на деньги, а деньги они заработали своим трудом. А мы с Сашкой пока ничего не заработали, поэтому у нас нет ничего своего.
Инна Ильинична вздрогнула. Ну как, скажите, как можно говорить ребенку такие вещи?! Ох, Люба, Люба, даром что дипломированный педагог, а такие чудовищные слова умудрилась произнести, словно нет в ней ни капли любви к племянникам, а есть одно лишь стремление ударить побольнее, ужалить поядовитее, чтоб надолго запомнилось. Но ведь не скажешь вслух, ибо ни в коем случае нельзя критиковать родителей, это одна из непреложных заповедей педагогики, которую, увы, так часто нарушают. И что это на Любу нашло? Впрочем, она этим летом вообще какая-то странная, на себя непохожая, смотрит словно сквозь собеседника и не видит его, не слышит, только одна холодная, тупая, как глыба льда, не то ярость, не то ненависть будто коконом окутывает старшую дочь Тамарочки Филановской. С ней и разговаривать-то неприятно, сразу озноб пробирает. Любочка никогда не была душевно теплой, но в прежние времена хотя бы видимую вежливость соблюдала, а в этом году и того нет.
Источник