Чувствам не прикажешь что значит

Сердцу не прикажешь, или что делать, если влюблен

Любовь – чувство волшебное, не поддающееся какому бы то ни было анализу. Что делать, если влюблен в девушку? Ясное дело – любить человека и радоваться жизни.

Но ведь одно дело, если любовь взаимная, а вот если она безответная? Как от нее избавиться тогда? Вопросы не из легких, но нужно попытаться найти на них свои ответы.

Первая любовь – воспоминания на всю жизнь

Если влюблен в первый раз в своей жизни, да плюс к тому эта любовь взаимная, можно считать себя счастливым парнем (мужчиной). Наслаждайтесь этой эйфорией, всеми теми чувствами, которые вы испытываете, когда находитесь рядом с любимой девушкой. Однако далеко не всегда первая любовь бывает единственной и такой, чтобы на всю жизнь.

Что чувствует влюбленный человек

Человек, когда влюблен, не замечает, что происходит вокруг него, его не волнует, лето за окном или осень, он готов ждать любимого человека в любую погоду и в любое время дня. С вами происходит что-то подобное? Значит, вы влюблены. Цените это чувство, развивайте его, радуйтесь жизни.

Что делать, если вас не любят

А что если человек, которого любите вы, просто что-то хочет от вас? Знаете, это слишком. Конечно, вы наверняка просто не сможете подумать о том, что вас не любят, ведь вы отдаете человеку всего себя без остатка. Но если ваши знакомые и родня твердят, что ваш партнер не любит вас, а просто использует, стоит призадуматься. Ведь порою глаза влюбленного человека бывают слепыми ко многим очевидным явлениям. Спросите, что делать в этом случае? Постарайтесь подумать не сердцем, а головой, поймите, что любовь это не просто такое чувство, которое можно то зажечь, то потушить одним усилием воли.

Не сложилось? Не сдавайтесь

Отношения не сложились. Это очень печально, особенно если только что рухнула ваша первая любовь. Но посмотрите на ситуацию с другой стороны – вы приобрели бесценный опыт – опыт серьезных отношений. Так используйте его, чтобы найти себе новую пару. Мы живем в динамично меняющемся мире, поэтому стоять на месте нельзя, нужно всегда идти вперед, вместе с любимым человеком или в поисках пары.

Возможно, стоит сделать перерыв

Девушка разбила вам сердце? Что ж, его еще можно склеить, нужно только время. Поэтому пока попробуйте пожить для себя, наслаждайтесь жизнью. Только снова став человеком, который доволен своей жизнью или, как минимум, не разочарован в ней, вы сможете найти в себе силы, чтобы приступить к поискам новой любви.

Источник

Православная Жизнь

Некоторые мирские штампы — при этом штампы несомненно ложные, греховные и разрушительные — проникают и в церковную среду. Один из таких штампов — «сердцу не прикажешь».

Недавний скандал с православным издателем, психологом и многодетным отцом, который сообщил в фейсбуке о том, что бросил жену с пятью детьми и живет с другой женщиной, потому что « нечестно оставаться с женщиной без любви, только ради долга » прискорбен не только самим фактом — люди всегда впадали в клятвопреступление и блуд, это беда вечная со времен грехопадения — но и реакцией на него. Человек искал сочувствия и поддержки — и у многих его нашел, в самом деле, если нет любви, чего уж длить союз, в котором никому нет радости.

При этом среди людей, выражавших понимание такому решению, находились и православные — которые находили резкую реакцию на такой грех ничем иным, как « осуждением » и « фарисейством » .

Что же, это симптом того, что некоторые мирские штампы — при этом штампы несомненно ложные, греховные и разрушительные — проникают и в церковную среду. Один из таких штампов — « сердцу не прикажешь » .

По-видимому, филологический отдел ада особенно гордится изобретением этой фразы. Человек объявляет свои решения действием некой не зависящей от его воли и неконтролируемой им инстанции — « сердца » , и уж если это сердце расхотело жену (или мужа), зато захотело другую женщину (или мужчину) то тут уж сопутствующие потери, конечно, печальны, но против сердца не попрешь. Это ж не я — это сердце. Непреодолимая стихия.

В реальности наши чувства к людям вполне зависят от нашей воли. Мы начинаем ненавидеть тех, кого предаем — они приобретают в наших глазах самые отвратительные черты, они невыносимо себя ведут, они отвратительны эмоционально и физически, как мы с ними вообще могли мучаться так долго.

Это верно в любых отношениях — не только в браке. Как сказано в « Хаджи Мурате » , « Он сделал много зла полякам. Для объяснения этого зла ему надо было быть уверенным, что все поляки негодяи » . Но в браке это проявляется особенно — потому что речь идет не просто о зле, а именно о предательстве доверившихся.

К счастью, верно и обратное — наше сердце смягчается к тем, с кем мы обращаемся хорошо, проявляем внимание и заботу. Эмоции следуют за действиями. Когда мы поступаем с человеком по заповедям Божиим просто из послушания Богу, независимо от чувств, наши чувства меняются. Поэтому нам не заповедано испытывать чувства — нам заповедано любить ближнего, а это проявляется в соблюдении заповедей. Когда мы храним заповеди, чувства следуют за ними.

Восприятие « сердца » как некой самостоятельной и неподконтрольной нам инстанции в мирской культуре связано с тем, что для человека, не имеющего духовной жизни, романтическая любовь воспринимается как пиковый опыт, замещающий религиозный — в том смысле, что он только и наделяет жизнь смыслом и делает ее достойной того, чтобы быть прожитой.

Отворачиваться от такого опыта воспринимается как несомненный грех, мысль о том, что мы его можем (хотя бы косвенно) сознательно контролировать — как кощунство. Иштар, также известная как Афродита, зовет своего поклонника — и он должен бросить все и побежать, иначе его жизнь окажется пустой, и ему нечего будет вспомнить на пенсии.

Для христианина романтическая любовь прекрасна и хороша на ее законном месте — когда она ведет в браку и в браке проявляется — но она не является чем-то высшим и все определяющим. Как и все остальное, наши гормональные реакции — материал для послушания Богу. Эта энергия должна быть поставлена под контроль и употреблена для выстраивания любящей семьи. « Сердцу » то есть нашим гормональным бурям и романтическим порывам, можно и нужно приказывать.

Другое ложное мирское представление говорит о « честности » и « искренности » . Как эту идею выражает один комментарий в сети, « Самый большой грех врать нелюбимому человеку, что ты его любишь. И врать своим детям, что ты их любишь, и любишь их второго родителя. А в какую обертку ты эту информацию завернешь, уже не так важно »

Но искренность не делает грех чем-то другим — самое искреннее желание совершить кражу, разбой или убийство, самая сердечная неприязнь к жертвам никак не может служить оправданием. Но дело не только в этом.

В нас постоянно сталкиваются различные импульсы. Мы одновременно хотим разного и переживаем разные чувства. На одном уровне можно испытывать раздражение и желание осыпать собеседника язвительными ругательствами; на другом — желание сохранять отношения и беречь репутацию. На одном уровне мы можем испытывать сильный соблазн поправить свои дела жульничеством — на другом ужасаться этой мысли и гнать от себя такое искушение. Даже в семье родной мать может одновременно испытывать усталость и раздражение в отношении детей — и, на более глубоком уровне, непоколебимую материнскую любовь.

Но какие из наших конфликтующих импульсов и переживаний отражают наше подлинное « я » ? Это решаем мы сами. Обычно, увы, под « искренностью » понимается следование своим наиболее низменным и животным порывам. В первую очередь, раздражительности и гневу, когда грубость интерпретируется как « прямодушие » , и эгоистичной похоти — когда под « подлинностью » понимается верность своим самым примитивным инстинктивным порывам.

Разумеется, ничего должного и праведного в такой « искренности » нет — и православная, и любая вообще здравая этика требует от человека хранить верность своим нравственным принципам и обязательствам, а не своим переживаниям. Другие люди не виноваты в твоих переживаниях, и ты не должен носиться с ними, как с писанной торбой. Твои обязательства безусловно важнее твоих переживаний.

Но, возможно, самое прискорбное — это проникновение в православную среду представления о любви как о безусловной поддержке и одобрении человека — даже если он делает что-то явно жестокое, несправедливое или пагубное. Причем это принятие греха маскируется под « неосуждение » . Интересно, однако, что это « неосуждение » простирается только на сексуальные грехи — никто не призывает явить добродетель неосуждения по отношению, скажем, к коррупционерам или ворам.

Но неосуждение — это другое; это понимание того, что человек живет довольно долго и он не сводится к тому греху, в котором он пребывает прямо сейчас; история Церкви полна тяжких грешников, которые обратились и сделались святыми. Иначе говоря, неосуждение относится к человеку, а не к поступку. Поступок может быть ужасен — но человек, пока жив, может покаяться — а долг христиан состоит в том, чтобы на это надеяться и в меру сил этому способствовать.

То, что в последние дни часто называют « неосуждением » , напротив, ободряет человека пребывать в нераскаянии. И это не добродетель. Это преступление и грех.

Апостол пишет о том, что люди, одобряющие грех, виновнее тех, кто его совершает (Рим.1:32) — это парадоксально на первый взгляд, но при рассмотрении понятно — человек может совершать грех под давлением невыносимых обстоятельств, в минуту помрачения, « ум улетел из его головы, и он стал бесноватым от любви » и иметь еще какие-то смягчающие обстоятельства. Человек немощен и легко проваливается при некотором давлении.

Но чтобы одобрять, надо на холодную голову и не под давлением выбрать грех и зло. То есть одно дело когда человек хочет, скажем, на почве тяжелой душевной болезни отрезать себе гениталии — другое, когда люди вполне здоровые его в этом намерении ободряют, всячески хлопают по плечу и говорят, какой он молодец, вперед мол, главное — не передумай.

Одно дело, когда человек впал в тяжкий грех — другое, когда некий хор как бы доброжелателей изъявляет ему в этом грехе полное понимание и поддержку. Есть ли в таком отношении что-то действительно доброе и любящее? В первый момент может показаться, что да — сам человек, в этом момент, примет такую поддержку с радостью, а пострадавшая сторона. ее можно спокойно оставить за кадром.

Но потом, годы спустя, человек оказывается у сильно разбитого корыта — и поминает тихим недобрым словом людей, которые в момент улетания ума из головы действовали по принципу « падающего — толкни » и выступали в роли Общества Добровольных Помощников Бесов, которые помогали человеку залезть поглубже в яму.

Потому что ум-то из головы улетает не навсегда. Вы, возможно, и сами видели такие случаи — человек бежит на зов Иштар, уверен, что вот она, любовь всей его жизни, и он будет всю жизнь несчастен, если не воссоединится с ней, а если воссоединится — то, напротив, они будут небесно счастливы и умрут в один день, а что у него уже есть брачные обязательства — так то ошибка молодости. А потом морок и наваждение проходит, новая возлюбленная начинает раздражать не меньше старой, да и сама она не скрывает своего разочарования.

Улетевший было ум прилетает обратно, и человек может обратить горькие упреки к тем, кто его «поддерживал » — что ж вы меня в яму-то пихали, когда я был пьян? Ну я был пьян, но пихать-то зачем?

Это часто происходит (по милости Божией) еще до смерти, человек приходит к финалу в покаянии — но может и не прийти, тогда цель бесов будет вообще достигнута. И вот перед тем как пихать пьяного в яму, надо подумать о том, а стоит ли петь в этом хоре Общества Добровольных Помощников Бесов.

Потому что подлинный человек — это не человек в момент помрачения и дурной страсти, а тот человек, который стоя на пороге вечности, спросит у нас — где вы были, когда я разрушал свою жизнь и жизнь других людей? Почему вы не попытались меня остановить? Почему вы подталкивали меня на пути, на котором я мог обрести только временное и вечное несчастье?

Источник

Сердцу не прикажешь: как менялось значение символа ❤️ в Средневековье, в эпоху Ренессанса и в Новое время

Всем знаком символ, означающий сердце, — его можно встретить где угодно, от эмодзи до валентинок. Однако его сходство с реальной сердечной мышцей весьма условное. Почему сердце начали изображать в виде двух полукружий с хвостом-треугольником? И какими смыслами оно наделялось в прошлом? Ответы на эти вопросы есть у историка Сергея Зотова.

Содержание

Древние греки полагали сердце одним из главных органов — в нем хранилась пневма, то есть воздух, источник жизни, распространявшийся по артериям. Позднее, когда было открыто, что воздух попадает в кровь из легких и вовсе не путешествует по кровеносным сосудам, роль сердца переосмыслили. Сегодня исследователи пытаются отыскать истоки символа сердца в Античности — там встречаются похожие геометрические формы в орнаменте на вазах. Однако они, судя по всему, обозначали вовсе не сердце, а напоминающие его листья плюща.

Иисус-Купидон и дом с печной трубой-аортой: Средние века

В Средневековье появляются первые изображения сердца — такие, к каким мы привыкли сегодня. В рукописи французского романа XIII века «Романс о груше» мы видим коленопреклоненного мужчину, дарящего свое сердце прекрасной даме. «Романс о груше» — типичный образчик романа о куртуазной любви, распространенного в то время. Однако, как можно догадаться по названию, предмет, который нам кажется похожим на сердце, возможно, им не являлся. Вероятно, это та самая фигурирующая в названии груша, служащая символом любви, подобно розе в знаменитой французской аллегорической поэме XIII века «Роман о розе».

Так или иначе, некий предмет округлой формы с заостренным концом определенно становится символом сердца в средневековой рукописной традиции чуть позднее. Мы видим, что знакомая форма появляется как в романах о любви, так и в алхимических трактатах, где совершенно точно обозначала сердце. В романах передача сердца женщиной мужчине стала означать высшее проявление любви. А вот в алхимическом трактате «Восходящая заря», написанном в 1410 году, распространенную в любовных романах иконографию значительно переосмыслили. На самой шокирующей иллюстрации из этого труда окровавленные мужчина и женщина обмениваются органами. Дева вырезала себе отверстие в животе, распилила собственную черепную коробку, ножом отъяла от себя член (видимо, чтобы передать мужчине), а свободной рукой протягивает вырезанное из груди сердце партнеру. Мужчина же тем временем испражняется в один горшок, а в другой из его вульвы льются обильные потоки мочи. Подставив чашку, он извергает туда рвоту, а второй рукой дергает себя за чуб, пытаясь или наживую снять скальп, или вырвать свой мозг, дабы передать его деве. Эта картина — сложная аллегория взаимопроникновения четырех гуморов, позаимствованных алхимиками у римского врача Галена и сопоставляемых с четырьмя стихиями. Автор пытался показать, как во время приготовления философского камня мужское и женское менялось местами: влажное становилось сухим, а холодное — горячим. Кроме того, это, возможно, своего рода пародия на жанр любовного романа и саму концепцию куртуазной любви.

Изображение сердца проникает в христианский контекст и прочно закрепляется там. Уже в XIII веке возникают первые духовные стихи, описывающие, как Иисус из-за любви стал кротким и был побежден Любовью — персонификацией христианской добродетели и одновременно античным божеством Амуром (на латыни они обозначались одним словом — Amor). В то же время в иллюстрированных романах на тему куртуазной любви появляются изображения Бога Любви, восходящего к римскому Амуру/Купидону и греческому Эроту. Это божество-персонификация, стреляющее из лука в людей, чтобы влюбить их друг в друга, часто изображалось в виде ангела или похожим на шестикрылого серафима, а в отдельных случаях даже наделялось нимбом, будто христианский святой. Позднее Бога Любви рисовали в виде крылатого ангелочка, путти, летящего с луком и колчаном по небу. Однако художники часто добавляли к его образу мандорлу — особый нимб-свечение миндалевидной формы, характерный только для изображений Богоматери и Христа. В других случаях божество восседало на троне и держало в руках вместо державы уже знакомый нам предмет — сердце.

Постепенно средневековые любовная поэзия и богословская мысль приходят к похожим выводам. Христос уподобляется Купидону, поскольку пронзает сердца людей любовью к ближнему и Господу (caritas), отождествляемой с любовным вожделением (cupiditas). Художники начинают изображать Спасителя пускающим стрелы в сердца праведников или сидящим в кроне дерева, как это обычно делал младенец Эрот.

Эти сравнения задействуют многовековую теологическую традицию — еще в III веке Ориген аллегорически называл Иисуса эросом и женихом человеческой души, а Августин в V веке описывал Спасителя пронзающим верующих стрелами любви. В итоге в XV веке в Германии появляется уникальное изображение Христа как Амура. Обнаженный младенец восседает на гигантском сердце, нарисованном на фоне распятия, а в руке держит горящую головешку — распространенный атрибут Купидона, зажигающего ей огонь в сердцах возлюбленных.

В Средневековье изображения сердца постепенно всё больше начинают ассоциироваться не с любовными романами, а с жизнью и страданиями Иисуса. Существовавший визуальный акцент на страстях Христовых, порождавший образы пяти парящих в воздухе ран Иисуса, на которые прихожанам предлагалось медитировать, постепенно трансформировался. Так в центре этих изображений оказалась не пятая рана — в боку Христа, но его раненное сердце. Иногда средневековые миниатюристы рисовали остальные четыре раны прямо на органе кровообращения, окружали сердце терновым венцом, прибивали к кресту или протыкали копьем (хотя, согласно апокрифам, сердце Иисуса не было задето оружием).

В молитвенных сборниках мистически настроенных монахинь и бегинок, вызывающих у себя видения Иисуса и Святого Семейства, появлялись удивительные изображения сердца Христова как дома для чистой монашеской души. На одном из изображений монахиня поднимается по лестнице на крест и залезает прямо внутрь проткнутого острием копья сердца Спасителя. Там она ведет беседы с младенцем Иисусом и получает из его рук евхаристию. На другом подобном рисунке мы видим Троицу с Богоматерью, которые обнимаются внутри здания в форме сердца — у него есть дверка, окно и даже лесенка, а на печной трубе-аорте сидит Агнец Божий, символ Христа. На более поздних изображениях монашка может лежать внутри раны на боку сердца Иисуса — это место описывалось как настоящий рай.

На основе таких изображений и связанных с ними богословских текстов и метафор в Новое время возникает культ святейшего сердца Иисуса (а затем аналогичный и для Девы Марии). Появляются алтарные панели в форме открывающегося сердца, а на самих изображениях, особенно в южноамериканских колониях, сердце Спасителя часто становится центральным образом: его представляют в виде кровавого фонтана, из которого пьют агнцы — паства; в сердце втыкают крест, пшеницу и виноградную лозу — символы Страстей и евхаристии; наконец, изображают орган кровообращения максимально физиологично — с венами, клапанами и предсердиями.

На восковых «анатомических» распятиях можно было увидеть истинное строение Богочеловека, в том числе его реальное сердце. Скульпторы пытались наглядно продемонстрировать двойственность природы Христа, а особенно то, что он был таким же человеком, как и все остальные люди. В целях тренировки врачей и изумления публики в XVII–XVIII веках создавались точные модели человека. Обычно они устраивались так: из воска лепили тело молодой женщины, проделывали в нем достаточно большое отверстие и помещали внутрь макеты внутренностей. С одной стороны было видно только хрупкое молодое тело, а с другой — всю его подноготную. То же проделывали и с фигуркой Спасителя. Подобные распятия позволяли зрителю увидеть, что Иисус Христос действительно был человеком. Открывающаяся дверка в животе позволяла взглянуть на внутренние органы: сердце, легкие, тонкую и толстую кишку, а также ребра и позвоночник. Всё как у людей.

В Средневековье многие люди всерьез полагали, что на сердцах буквально высекаются наши чувства и сокровенные мысли — именно поэтому о некоторых монахах, живущих в аскезе, сообщалось, что после смерти на их сердцах находили изображение Господа или имя Христа, свидетельствующие об их любви к Богу и праведной жизни. Монах-мистик Генрих Сузо будто бы даже вырезал у себя на сердце надпись самостоятельно:

«„Ах, всесильный Боже, дай мне сегодня силу и мужество исполнить мое желание, ибо сегодня Ты должен проникнуть вглубь моего сердца“. И начал резцом сечь свое тело, двигая острие вверх и вниз, влево и вправо, пока над его сердцем не появилось имя IHS. Из-за глубоких порезов из его тела изобильно стекала по его груди кровь. Разгоряченный любовью, он смотрел на это с такой радостью, что почти не чувствовал боли».

В средневековых рукописях знак сердца (♥) иногда использовали как современный эмодзи — вставляли вместо слов «сердце» или «любовь». И хотя в прессе часто возникают теории о том, что форма этого символа произошла от чего-то еще, например формы ягодиц, на самом деле схожесть значка с реальным сердцем достаточно высокая. Многие кардиологи даже полагают, что символ родился в наблюдениях за сердцами птиц или рептилий, которые гораздо больше напоминают ♥ по форме. Это предположение имеет под собой основание, ведь в средневековой Европе аутопсия мертвецов была запрещена и знания анатомов о человеческом организме базировались на изучении тел животных. Гален и Аристотель, которым средневековые медики верили больше, чем своим глазам, сообщали, что человеческое сердце состоит из трех камер и углубления в центре, что в целом соотносится с геометрией символа сердца. Таким образом, этот знак мог появиться в результате осмысления ученой традиции, а не непосредственных анатомических наблюдений.

Валентинки, ловля мужчин и любовь птиц: Ренессанс

Из-за религиозного понимания любви изменилось и восприятие этого чувства между людьми — от идеалов геройства и рыцарства, отказа от личного счастья ради интересов группы, пришедших из античного мира, ренессансное общество понемногу двигалось в сторону гуманизма, одобряющего духовную жизнь каждого отдельно взятого человека. Неотъемлемой частью этой духовной жизни была личная, эмоциональная привязанность к Богу, которую затем переосмыслили как романтическую любовь. Именно благодаря тому, что в Средневековье сердце становится символом любви Бога к людям, этот знак и получает такое распространение сначала в куртуазной, а позднее и в романтической любовной культуре.

Римский святой Валентин стал символом Дня всех влюбленных, потому что якобы тайно женил всех желающих, в то время как это было запрещено из-за войны. Он широко почитался уже в Средневековье, а в XIV веке был прямо связан с любовью — правда, у птиц, а не людей — великим английским поэтом Джеффри Чосером:

Зане был День святого Валентина,
Когда пернатые вступают в брак…

Истоки этого сопоставления были в том, что в день памяти святого, 14 февраля, птицы в Англии начинали издавать трели и искать себе пару. В XV веке британская дама Элизабета Брюс написала стихотворение, в котором сравнивала влюбленных с птицами на День святого Валентина. А в 1415 году появилась первая валентинка: французский граф Карл I Орлеанский написал жене любовное послание из заключения в лондонском Тауэре в день памяти святого. В 1477-м британка Марджери Брюс в письме-валентинке называет возлюбленного, Джона Пасона, своим «возлюбленным Валентином», так же, как и сегодня пишут на открытках в англоязычных странах.

Во времена Тюдоров валентинки стали распространенными подарками, хотя так и не приобрели форму сердца и являлись скорее украшенными любовными письмами. Иногда на них рисовались символы сердца, но это было необязательным. Некоторые люди создавали целые книги, посвященные любимым, как, например, в начале XVI века сделал французский писатель Пьер Сала. В своей выполненной в единственном экземпляре «Малой книге любви» он описал в стихах распространенные любовные сюжеты, снабдив их поразительно красивой иллюминацией на подходящие темы (ловля мужских сердец любовными сетями женщин и т. п.).

Форма сердца широко использовалась для изготовления книг, но не валентинок и даже не книг на любовные темы. В Средние века и позднее в таком виде изготавливали часословы — молитвенники, которые читали каждый день. Необычная форма указывала на любовь молящегося к Богу и показывала, что его сердце открыто божественной любви.

Черное сердце Сатаны: Новое время

В Новое время сердце становится частым героем таинственных эмблематических изображений. Одним из первых людей, сделавших в этот период сердце мистической аллегорией, был фламандский гравер Антон Вирье. Примерно в 1585 году он выпустил книгу под названием «Сердце, посвященное любящему Иисусу», состоящую из серии эмблем с 15 метафорическими изображениями сердца. На них мы видим развитие средневековых идей о мистике сердца — младенец Иисус стоит внутри сердца верующего человека и играет на арфе, открывает дверь в сердце, восседает в нем на троне, читает, спит, пускает в сердце кровь из своих ран фонтаном, приносит в него орудия распятия, освещает его фонарем, стреляет в сердце огненными стрелами, а ангелы украшают орган короной и защищают от нападений дьявола. В итоге Спаситель становится единым целым с этим сердцем. Иными словами, Христос очищает душу верующего от греха и разжигает внутри нее божественную любовью. Эти эмблемы, заставляющие задуматься о чистоте своих устремлений и аллегорически объясняющие Священное Писание, были крайне популярны в последующие два века и многократно копировались.

Другим трудом, использующим форму сердца для создания эмблематических аллегорий, стал двухтомник немецкого теолога Даниэля Крамера «Священные эмблемы», состоящий из почти ста изображений сердца и вышедший в 1617 году. Чего только не происходит с сердцем — символом, снова воплощающим человеческую душу. В первой части по лежащему на наковальне органу стучат молотком, его поливают водой, жгут на костре, а сердце тем не менее пытается вознестись на крыльях над черепом со змеей внутри (отсылка к Адаму и Еве, потерявшим бессмертие из-за дьявола в облике змея). Сердце разрубают, распинают, привязывают цепью, кладут в печку. Оно тонет, на него бросаются птицы и демоны, его используют в качестве наживки для рыб, пишут на нем имя Иисуса, атакуют стрелами, взвешивают на весах. Во второй части сердца превращаются в клубни и из них вырастают розы, лилии, яблоня или подсолнух, сердце отправляют на заклание подобно жертвенному животному, протыкают лопатой, выращивают на нем глаза, извлекают из него виноград, соединяют с другим сердцем обручальным кольцом, а на аорту садится петух. Все эти эмблемы на разные лады повествовали об истории спасения, к которому стремится каждый. Изображения предупреждали, что на пути в рай человек сталкивается с кознями дьявола и различными пороками. А такими необычными они были потому, что автор пытался буквально визуализировать библейские высказывания о сердце.

В произведении итальянского врача и писателя Франческо Поны Cordiomorphoseos sive ex corde desumpta emblemata sacra, написанном в 1645 году, сердце вмещает в себя земной шар, отращивает ноги и множество глаз, становится холстом, часами, в том числе песочными. Служит местом встречи смерти и души, дьявола и человека. Выступает в роли замка Христа, держащего оборону перед войском Сатаны, а также дистиллируется в алхимической печи и парит среди семи планет. Так сердце окончательно становится символом души человека, а заодно и всех его занятий, слабостей и добродетелей.

В трактате немецкого теолога Пауля Кайма «Светлое и сияющее сердечное зерцало», выпущенном в 1680 году, сердце становится местом баталий добра и зла. Противоборствующие силы по-разному воздействуют на вместилище чувств: пока слово Божье дает опору для ноги сердца, дьявол стимулирует рост его руки, и она сразу же срывает плод с запретного райского древа. В правое ухо ангел мехами вкачивает божественный логос, в то время как демон нагнетает в левое мысли о грехе. На других эмблемах на правую часть сердца воздействует сияние Святого Духа, а на левую — сумрачный свет луны, воплощающей Природу; в правую трубит верою ангел, а в левую плещет ложью Сатана. В итоге образуются светлое и темное сердца. У последнего, наполненного демоном, с персонификацией ада и змеем внутри, завязаны глаза — символ неведения греховного человека. Образ черного сердца появляется в мировом искусстве впервые именно в этом трактате.

Апогеем идеи сердца как поля битвы становится сочинение немецкого филантропа Иоганна Госснера «Сердце человеческое: или храм Божий, или жилище дьявола», опубликованное в Берлине в 1812 году. Используя более старые сборники эмблем, Госснер создает свою версию войны Господа с дьяволом за человеческую душу. В сердце доброго человека изображены христианнейшие знаки — Вифлеемская звезда, всевидящее око Божие, церковь, рыба и хлеб (символы чудес Христа), а также сам распятый Спаситель. Вокруг стоят демоны и нечестивые люди, пытающиеся соблазнить праведника. У грешника в сердце правит дьявол, окруженный своими клевретами, то есть воплощениями грехов: павлин представляет гордыню, змея — зависть, жаба — жадность, черепаха — лень, коза — похоть, свинья — чревоугодие, а пантера — гнев.

Трактат становится настолько популярным, что его переводят на английский язык, изображения попадают в старообрядческие рукописи Руси и даже на стеклянные иконы Румынии.

Сердце в Новое время оказалось настолько вместительным символом, что начало появляться буквально везде — в богословских сборниках и трактатах по астрологии и алхимии, на игральных картах и картах Таро, в ребусах и эмблемах. Позаимствовав из Средневековья все самые необычные значения, оно стало воплощением души, страданий Христа, рая и ада, спасения на небесах и грехопадения и, конечно, любви. Дошедший до наших дней благодаря циркуляции христианских текстов, сегодня символ сердца почти утерял религиозное значение, но трансформировался в символ жизни (HP) в видеоиграх, вторя медицинским познаниям Античности и превознесению сердца как символа грядущей жизни в Средневековье. Без сердечек непредставимы романтические праздники и свидания, свадебный декор и переписка в чатах. Это означает, что древний символ сердца приспособился к современной культуре и не собирается на покой.

Источник