Что такое завидное чувство веры стениной

Лиза Биргер о «Завидном чувстве Веры Стениной» Анны Матвеевой

«Афиша Daily» продолжает публиковать рецензии на участников шорт-листа «Большой книги-2016». Лиза Биргер защищает последний роман Анны Матвеевой, который не понравился, кажется, никому.

Анну Матвееву нельзя назвать недооцененным писателем. Что ни книга у нее — то шорт-лист, а повесть 2001 года «Перевал Дятлова» кто только не записывал в шедевры. Но при этом о романе «Завидное чувство Веры Стениной» не пишут и не говорят почти ничего — как будто и не было его. Зная, насколько в нашем маленьком литературном мире не любят ругать книги, нетрудно догадаться, что роман попросту никому не понравился. Ведь говорят же о соседнем с ним хронографически сборнике рассказов «Девять девяностых», обсуждая его с видимым удовольствием. Рассказы о девяностых довольно сильно перекликаются с «Завидным чувством Веры Стениной», так сказать, географией бытования, и роман точно так же описывает жизнь Екатеринбурга переходного периода. Однако у «Завидного чувства Веры Стениной» есть еще одна задача — и роман с ней, вообще-то, прекрасно справляется: рассказать историю исключительно женскую, вправить в какой-то очевидный и понятный сюжет женское бытование в России ХХI века.

Это, если честно, довольно прямолинейная книга. Здесь две параллельные истории: в одной Вера Стенина, главная героиня, едет в аэропорт по зову дочери ее лучшей подруги и по дороге с ней случаются различные происшествия, приятные и не очень. В пути Вера последовательно вспоминает историю своей жизни и то, как зависть к более красивой, легкой и удачливой подруге Юльке сделалась главной темой ее жизни. Две линии, конечно, сходятся — очень кинематографически к финалу Вера избавляется от живущей внутри нее летучей мыши зависти и обретает свое положенное по законам ромкома женское счастье, а Юлька, к читательскому удовлетворению, оказывается вовсе не такой баловницей судьбы, которой мы ее всю дорогу, вслед за героиней, воображали. Их единство, борьба и итоговое примирение очевидны здесь с первых страниц, и сюжет движется по направлению к неизбежной точке финального катарсиса.

Однако при всей этой прямолинейности книга Матвеевой завораживает тем же, чем отталкивает, — как «женское» становится здесь центром и двигателем истории. Это почти физическое чувство зависти и притяжения — к чужому телу, чужой сексуальности, чужому материнству. И даже — чужой шубе из голубой норки против твоей собственной турецкой дубленки. Читатель здесь остается наблюдать, как раскручиваются параллельно две истории, в которых быт становится главной темой существования. И вот одна из сильнейших черт Анны Матвеевой — она очень внимательный наблюдатель. В ее книге прошедшие десятилетия пережиты даже с памятью о причудах погоды: когда уже в августе начали опадать осенние листья, когда рано и надолго лег первый снег — и героини как будто подгадывают события и чувства к этим погодным странностям, тут у них любовь, там долгая пустота. Ну и конечно, с самых первых страниц она метко подмечает черты и поступки, выдающие каждого из ее героев. Когда Вера Стенина, впервые начав завидовать длинным ногам подруги, измеряет свои собственные ноги портновским метром. Или как Юлька сообщает своему первому мужу, что между ними все кончено и «что-то щелкнуло в его лице, словно бы оно настроилось на новую программу». Наделяя героинь совместной судьбой, Матвеева проводит их через судьбу века. События никогда не соотносятся здесь с историей из телевизора, и современность предстает именно в таких маленьких деталях, складываясь из них, словно калейдоскоп, из подмеченных читателем стеклышек.

Но есть и еще кое-что, что, вообще-то, и ставит роман Матвеевой уровнем выше обычной романтической истории. У Веры Стениной, главной героини этой книги, есть целых два завидных чувства. Первое очевидно нам с самого начала — это зависть к подруге, съедающая ее изнутри. Но второе чувство, возвышающее, которому уже должны бы завидовать окружающие, — это способность видеть и воспринимать искусство. До такой степени, что картины говорят со Стениной — и даже шумят так, что тут немудренно потерять сознание в Лувре или Эрмитаже, словно Стендаль в Сикстинской капелле. Эта тема — главная сила и слабость романа Матвеевой. Слабость — потому что ей самой явно не хватает представлений об искусстве и чувства живописи, подобного чувству ее героини. Сила — потому что роман о банальной зависти превращается тут в роман о художнике. Еще отец ребенка Стениной, фотограф Гера, говорит ей, что по-настоящему завидовать могут только люди искусства, как Моцарт и Сальери. Стенина завидует, как олимпийские боги, как художник, досочиняя предмет своей зависти, так что возвышены в итоге оказываются они обе. Ее зависть и есть тот самый магический флер, который делает событием банальное женское существование. Чем бы были эти мужья, разводы, внебрачные дети и попытки построить «достойную жизнь», если не придавать им силу божественного движения? Зависть обожествляет быт, а заодно и те девяностые, которые снова сделались темой прозы Анны Матвеевой, — никогда еще, ни в одной другой прозаической книге они не выглядели так привлекательно.

Источник

Завидное чувство Веры Стениной

Перейти к аудиокниге

Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли

• Объем: 540 стр.
• Жанр:с овременная русская литература
• Теги:ж енская дружба, ж изненные ценности, п сихологическая проза, р едакция Елены ШубинойРедактировать

Эта и ещё 2 книги за 299 ₽

Отзывы 29

Это действительно литература. И дело даже не в сюжете. Сюжет-то как раз не отличается оригинальностью. Везунья-невезунья. интроверт-экстраверт… Но как классно написано. А как здорово написано о картинах. Действительно хочется прямо побежать в Эрмитаж и еще раз посмотреть на Мадонну Литта…

Удовольствие от чтения гарантировано. И от перечитывания тоже!

Спасибо, Анна Матвеева!

Это действительно литература. И дело даже не в сюжете. Сюжет-то как раз не отличается оригинальностью. Везунья-невезунья. интроверт-экстраверт… Но как классно написано. А как здорово написано о картинах. Действительно хочется прямо побежать в Эрмитаж и еще раз посмотреть на Мадонну Литта…

Удовольствие от чтения гарантировано. И от перечитывания тоже!

Спасибо, Анна Матвеева!

отзыв о книге «Завидное чувство Веры Стениной»

Говорят, что любят – не за что-то, любят – вопреки. Несмотря на все усилия автора задушить главную героиню двумя темами-монстрами, живой дух восторжествовал. Монстр №1 – зависть – описан почти полностью на первых страницах. Остальное – многочисленные повторы. Представьте себе, что в начале книги о главном герое сказано: на его голове растет дерево. Нужно ли было бы повторять это в качестве навязчивого припева еще через каждые 2 страницы? Вторая удушающая тема – поток сознания героини, связанный с композициями из известных ей художественных образов. Для тех читателей, кому имена не знакомы – это пустые слова. А для тех, кто видел упоминаемые произведения – не хватает собственно иллюстраций. Здесь нужен другой формат – книга-кино (слайд-шоу). Вопреки стараниям автора, главные герои остались живыми, и настолько яркими, что многие места хочется перечитывать снова и снова. Даже второстепенные персонажи описаны мастерски: два-три штриха и образ врезался в память, но главное – ему веришь. В конце книги у автора не хватило дыхания для завершения начатых тем. Осталось много вопросов, на которые нет в книге ответа. Именно поэтому жалко, что при таком таланте автора, множество страниц ушло впустую. Мне было совершенно не известно имя писательницы, но теперь я буду следить за ее творчеством.

Источник

Что такое завидное чувство веры стениной

Начать славную вещицу так, чтобы любой мог заметить, что славная вещица начата, – это уже кое-что.

Евгения кричала так громко, что Вере пришлось положить трубку динамиком вниз. Теперь Евгения кричала в стол, как писатель без надежды на публикацию. И всё равно было слышно:

За окном – Грабарь. Берёзки – перепудренные красавицы.

«Завидовать – нехорошо», – говорила Тонечка Зотова из старшей группы детского сада. Вера попыталась вспомнить Тонечку, но память не откликнулась, да и альбом с детскими фотографиями неизвестно где. Голосок-то звучал, а вот на месте лица детсадовской подружки чернел пустой овал – как в парках развлечений. Подставь физиономию – и превратишься в принцессу, разбойника или Тонечку Зотову, мастера моральной оценки.

Завидное качество – никому не завидовать.

Вера бросила мобильник под подушку. За стеной визжала дрель. Соседи вложили в ремонт всю свою душу, и теперь эта душа колотила и сверлила там с утра до вечера. А Вера, между прочим, работала дома. Точнее, пыталась работать – обычно дрель побеждала, и Вера уходила в кафе, как Жан-Поль Сартр, но и там было немногим лучше. Музыка, официанты, посетители. Кофеварка ворчит, ложки падают – не сосредоточишься.

Лару дрель не беспокоила – дочь спала под строительные визги чуть не до обеда, а проснувшись, смотрела на часы. Когда Вера впервые увидела, как Лара смотрит на часы, она решила, что дочь повредилась умом. Так обычно смотрят на самых любимых людей накануне вечной разлуки. А здесь – часы. Три стрелки, вечный круг, квадрат нам только снится…

– Ждёшь чего-то? – спросила Вера. Вспомнила, как сама в детстве подгоняла часы с минутами.

Лара перевела взгляд на мать – точно стрелка скользнула по циферблату:

– Смотрю, как проходит время.

Вчера Вера сняла часы со стены и грохнула об пол – вот прямо с удовольствием! Секундная стрелка жалобно согнулась, минутная показывала на дверь – как пальцем. Иди отсюда!

– Полегчало? – холодно спросила дочь. Отвернулась к стене и снова уснула – с подушкой-думочкой на голове. Она постоянно спала – другие люди разве что в поезде столько спят. Или в больнице.

В телевизоре, который Стенины слушали, почти не глядя на экран, кто-то в очках спрашивал у какой-то белокурой:

– Когда ты в последний раз была счастлива?

Вера подумала, что в её случае честный ответ прозвучал бы так: «Я была счастлива, когда проснулась ночью и увидела, что до звонка будильника ещё целый час!»

Но в возрасте Лары, в свои собственные девятнадцать лет, Вера не стала бы смотреть на часы – наоборот, это они глядели на неё ночами с укоризной. Без десяти два у часов вырастали гневные испанские брови – где ты бродишь, почему не спишь?

Юные годы Веры Стениной пришлись на середину девяностых. Конечно, если бы её спросили, она выбрала бы другое время – да и место тоже. Но её не спрашивали, поэтому в девяностых Вера жила в Екатеринбурге, училась на искусствоведа и дружила с бывшей одноклассницей и будущей журналисткой Юлей Калининой, ныне известной как Юлька Копипаста.

Память заговорила, Лара спала, дрель верещала.

Пять минут назад Вере позвонила Юлькина дочь Евгения – годом старше Лары. Кричала в трубку, плакала. Сказала, что не может дозвониться до матери – та и вправду находилась с мобильником в сложных отношениях. Теряла, забывала, не слышала, случайно перезванивала и молчала. Вера вопила: «Алло!» на дне сумки, а Юлька не отвечала. «Это тебе сумка моя звонила», – шутила потом Копипаста.

Прозвищем своим Юлька гордилась, так как заслужила его в честном бою с новым редактором родного журнала – его спустили на этот пост сверху, как Супермена. Он и был супермен, во всяком случае, с виду. Карандаш в кулаке – как зубочистка, из-за плеч не видно окна, и даже волосы такой густоты, что в парикмахерских с него брали «за две головы». А вот какие у редактора глаза, никто не помнил, потому что он постоянно улыбался и все отвлекались на эту улыбку. Глаза были всегда сощурены, цвет – на втором месте.

До того как приземлиться в редакции, Супермен работал в детско-юношеской спортивной школе – учил способных свердловских малюток основам карате. Эта профессия открывала в девяностые годы широчайшие возможности, и Супермен не стал ими пренебрегать. То есть он не светился рядом с главными авторитетами, но всегда присутствовал неподалеку. Первый справа за границей фотокарточки, он был, безусловно, своим.

Сейчас по пятам за Суперменом ходят дотошные журналисты, спрашивают – вы правда близко знали самого В.? И Мишу К.? А сами, скажите, убивали? Супермен в таких случаях отшучивается, и если журналисточка хорошенькая – может легонько дотронуться до её носика и напомнить о судьбе любопытной Варвары. Когда же разговоры про мафию девяностых заходят публично, в прямом эфире, Супермен улыбается так, что вот-вот – и губы порвутся. Каким от него в этот момент шибает холодом! Будто это не живой человек, а сосуд Дьюара с жидким азотом.

Супермен цивилизовался первым, это о таких потом стали говорить – «Бизнес с человеческим лицом». Имелся рядом друг-советчик, сейчас проживает в Швейцарии – а тогда вовремя втолкнул бывшего спортсмена в политику. Двери там открываются редко и ненадолго – упустишь момент, жди следующего случая. Супермен не упустил – сначала стал депутатом городской думы, потом – областной, затем ткнулся в Государственную, и вот здесь ему впервые не повезло. Один журналист, москвич с уральскими корнями, спешно решал проблему обучения сына в Великобритании. Сын был способным, но не настолько, чтобы в Великобритании согласились учить его совсем уж бесплатно. Журналист срочно искал деньги, и тут подвернулся заказ – снять с дистанции Супермена. Слишком уж мускулистым показался, таким обычно не дают даже стартовать – а вдруг победят? В ход пошли документы, фотографии, записи телефонных разговоров – Супермен был осторожен, но молод и предвидеть всего не мог. Нервус рерум[1] – видеозапись всех свердловских авторитетов, где за одним столом сидели призраки легендарных лет, и рядом с В. засветился вполне узнаваемый, хоть и с дурацкой чёлкой, Супермен. Журналист получил свои деньги, сын улетел в Англию, а Супермена сбросили с планеты «Государственная дума» на планету «Свердловский областной журнал». Аутсайдеров по традиции не спрашивают, чем бы им хотелось заниматься.

Источник

Завидное чувство Веры Стениной — Матвеева Анна Александровна

Завидное чувство Веры Стениной — Матвеева Анна Александровна краткое содержание

Анна Матвеева – автор бестселлера «Перевал Дятлова», сборников рассказов «Подожди, я умру – и приду» (шорт-лист премии «Большая книга»), «Девять девяностых» (лонг-лист премии «Национальный бестселлер»). Финалист «Премии Ивана Петровича Белкина», лауреат премии «Lo Stellato» (Италия). Произведения переведены на английский, французский, итальянский языки.

В новом романе «Завидное чувство Веры Стениной» рассказывается история женской дружбы-вражды. Вера, искусствовед, мать-одиночка, постоянно завидует своей подруге Юльке. Юльке же всегда везет, и она никому не завидует, а могла бы, ведь Вера обладает уникальным даром – по-особому чувствовать живопись: она разговаривает с портретами, ощущает аромат нарисованных цветов и слышит музыку, которую играют изображенные на картинах артисты…

Роман многослоен: анатомия зависти, соединение западноевропейской традиции с русской ментальностью, легкий детективный акцент и – в полный голос – гимн искусству и красоте.

Завидное чувство Веры Стениной читать онлайн бесплатно

Завидное чувство Веры Стениной

Значительная часть этой книги была написана в международном приюте для писателей, в шотландском замке Хоторден. Благодарю госпожу Дрю Хайнц за гостеприимство и щедрость, администратора Хэмиша Робинсона – за вдохновение и заботу, Олега Дозморова, Дмитрия Харитонова и Бориса Ланина – за то, что помогли проложить дорогу в Шотландию.

Кроме того, я хочу сказать спасибо:

моим родителям – за всё; моему издателю Елене Шубиной, литературному редактору Галине Беляевой и другим сотрудникам лучшей в мире редакции – за профессионализм; Виталию Михайловичу Воловичу, Марине Соколовской, Никите Корытину и Татьяне Михайловне Трошиной – за то, что помогли Вере Стениной освоиться в мире искусства; Юлии Ильницкой – за то, что верила и веришь в меня; Татьяне Алексеевне Сабрековой, моей опоре и другу; Ройстону Тестеру – за то, что убедил меня в том, что число «42» ничем не хуже числа «40», если речь идет о количестве глав; а также Екатерине и Наташе Щербаковым, Анне Мкртчян и Екатерине Ружьевой – за дружбу и поддержку.

Дайте мне девочку в соответствующем нежном возрасте, и она – моя на всю жизнь.

Начать славную вещицу так, чтобы любой мог заметить, что славная вещица начата, – это уже кое-что.

Евгения кричала так громко, что Вере пришлось положить трубку динамиком вниз. Теперь Евгения кричала в стол, как писатель без надежды на публикацию. И всё равно было слышно:

За окном – Грабарь. Берёзки – перепудренные красавицы.

«Завидовать – нехорошо», – говорила Тонечка Зотова из старшей группы детского сада. Вера попыталась вспомнить Тонечку, но память не откликнулась, да и альбом с детскими фотографиями неизвестно где. Голосок-то звучал, а вот на месте лица детсадовской подружки чернел пустой овал – как в парках развлечений. Подставь физиономию – и превратишься в принцессу, разбойника или Тонечку Зотову, мастера моральной оценки.

Завидное качество – никому не завидовать.

Вера бросила мобильник под подушку. За стеной визжала дрель. Соседи вложили в ремонт всю свою душу, и теперь эта душа колотила и сверлила там с утра до вечера. А Вера, между прочим, работала дома. Точнее, пыталась работать – обычно дрель побеждала, и Вера уходила в кафе, как Жан-Поль Сартр, но и там было немногим лучше. Музыка, официанты, посетители. Кофеварка ворчит, ложки падают – не сосредоточишься.

Лару дрель не беспокоила – дочь спала под строительные визги чуть не до обеда, а проснувшись, смотрела на часы. Когда Вера впервые увидела, как Лара смотрит на часы, она решила, что дочь повредилась умом. Так обычно смотрят на самых любимых людей накануне вечной разлуки. А здесь – часы. Три стрелки, вечный круг, квадрат нам только снится…

– Ждёшь чего-то? – спросила Вера. Вспомнила, как сама в детстве подгоняла часы с минутами.

Лара перевела взгляд на мать – точно стрелка скользнула по циферблату:

– Смотрю, как проходит время.

Вчера Вера сняла часы со стены и грохнула об пол – вот прямо с удовольствием! Секундная стрелка жалобно согнулась, минутная показывала на дверь – как пальцем. Иди отсюда!

– Полегчало? – холодно спросила дочь. Отвернулась к стене и снова уснула – с подушкой-думочкой на голове. Она постоянно спала – другие люди разве что в поезде столько спят. Или в больнице.

В телевизоре, который Стенины слушали, почти не глядя на экран, кто-то в очках спрашивал у какой-то белокурой:

– Когда ты в последний раз была счастлива?

Вера подумала, что в её случае честный ответ прозвучал бы так: «Я была счастлива, когда проснулась ночью и увидела, что до звонка будильника ещё целый час!»

Но в возрасте Лары, в свои собственные девятнадцать лет, Вера не стала бы смотреть на часы – наоборот, это они глядели на неё ночами с укоризной. Без десяти два у часов вырастали гневные испанские брови – где ты бродишь, почему не спишь?

Юные годы Веры Стениной пришлись на середину девяностых. Конечно, если бы её спросили, она выбрала бы другое время – да и место тоже. Но её не спрашивали, поэтому в девяностых Вера жила в Екатеринбурге, училась на искусствоведа и дружила с бывшей одноклассницей и будущей журналисткой Юлей Калининой, ныне известной как Юлька Копипаста.

Память заговорила, Лара спала, дрель верещала.

Пять минут назад Вере позвонила Юлькина дочь Евгения – годом старше Лары. Кричала в трубку, плакала. Сказала, что не может дозвониться до матери – та и вправду находилась с мобильником в сложных отношениях. Теряла, забывала, не слышала, случайно перезванивала и молчала. Вера вопила: «Алло!» на дне сумки, а Юлька не отвечала. «Это тебе сумка моя звонила», – шутила потом Копипаста.

Прозвищем своим Юлька гордилась, так как заслужила его в честном бою с новым редактором родного журнала – его спустили на этот пост сверху, как Супермена. Он и был супермен, во всяком случае, с виду. Карандаш в кулаке – как зубочистка, из-за плеч не видно окна, и даже волосы такой густоты, что в парикмахерских с него брали «за две головы». А вот какие у редактора глаза, никто не помнил, потому что он постоянно улыбался и все отвлекались на эту улыбку. Глаза были всегда сощурены, цвет – на втором месте.

До того как приземлиться в редакции, Супермен работал в детско-юношеской спортивной школе – учил способных свердловских малюток основам карате. Эта профессия открывала в девяностые годы широчайшие возможности, и Супермен не стал ими пренебрегать. То есть он не светился рядом с главными авторитетами, но всегда присутствовал неподалеку. Первый справа за границей фотокарточки, он был, безусловно, своим.

Сейчас по пятам за Суперменом ходят дотошные журналисты, спрашивают – вы правда близко знали самого В.? И Мишу К.? А сами, скажите, убивали? Супермен в таких случаях отшучивается, и если журналисточка хорошенькая – может легонько дотронуться до её носика и напомнить о судьбе любопытной Варвары. Когда же разговоры про мафию девяностых заходят публично, в прямом эфире, Супермен улыбается так, что вот-вот – и губы порвутся. Каким от него в этот момент шибает холодом! Будто это не живой человек, а сосуд Дьюара с жидким азотом.

Источник