Проблема чувства долга перед Родиной, героического поступка, смелости и отваги в военное время. (ЕГЭ по русскому)
Какие чувства человек испытывает в военное время? Будут ли это чувства страха за свою жизнь или непомерно сильного желания защитить Отчизну? Каким образом человек реализовывает свой патриотический долг? В данном тексте Виктор Александрович Курочкин ставит проблему чувства долга перед Родиной.
После команды комбата началось движение. Лейтенант Малешкин плохо понимал происходящую ситуацию, но точно знал о том, что любое промедление – смерть, нельзя стоять на месте. Малешкин приказал Щербаку двигаться, но когда тот повернулся к нему, то Саня его не узнал, ведь «у него в эту минуту лицо было без кровинки, словно высеченное из белого камня.» Поняв, что медлить нельзя, лейтенант взял инициативу в свои руки.
Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ
ОТПРАВИТЬ НА ПРОВЕРКУ
Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.
Он побежал вперёд и повёл за собой самоходку с Щербаком. В голове Малешкина не было ни мысли о возможной гибели, лишь мысли о долге: «Там фашисты… Их надо выбить!» Малешкин бросился в стан врага, им двигало лишь желание выполнить миссию, защитить страну.
Автор считает, что иметь привязанность, чувство принадлежности к Отчизне очень важно. Виктор Александрович уважает патриотов и понимает, что именно такие люди, беззаветно бросавшиеся в стан врага, являются истинными героями.
Я согласна с мнением автора, потому что считаю патриотизм, ощущение принадлежности к родной земле – одной из высочайших духовных черт человеческой личности.
В литературе не раз поднималась данная проблема. Например, в произведении Александра Сергеевича Пушкина «Капитанская дочка». Когда Пугачёв спросил Гринёва о том, согласен ли он перейти на его сторону и предать своих, он получил отрицательный ответ. Гринёв же, понимая, что отказ может привести его к смерти, всё равно остался верен Родине. Ведь его отец с детства прививал в нём патриотический дух. Именно чувство долга перед Родиной являлось решающим фактором в выборе Петра.
Также, данная проблема ставится в произведении Василя Владимировича Быкова «Сотников». Главными героями являются Сотников и Рыбак. Когда они попали в плен, Сотников ничего не рассказал врагу, даже находясь под жесточайшими пытками. А Рыбак, испугавшись пыток, выдал всё, что знал и перешёл на вражескую сторону. В то время, когда Рыбак боялся за свою жизнь, он поставил жизни других под удар, ведь он знал стратегически важные данные. Чувство долга и привязанности к Родине оставалось с Сотниковым даже перед лицом смерти. Смерть не испугала главного героя, он выполнил свой долг безукоризненно.
Подводя итог, можно сказать, что люди, в это нелёгкое время, испытывают совершенно разные чувства: одни – низменные, другие – истинно высокие и духовные. Долг перед своей Отчизной толкает людей на героические поступки. Испытывая принадлежность к своей родной земле, люди совершают невероятное: остаются неравнодушными к бедам ближних; они могут спасти десятки, сотни и даже тысячи людей.
Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем
Чтобы вывести это сочинение введите команду /id35712
Источник
Чувство долга перед Родиной
Признание фактора торжественного обещания, клятвы, данной «перед лицом товарищей» (т.е. публично) в качестве мотивирующей составляющей трудовой деятельности позволяет понять смысл таких форм повышения производительности труда как, например социалистическое соревнование. Его смысл, скорее, не столько в «спортивном азарте», как средстве достижения максимального результата, сколько в публичности заявленных претензий на лидерство. О том, что ты запланировал выполнить в определенный срок некоторый объем работы, благодаря соревнованию, знали все заинтересованные лица. Невыполнение ранее озвученного плана, как и нарушение данных обязательств, были для человека с советской моралью неприемлемыми, поскольку могли повлечь за собой общественное порицание. Потребность в общественном признании в данном случае определяла трудовое поведение соревнующихся в соответствии с принципом: «Дал слово — держи!». Именно поэтому, на наш взгляд, в годы войны часто практиковались публичные (коллективные и индивидуальные) заявления о взятых трудовых обязательствах. В качестве примера (а таких примеров десятки тысяч) приведем выдержку из резолюции членов артели «Красный пресс» г. Киров от 3 июля 1941 г. В ней говорилось: «Мы берем на себя обязательство ежедневно выполнять производственную программу, твердо помня, что каждый выпущенный предмет сверх плана — это удар по бандиту Гитлеру». Невыполнение ранее объявленных публично обязательств больно ударяло по самолюбию советских трудящихся. Инженер ГАЗа В.А. Лапшин приводит в дневнике характерный для того времени пример «установки» руководства предприятия на победу в социалистическом соревновании: «Позор будет всему коллективу, если эти красные знамена заберут у них другие заводы».
Аналогичный характер имели в годы войны движения передовиков производства, многостаночников, «двухсотников», «тысячников» и т.д. Об этих выдающихся примерах интенсивного труда написано достаточное количество научной и научно-популярной литературы2. Мы же ограничимся тем, что подчеркнем: все подобные «движения» и соревнования во многом были обусловлены действенностью такого морально-психологического фактора как чувство долга и коллективной ответственности за порученное дело. Восприятие значительной частью населения коллективистских моральных ценностей подтверждается также анализом такого уникального источника как письма граждан в органы власти с просьбами подтвердить свой трудовой стаж. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 июня 1945 г. труженики тыла награждались медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». Многие из награжденных первоначально отнеслись к этому без должного внимания: кто-то терял документы, или, вообще не являлся за медалью. В 1975 г. новый указ в связи с 30-летием победы над фашистской Германией предоставлял героям тыла льготы. После этого в архивы стали поступать письма от граждан с просьбами подтвердить их трудовой стаж и награждение медалью. В этих письмах содержится немало оценок и характеристик, относящихся к характеру труда в годы войны. Интересно, что многие из тружеников в тот исторический момент не осознавали характера и интенсивности своего труда, не видели альтернативы другому поведению, относились к нему как к единственно возможному. Только по прошествии десятилетий многие из них стали относиться к своему труду как к героическому. Жительница Кировской области Анисья Васильевна Лимонова вспоминала в письме: «В колхозе работать начала рано, пришлось научиться все делать. выполняла всю работу за взрослого. Как только мне исполнилось 16 лет, пришла повестка ехать в лес на заготовки. Тяжело вспомнить и трудно представить, как я, совсем девчонка, пилила вручную пилой, и таскала огромные бревна. Никаких условий труда тогда не было, голодные, босые». Характерно, что авторы подобных писем, чаще всего, не пытаются объяснить мотивы такого тяжелого труда. Для них основной мотив — необходимость. Таисия Ивановна Семенова так описывала свой труд: «И вот в годы войны с 11 лет вместе с матерью пошла на работу, выполняла всю взрослую работу. Трудились, не щадя самих себя, не разбирая взрослый или ребенок». Тем не менее, в некоторых письмах присутствует попытка объяснения причин, определявших мотивы интенсивного труда. Среди них — необходимость выживать, подчинение приказам, желание победы. Так, Лидия Георгиевна Чекушина 1925 г.р. писала: «Ведь нас не спрашивали тогда: можешь ли ты, или будешь ли ты работать, а мы знали, что война и надо было работать». Чувствуется в письме и обида на власть, забывшую их подвиг: «А как коснулось восстановить стаж, это никого не касается, а мы работали в лаптях, голодные и отказу не было, что я не пойду, а сейчас куда не обратись — везде отказ». Цель защиты Родины для многих была неотделима от семейных ценностей. Валентина Петровна Тлушкова в письме, адресованном Б.Н. Ельцину, 31 июля 1990 г. писала: «Работать надо было еще гак. Я и работала. Первое — надо семью кормить, надо родине помогать, чтобы завоевать победу». Отношение к строгости законов военного времени было, в основном, адекватным ситуации. Как писала Нина Ивановна Сысоляпина: «Дисциплина была строгая, но никто на это не обижался». «Жить надо было, поэтому и работали с утра и до ночи», — так сформулировала основной мотив труда Зоя Михайловна Ожогина. Пожалуй, самое емкое определение причин необходимой высокой трудоотдачи содержится в письме жительницы г. Мурманска Галины Андреевны Алехиной. В период войны она трудилась в Кировской области: «Хотя мы и были дети, но спрос был как со взрослых, потому что была война, и оставались в деревнях старики и мы — дети». Коллективная ответственность за судьбу страны, выраженная в форме торжественного обещания, была для военного поколения существенным фактором трудовой мотивации. Например, в письме М.Н. Градобоевой есть такие строки: «Я начала работать в начале 1943 г., а 2-го августа была проведена приказом. В этот день я стояла под знаменем дорогого вождя В.И. Ленина и давала свое честное советское слово работать честно, добросовестно и выполнять любые задания, что от меня потребует наша партия и правительство, и слово свое я с честью сдержала». Главная потребность, определявшая мотивы труда, — победа в войне, дававшая возможность вернуться к нормальной, безопасной, мирной жизни. Защита Родины и семьи, моральные принципы, подчинение и субординация — своеобразная ценностная система, сформированная общественной практикой функционирования советского общества еще в довоенный период. Война, как чрезвычайное обстоятельство, активизировала эти поведенческие нравственные императивы. Интересно, что материальное вознаграждение за труд как мотив труда стало актуальным для тружеников только «постфактум».
Лишь по истечении десятков лет, многие герои тыла осознали всю значимость своего труда и стали более настойчиво требовать заслуженной материальной компенсации душевных и физических затрат. Как писал И.А. Горшков: «А мы в войну о наградах и не помышляли, а вот сейчас на склоне лет особенно обидно становится, что, отдав свое молодое здоровье, силы, энергию, остаешься за бортом». Даже учитывая специфический характер письма-просьбы, который мог отразиться на воспоминаниях авторов, — усилить их желание (особенно в 1975 г.) связать мотивацию труда с коммунистическими идеалами, информация, содержащаяся в них, представляется нам вполне репрезентативной. Такое утверждение основывается, кроме прочего, на анализе источников личного происхождения, созданных непосредственно в период войны. Как вспоминала жительница Лысковского района Горьковской области В.В. Никитина (1927 г.р.): «Мужчины почти все ушли на фронт. А выращивать и убирать хлеб надо было. Работали все — и стар, и млад. Дома никто не сидел. Большие надежды возлагались на нас — школьников 8-9-х классов. Опускались руки от усталости, хотелось спать и есть, и не видеть бы снопов. Ждали с нетерпением, когда сломается молотилка, чтоб хоть часок вздремнуть прямо на копне. Починят молотилку, затарахтит она, окаянная, а всех как ветром сдуло. Бегает Мишка Злой (бригадир), кричит, матерится, никто не слушает его. Сон все переборол. Но вдруг в ночи раздастся чей-то голос: — Ребята, вставайте, пора! За Родину, за Сталина — давай! И пошла работа. ». Ветеран труда З.С. Мякишева из г. Кирова: «. хочу вспомнить не только о своей жизни и работе, а о том, каково было единодушие всего коллектива в быстрейшем разгроме врага. Рабочие сердцем осознавали свою ответственность и причастность к разгрому врага, знали, что от них зависит обеспечение зимней одеждой фронтовиков». Удовлетворение от успешно выполненной работы можно считать «индикатором» наличия чувства ответственности за результат труда. В.А. Лапшин, инженер ГАЗа, писал в дневнике по этому поводу: «22 ноября 1941 г. Всю неделю работали по ремонту компрессора и мотора. День и ночь был на заводе. Ночью прикорнешь где-нибудь на стуле, вздремнешь с полчасика — часик, и опять на ногах. Вчера всю работу закончили, сделали пробное включение мотора, пошел хорошо, затем соединили муфту, пустили с компрессором — тоже пошел хорошо. С большим чувством удовлетворения отправились домой. Колоссальную работу проделали в течение одной недели. По мирному времени этой работы хватило бы недели на три». 29 декабря 1941 г.: «Утром в столовой быстро распространился слух о том, что наш завод награжден правительством орденом Ленина. Это сообщение вызывает чувство гордости за завод и его коллектив. Я лично счастлив и горд сознанием того, что и моя заслуга очень небольшая, но uce-таки есть в том, что завод стал орденоносным». 2 января 1942 г.: «Настроение боевое. В особенности после того, как коллектив нашего завода стал орденоносным. При малейшей задержке в выполнении оборонных заказов принимаем немедленные меры». С другой стороны, автора дневника испытывает ощущение несправедливости в случае необоснованного, по его мнению, обвинения в нарушении технологии производства. Был нарушен принцип коллективной ответственности, что так возмутило В.А. Лапшина: «В частности записано, что чуть ли не главным виновником являюсь я. Вот это мило! Главный энергетик, на основании которого мы работаем, остался в стороне, а тут отвечай за все, что творилось. Как получать награды и премии — так мы тут, а как дело до ответственности — надо выставить других. Если дело дойдет до серьезного, так конечно я этого не оставлю». Здесь необходимо заметить, что чувство коллективной ответственности потенциально могло найти выражение и в юридической форме. Поэтому более понятным становится стремление некоторых трудящихся, по возможности, избежать ее. Ощущение сопричастности к общему делу является для автора дневника мощным конструктивным стимулом. Он неоднократно применяет к заводу, на котором работает определение «наш», практически не отделяя его успехи и неудачи от своих собственных. Когда В.А. Лапшину предложили перевод и повышение, он согласился с некоторой неохотой: «Рассказал о мотивах, побудивших меня уходить с завода после 12 лет работы. Жаль уходить с такого красавца-гиганта. С завода, который рос на моих глазах, с завода, на котором я сам рос вместе с ростом завода», «Хорош наш завод. Люблю завод».
Как ни странно, особую гордость и удовлетворение вызывает у автора дневника ощущение «винтика», причастного к великим свершениям «системы», особенно в период коренного перелома в войне. Он писал 7 сентября 1943 г.: «Сообщения каждый день передают одно другого лучше. Растет уверенность, что в этом году войну закончим. Каких событий свидетелями мы являемся. Грандиознейшие события. И отрадно бывает чувствовать, что и ты в этих событиях являешься малюсеньким винтиком». Не материальное вознаграждение, а признание его государством заслуг стало для В.А. Лапшина мощным импульсом трудовой активности. 10 марта 1944 г. за успехи в труде его наградили орденом Красной Звезды. Это событие было воспринято им на высоком эмоциональном уровне и трансформировалось в конструктивную мотивационную составляющую: «Это замечательное событие, не хватает слов описать те чувства, которые я сегодня переживаю. Настроение такое, что хочется сейчас бежать на завод и работать, работать и работать. Это дало мне прилив новой силы и энергии». При этом не стоит считать В.А. Лапшина исключительно «идейным», преданным лишь идеалам коммунизма. Он вполне адекватный к повседневным и, в первую очередь, семейным проблемам человек. Например, к увеличению рабочего дня для своей жены он относится негативно: «4 октября 1944 г. Валю назначили зав. физиотерапевтическим отделением с тремя стационарами. Работы ей теперь прибавилось. Это нехорошо. Она, все-таки, такая слабая здоровьем». Власть, старалась постоянно поддерживать в сознании трудящихся элемент аналогии между воинским долгом и обязанностью четко выполнять производственные задания. Ощущение значимости для общего дела труда каждого человека также было необходимым волевым импульсом активного труда. Первый секретарь Горьковского обкома ВКП(б) М.И. Родионов на X пленуме обкома 27 марта 1942 г. говорил: «Если только у кого-нибудь есть такое настроение, что все зависит не от него, пропадет такой человек Большевики всегда исповедовали такую мораль, что все зависит от меня, как я активно буду работать». Отрицательный пример показывал: как не должен поступать советский человек. Изучение таких фактов и отношения к ним со стороны трудящихся и руководителей позволяет, в свою очередь, реконструировать «нормальные», общепризнанные формы поведения, связанные с чувством ответственности и долга. И.И. Пермовский, описывая в дневнике реакцию населения на бомбежку Горьковского автозавода 5 ноября 1941 г., приводит характерные оценки действиям местных властей: «Гигантские столбы огня и дыма. Гибли труды людей. Пропадали ценности. Останавливали идущих от завода людей, спрашивали, какие цеха горят. Отвечали по-разному, с горечью, с равнодушным тупым молчанием. — Такой завод не сумели сберечь! Позор! На тротуаре мужчина в очках в высокой каракулевой шапке говорит. — Это дело никуда не годится! Завод горит от зажигательных бомб, у нас в Москве этого не допустили бы. У нас мальчишки, играя, с ними управляются. На крышах дежурных нет. Все разбежались! Полная безответственности». В данном случае обращает на себя внимание, с одной стороны, выраженное сожаление по поводу утраты коллективно создававшихся ценностей. С другой — указание на безответственность со стороны местной власти как на причину потери результатов труда тысяч людей.
Резкое ухудшение материально-бытовых условий проявило некоторые негативные черты человеческого характера, противоположные чувству долга и коллективной ответственности: индивидуализм и невнимание к проблемам других людей. Как писал Н.М. Добротвор 6 декабря 1941 г.: «Люди стали грубы, непочтительны друг к другу. С одной стороны, отвага, геройство, самопожертвование, а с другой — проявления черствости, грубости». 3 июня 1942 г.: «Вакханалия спекуляции и блата. Жутко честному человеку. Война рождает героев и поднимает накипь человеческих отбросов наверх. Сегодня слышал: «Раньше было: не трудящийся да не ест, а теперь наоборот: трудящийся не ест». Это намек на блат». В.П. Киселев 6 ноября 1941 г., находясь в одном из районов Горьковской области, сделал такую запись в дневнике: «Встречаю людей, которые о себе сами говорят — признаются: «Если зовут на колхозную работу, то обуть на ноги нечего, а себе за дровами только бы лошадь колхоз дал — обувь найдется». Вот как выросло сознание за двадцать четыре года Советской власти». Отсутствие чувства ответственности и долга было более характерно для трудящихся, ориентированных на узко личные интересы. Такие приоритеты вызывали у человека с советской моралью осуждение и неприятие, как не способствующие достижению общей цели. Мера воздействия на таких трудящихся, в основном, также выражалась в методах морально-психологического воздействия. Правда, надо сказать, что от осуждения морального до осуждения в юридическом смысле был «один шаг». Так, согласно политдонесениям в Кировский обком ВКП(б), в начале войны в области наблюдались случаи безответственного поведения рядовых трудящихся и коммунистов. В областном управлении связи электротехник Бабинцев, член ВКП(б), после речи по радио В.М. Молотова 22 июня 1941 г. получил задание на установку телефонов по мобилизационному плану. Выполнив со своей бригадой поставленную задачу, т.е. дневную норму, он собирался идти домой. Начальник телефонной станции попросил его остаться ввиду возможного нового задания, но тот отказался, заявив: «У меня выходной день, что вы меня дергаете». Как сказано в документе, после этого «его стали уговаривать беспартийные товарищи — давайте подежурим. Это наша задача. Бабинцев отказался». В результате «виновному» был вынесен «строжайший выговор» по партийной линии. Состояние выбора между личными и общественными интересами — ситуация довольно показательная, особенно в кризисной ситуации. Анализ документов показывает, что неприятие коммунистической коллективистской морали было более характерно для лиц, так или иначе пострадавших от новой власти. Ярко выраженный индивидуализм и следование личным интересам можно отнести к демотивирующим факторам. Подобные факты, не являясь массовым явлением, тем не менее, вызывали стойкое неприятие со стороны «сознательных» трудящихся. Например, работница артели «Игрушка» г. Кирова Лысцова до войны, как отмечается в политинформации обкома, «работала хорошо, а в июне все время переделывала свой брак». Когда коллеги-работницы сделали ей замечание, она выразила сожаление по поводу прежней жизни: «Раньше я ела сливочки, пила наливочки, вот это была жизнь, а теперь и поесть нечего. Дали бы мне револьвер, я бы вас всех перестреляла». В артели «Верный путь» сторож Бакин, сын крупного кулака, в один из дней явился на работу пьяным. В документе отмечается, что «члены артели просят выгнать его из артели, как дезорганизатора». Как видим, пьянство на рабочем месте воспринималось большинством как безответственное поведение. В Макарьевском районе Кировской области «бывший торговец» Доронин, узнав об объявлении войны, «среди колхозников заявил: «Бросай работу! Война!» И два дня не работал. Дочь его, депутат сельсовета и зять первыми бросили работу». Можно с уверенностью утверждать, что пьянство и, так называемое, самоснабжение, особенно со стороны ответственных работников отрицательно воспринималось трудящимися, вносило дискредитирующий элемент в восприятие власти и негативно отражалось на трудовой мотивации. Призывы к интенсивному труду плохо сочетались с антиобщественным обликом таких руководителей. Безответственность в их поведении не оставалась не замеченной рабочими и колхозниками. Так, в январе 1942 г. в редакцию газеты «Горьковская Коммуна» поступило письмо от гражданки Кашеваровой, жительницы Залесского района, с жалобой на первого секретаря райкома ВКП(б). В письме приводились факты пьянства и самоснабжения. Письмо было перенаправлено в обком партии, и по данной информации была проведена проверка, которая, в основном, подтвердила указанные факты. В справке по расследованию этого инцидента говорилось: «Население видит эти факты пьянства и высказывает свое недовольство. Тов. Кириллова, жена бывшего секретаря РКВКП(б), проживающая в одном доме с т. Мироновым (один из руководителей района), говорит, что пьют каждое воскресенье и становится стыдно за таких руководителей, влияние войны на которых ни в какой степени не отразилось». Формирование позитивных поведенческих императивов, основанных на восприятии советской коммунистической морали, было актуальным на протяжении всей войны. Это можно подчеркнуть, используя в качестве примера издание популярной брошюры с характерным названием: «Черты советского человека». В ней в форме небольших повестей раскрывался и одновременно пропагандировался позитивный образ советского человека, коммуниста, готового пожертвовать всем и самой жизнью ради общего дела.
В повести «Люди на плоту» рассказывалось о том как немецкий самолет разбомбил пароход и все, кто спасся, плыли на плоту. Военный фотограф едва не утонул, но не бросил фотоаппарат — «Лейку». Вдруг он увидел плот, на котором были три мужчины и женщина. Она плакала. «Кто здесь коммунист?» — спросил фотограф. «Я» — сказал одни из мужчин. «Тогда вы должны успокоить ее». Тут волна смыла фотографа. На плоту подумали, что он утонул. Через некоторое время коммунист с плота пришел в редакцию, где работал фотограф сообщить о его гибели и героическом поведении и с удивлением узнал, что тот спасся. «Ваш окрик вернул нас всех к жизни», — сказал коммунист, обращаясь к фотографу. Как бы мы сегодня не оценивали сущность и последовательность советской коммунистической морали, необходимо признать, что в условиях Великой Отечественной войны именно она стала мощным духовным стимулом самоотверженного интенсивного труда на заводах, фабриках, в колхозах и совхозах. Проанализировав факторы, формировавшие духовный облик гражданского человека периода Великой Отечественной войны, и основные мотивации его поведения, можно реконструировать те черты его духовного портрета, которые способствовали организации сопротивления врагу, благодаря наличию и развитию которых государство добилось победы в войне. Кроме того, можно определить черты, противоположные конструктивным, которые подавлялись государством, поскольку в потенциале могли помешать организации обороны.
Источник