Почему матери бросают своих детей и как остановить это безумие?
«Заперла в квартире», «Бросила в кафе», «Оставила в гостинице», «Привязала к дереву в лесу, надела на голову мешок». Информация о чудовищных поступках матерей, о брошенных детях льется через край. От трагедий, которые происходят с малышами, бросает в дрожь. В последнее время таких диких историй стало так много, что невозможно молчать. Почему матери бросают своих детей и как остановить безумие? Поговорим об этом.
Кто-то из моих коллег написал, что ленты новостей о брошенных детях напоминают сводки военного времени. А ведь это так. «Девочка умерла от голода в квартире», «мальчик с цепью на шее пришел в магазин», «ребенка нашли в лесу с мешком на голове», «новорожденного положила в пакет и оставила на углу магазина».
Говорят, нет ничего сильнее, чем материнский инстинкт. Он просыпается в женщине с рождением ребенка. Первый толчок в животе, первый крик, первый вздох, первая улыбка — разве может быть что-то прекраснее, чем эти невероятные по силе эмоций мгновения? А какое блаженство, когда тебе впервые кладут на живот только родившееся дитя! Какой у него сладкий запах, как беспомощно тянется к груди матери. Вот оно, самое большое женское счастье, о котором можно только мечтать! Только береги, люби, будь рядом!
Увы, так не у всех. Есть матери, которые «вырвали» любовь из сердца. У них нет материнского инстинкта, они потеряли связь с ребенком, превратились в агрессивных, бездушных особей, которые обрекли своих детей на смерть.
Не проходит и недели, как интернет взрывает новая история, пугающая своей жестокостью. Не поддается здравому смыслу то, что происходит. Чем женщинам помешали их малыши? Неужели сердце матери не дрогнет, когда она поворачивает ключ в замке и оставляет умирать беспомощную кроху? Почему женщины отказались от самого дорогого в жизни, от родных детей? Неужели желание быть «свободной» сильнее материнского инстинкта?
Ангел под замком
Жуткая трагедия случилась в феврале в Кирове. До сих пор не утихают разговоры об этой шокирующей истории. Трехлетняя Кристина, которую мать оставила одну в квартире на целую неделю, умерла от голода. 21-летняя Мария поехала развлекаться и не возвращалась домой целых семь дней. Без еды и воды (мать перекрыла краны) малышка не выжила. Она скончалась от обезвоживания. В этот день ей исполнилось три года. Тело внучки обнаружила бабушка, которая пришла поздравить ее с днем рождения.
Мария тоже поздравила дочку. Она опубликовала на своей странице в социальной сети Инстаграм пост с поздравлением и пожеланием быть «самой счастливой и здоровой». Мать назвала девочку «своей жизнью» и «ангелом». Отвечая на комментарии, обещала ее «зацеловать». О том, что дочери больше нет в живых, еще не знала.
Но потом, во время допроса следователи обомлели от ее хладнокровного признания: она намеренно закрыла дома ребенка без еды и воды. Не было даже чувства вины. Это пугает.
Полная невероятной боли за малышку история вызвала большой резонанс в обществе. В одной из соцсетей жители Кирова в петиции потребовали применить самое суровое наказание для Марии Пленкиной. «Мы считаем, что такое отношение к ребенку недопустимо в нашем обществе и заслуживает особого наказания для данной девушки. Она совершила тяжкое преступление, за которое должна понести заслуженное суровое наказание. Это должно стать примером для молодых семей и молодых матерей-одиночек», — сказано в петиции.
«Когда-нибудь встречу эту тварь и убью своими руками», – говорила бабушка погибшей в эфире передачи «Пусть говорят» на Первом канале. Однако не все поверили ее словам. По мнению многих людей, высказывающих свое мнение в СМИ, мать Марии негативно повлияла на ее поведение и образ жизни. Этот мотив подтверждают и ученые. Они утверждают, что насилие над собственными детьми — это символическое нападение на тело своей матери.
Например, в «Известиях» поделились мнением опытного психиатра Эстелы Уэллдон, которая долгие годы изучала психологию матерей, убивших своих детей. Она убедилась, что такие женщины считают их не отдельной личностью, они страдают нарциссизмом и считают ребенка продолжением себя. А чувство вины у этих матерей может не появляться очень долго. Помочь способен только опытный психиатр. Говорят, работать с подобными пациентами приходится долгое время.
Отношения с матерью — это только одна из причин неадекватного поведения. Мария толком нигде не работала, так, подрабатывала в кафе и клубах, любила погулять и выпить, активно общалась с подружками, в соцсетях, выставляя в основном свои фотографии в выгодном ракурсе. Раньше ее судили за мошенничество. Ребенок мешал ее жить в свое удовольствие, и она собиралась отдать девочку, отец которой недавно вышел из тюрьмы, в детдом. Но почему-то эти угрозы не насторожили никого из окружения молодой женщины.
«Лучше пусть так, чем по помойкам»
А как объяснить поступок Дианы из Санкт- Петербурга, которая в мае этого года бросила шестимесячную дочь одну, без еды и воды? Вместе с сожителем (отцом ребенка) она просто ушла, оставив малышку в холодном доме, который пара снимала. К счастью, голос плачущей девочки услышал родственник, случайно пришедший в гости. Полицейские разыскали «кукушку». Можете себе представить — мать тоже ничуть не сожалела о том, что сделала!
Она росла в большой семье, где было 11 детей и всегда остро ощущался дефицит любви. Когда дети выросли и стали совершеннолетними, мать просто выгнала их из дома, чтобы не мешали. Диана, например, родила еще до совершеннолетия, и в ее 20 лет у нее уже четверо детей. Знаете, что она писала о них на своих страницах в соцсетях? «Самое дорогое и самое ценное в жизни — это наши детки, без детей жизнь совсем не та», «Вот это счастье».
Какими же лживыми оказались ее слова. Ведь трое детей уже в детдоме. Со своим гражданским мужем они скитаются, живут где придется. Следователи спросили, почему она, мать, так жестоко поступила со своим беспомощным младенцем, который мог умереть, если бы не нашли. Она ответила : «Лучше пусть так, чем со мной, по помойкам». Вот на такое горькое «счастье» она обрекла свою крошку. Оставила в холодном «гнезде» и «улетела».
Жертвы инстаграма
К сожалению, много разрывающих душу историй сейчас обсуждают в СМИ, на телевидении, в соцсетях. Кстати, есть такие, кто считает, что именно активные сообщения в СМИ и в интернете провоцируют некоторых людей, находящихся в трудной жизненной ситуации, дублировать жестокие поступки.
В феврале неподалеку от Москвы мальчика с мешком на голове заметил проезжавший мимо водитель. Ребенок рассказал, что мать отвела его в лес, привязала к дереву и надела на голову и руки большой мусорный пакет, замотала скотчем, чтобы не мог снять. Ребенку просто повезло, что он не задохнулся и разодрал пакет. Что творилось в сердце матери, которая убивала ребенка, какое на нее нашло затмение?
Еще одна мать бросила сына в торговом центре. «Оставьте его себе!» — предложила она сотрудникам центра. Другая привела трехлетнюю Наташу в детскую поликлинику и оставила там, потому что ребенок мешал ей жить. Жительница Санкт-Петербурга бросила двоих малышей своей матери и уехала в неизвестном направлении, оставив записку в памперсе: «Я устала быть матерью. Я уезжаю в другой город.»
Никакому здравому смыслу поступки этих женщин не поддаются. Каждый, кто пропускает эти трагедии, эти жестокие повороты детских судеб, через себя, стараясь найти какое-то объяснение поступкам «кукушек». Кто-то считает, что «Они — продукт нового времени, новых ценностей. «Бери от жизни все!». А отдавать — это не модно. Легкая и «красивая» жизнь — это цель». Кто-то убежден, что, к сожалению, молодежь не в состоянии противостоять той пропаганде жизни в удовольствие, которая навязывается отовсюду. Другие пишут в комментариях: «Девушка, бросившая детей матери — это продукт времени и системы. Я бы назвала таких мам «жертвы инстаграма». Действительно, есть такие, кто за чей-то лайк готов даже душу дьяволу продать.
«Не ошибка, а характер»
Есть и более категоричные мнения: «Эти матери психически ненормальные. Их надо лечить. А детей — хорошим людям в приемную семью». Или: «Они сами и виноваты. Хотят веселья и удовольствий, а страдают их дети. Только не надо сю-сю про то, что молодая и неопытная. По неопытности люди совершают ошибки в разном возрасте, а потом их исправляют. Стиль жизни — это не ошибка, а характер».
Стоит прислушаться и к мнению психолога, специалиста по семейным отношениям Натальи Искры. Она считает, что такое происходит, потому что мамы, особенно молодые, не смогли найти поддержки и не могли снять накопившуюся усталость. Вот что говорит эксперт: «Материнский инстинкт есть у 30 процентов женщин. Он работает, пока женщины не перестают кормить грудью. Это год, полтора. Максимум до трех лет. А дальше уже социальные нормы. Ты уже видишь другие смыслы, чтобы быть мамой».
Другой психолог, Александр Шахов считает, что «Ситуации с избавлением от детей противоречат природе и материнским инстинктам, поэтому говорят о «серьезном сбое». Либо поступок говорит о неадекватном восприятии реальности, либо о полной деградации личности и отсутствии нравственных ценностей».
Страшно, что жестокие поступки женщин-матерей становятся сегодня опасной тенденцией. Конечно, все эти женщины будут наказаны по закону. Но самый справедливый суд – это людской и божий. Разве можно отмолить прощение за то, что натворили безумные матери? А самое страшное, что за это придется рассчитываться самым невинным и беззащитным в этом мире – детям.
Почему матери становятся такими жестокими? Что мы упускаем в воспитании будущих родителей? Почему сегодня мы так невнимательны и равнодушны к тем, кто рядом и нуждается в помощи? Как бы вы, дорогие читатели, ответили на эти вопросы? Поделитесь своим мнением!
Источник
Как мать отказалась от ребенка и встретила его через 12 лет
Трудно понять, что чувствует мать, которая через 12 лет впервые встречается со своим ребенком, от которого отказалась сразу после его рождения. Я не знаю, что чувствует ребенок, когда впервые смотрит на биологическую мать спустя 12 лет после рождения. Наверное, каждая мать и каждый ребенок чувствуют что-то свое. Я не знаю, всем ли разлученным детям и родителям нужны такие встречи… Но недавно я была свидетелем встречи матери с 12-летним сыном, которого она оставила в роддоме. Мальчику было 4 года, когда его усыновила семья из Америки. Даже непрямое участие в этой встрече заставило меня о многом задуматься и во многом себя устыдиться…
Скажите, какие чувства вы испытаете, если дочь ваших близких друзей откажется от своего ребенка? Первая мысль — о том, что в семье случилась трагедия, а потом думаешь, чем помочь несчастной матери? Возьмут ли ребенка бабушка с дедушкой? И нельзя ли быть чем-нибудь полезной? Если речь идет о семье друзей или людей, чья жизнь нам понятна, мы можем экстраполировать свои чувства на их жизненную ситуацию. Мы можем понять, что если женщина, выносившая своего ребенка, отказывается от него, значит, она отчаянно несчастна. Тогда скажите, почему мы так безапелляционно жестоки или просто равнодушны, если речь идет о незнакомых нам матерях, оставляющих детей в роддомах? Почему признав их безответственными, мы отказываем им в понимании, сочувствии и помощи?
Дедушка моего друга насмерть замерз среди бела дня на людной улице. У него случился сердечный приступ, и он упал. Стояли февральские морозы, но люди подумали, что он пьяный, и к нему никто не подошел, потому что окружающие были «приличными людьми», и валяющиеся на улице «пьяницы» не входили в «границу их ответственности». Матерей, бросающих своих детей, мы тоже исключили из «границы нашей ответственности». Мы их осуждаем и презираем. «Они недостойны быть матерями. Они не матери. Они даже не люди». Такое я часто слышу. За наш снобизм и равнодушие расплачиваются брошенные дети, их матери и мы сами, забывшие заповедь «осуди грех и прости грешника».
Часто женщины, попавшие в трудную ситуацию, сталкиваются с безразличием к себе, своей беременности, своей неудачной жизни. Они заранее знают о презрении, которым покроет их общество после того, как они родят и откажутся от детей. Но если они родят и не откажутся, они тоже будут ненужными обществу, которое их просто не заметит.
И вот мать начинает ненавидеть свое дитя, еще не покинувшее ее утробу, травить его, внушать ему мысль, что, даже еще не родившись на свет, он уже никому не нужен в этой жизни, включая родную мать. Не удивительно, что суицид кажется многим брошенным детям единственным решением их проблем.
Я знаю, что есть женщины, которые рожают много раз и столько же раз отказываются от своих детей, не испытывая при этом мук совести и раскаяния. Но я знаю и другие примеры — женщин, чью судьбу наше участие могло бы изменить. Может быть, получив нашу поддержку, некоторые из них нашли бы в себе силы преодолеть страх перед трудностями и любить своего ребенка. Может быть, были бы и такие, кто, не решившись забрать ребенка из роддома домой, все-таки любил бы его и молился о нем в разлуке… И кто знает, может, такая мать все-таки через какое-то время вернула бы себе ребенка. В жизни нет черного и белого, в жизни очень много полутонов.
Но мы часто об этом забываем.
История, в которую мне случилось быть вовлеченной, произошла в семье моих близких друзей из Америки. Они усыновили с интервалом в 1–2 года четверых детей в возрасте от 3 до 10 лет. Теперь у них два сына и две дочери. У кого-то из детей процесс адаптации в новой семье шел легче, у кого-то труднее. За 9 лет родительства мои друзья, образованные, умные, добрые люди, сформировались в почти профессиональных педагогов, мудрых и любящих, готовых пластично изменять свою жизнь в соответствии с тем, что диктуется потребностями их детей. Они все время ищут новые подходы к детям, чтобы помочь преодолеть те барьеры, которые сформировались в их сознании за время их трагического сиротства.
Наверное, у каждого усыновленного ребенка, независимо от истории его сиротства, все, что связано с биологическими родителями, превращается в источник постоянного внутреннего беспокойства, которое дети не всегда полностью осознают. Мои друзья решили, что они не хотят, чтобы их дети оставались один на один со своим «скелетом в шкафу». Тема биологических родителей обсуждалась с детьми подробно и вдумчиво, когда дети этого хотели. Но из четверых детей один мальчик все же проявлял беспокойство о своем происхождении. Оно выражалось в его волнении за судьбу биологической матери. Он часто повторял приемной маме, с которой они очень душевно близки: «Я волнуюсь за маму, как она там?…»
И вот мальчик при поддержке приемной мамы решил написать письмо биологической матери. Это было сбивчивое письмо 12-летнего ребенка, где признания в любви чередовались с отчетами о школьных оценках и описанием пристрастий в спорте. Когда я была в Америке, моя подруга навестила меня и привезла мне это письмо, фотографии мальчика, адрес проживания биологической матери (на момент ее отказа от ребенка). Она попросила меня перевести письмо на русский, попробовать найти эту женщину и передать ей это письмо и фотографии.
Я застала эту женщину дома с первого раза. Когда я рассказала ей, кто я такая и с каким поручением приехала, я заметила перемену в ее отношении ко мне: я перестала казаться ей чужаком с улицы и стала чем-то очень важным — неким механизмом, при помощи которого части мозаики начали медленно дрейфовать к своему «родному» положению. Она рассказала мне про свою непростую жизнь. Жалости к себе там не было, но не было и показного самобичевания. В этом рассказе было много детского одиночества, человеческого безразличия к ее судьбе, пронзительной, примитивной и очень искренней мудрости.
Отказ от сына постоянно присутствовал в оценке всего, что происходило с ней в жизни. Она не решилась забрать своего ребенка после рождения, поскольку неожиданно оказалась без мужа, без работы и с двумя детьми на руках. Возможно, тот факт, что сама она воспитывалась бабушкой, так как ее мать умерла вскоре после ее рождения, привел к тому, что она не была достаточно адаптирована для того, чтобы искать помощь в государственной системе соцзащиты. Кроме того, на дворе стоял 1993 год, а мы помним, какой была тогда система соцзащиты.
Все эти годы она смотрела передачу «Найди меня» в надежде увидеть там своего брошенного сына. Почему, думая и помня о своем ребенке, она не пробовала найти его сама, я не понимаю. Мне кажется, что многие ее поступки, а точнее, ее бездействие, вытекают из того, что она в своей жизни слишком мало получила любви и поддержки от окружавших ее людей и не надеется на их понимание в будущем.
Когда я спросила ее, хочет ли она увидеться со своим сыном, она сразу ответила: «Да». Я подробно описала эту встречу подруге. Она с сыном решила приехать на встречу в ноябре.
Я созванивалась несколько раз с биологической матерью, организовывая эту встречу. Наконец, мы с ней приехали в гостиницу, где нас ждала моя подруга со своим приемным сыном. Приемный отец, к сожалению, приехать не смог, оставаясь дома в Америке с остальными тремя детьми.
Трудно описать, как волновалась я, и, наверное, невозможно даже представить, что чувствовали эти трое, связанные судьбой прочными узами, но разделенные океаном, границами, языковым барьером, историей всей жизни. Но что-то большое их объединяло, я это чувствовала. Мне казалось, что это любовь. Это чувствовалось в напряженной внимательности, в доброжелательной осторожности, с которой они общались. Никто не бросался друг другу в объятия — слишком все было непросто, но у всех дрожали руки и голоса, а глаза напряженно всматривались, задавали вопросы…
Я была переводчиком во время их беседы, если так можно назвать попытки отдельными вопросами воссоздать жизнь, прожитую врозь. Встреча, безусловно, состоялась в том смысле, что прорвавшись через все исторические, географические и культурные препоны, они ощутили себя близкими людьми. В конце биологическая мать со слезами на глазах благодарила приемную за то, что она с такой любовью растит и воспитывает ее биологического ребенка. Приемная мать благодарила биологическую за то, что ребенок чувствовал себя любимым в ее утробе, сохранил любовь к матери и умеет любить мир, который его окружает.
Одна мать спрашивала другую: «Когда тебе очень плохо, как ты успокаиваешься?»
— Я говорю себе — все хорошо, у меня и детей есть, где жить.
— А я иду на конюшню, ухаживаю за моим любимым конем, обнимаю его, вдыхаю его запах, и это успокаивает меня.
Они такие разные, но вот они сидят вместе, и превращаются в нечто целое.
Вечером мальчик радостно кричал своему приемному отцу по телефону: «Папа, представь, мои зубы такие не потому, что я палец сосал, — у мамы точно такие же!»
Я все думаю, почему нам так важно осознавать свою кровную принадлежность. Может быть, осознание своей связи с родителями дает надежду на продолжение жизни, на вечность?
На следующий день мы запланировали встречаться дома у биологической мамы, чтобы мальчик мог познакомиться со своим старшим братом. Как это обычно и бывает, непосредственности общения детей можно было только поучиться. Отсутствие общего языка ничуть не помешало им кататься вместе на велосипеде, рисовать, слушать музыку и быть довольными друг другом. Конечно, младший брат был в восхищении от старшего…
Когда моя подруга с приемным сыном улетали домой, в аэропорт я не поехала. Их провожала биологическая мама. Конечно, они заблудились, поскольку впервые провожали кого-либо на международный рейс, но к самолету успели. Я подумала тогда, что этой большой семье нужно учиться общаться без переводчика. Они общаются до сих пор.
Я часто думаю о том, почему приемная мама повела себя именно так — в то время как многие приемные родители стараются закрыться от истории ребенка, от его биологической семьи, сделать вид, что этой истории просто нет? Почему мы все время пытаемся все упростить, разделить на черное и белое, дать заранее ответы на все вопросы, которые могут возникнуть у ребенка в будущем? Почему мы бежим от жизни, такой сложной, но данной нам именно в таком виде? Почему у этой приемной мамы не было желания осудить, отгородиться, а было только стремление понять, помочь и попытаться что-то изменить?
Источник